– Сколько времени вы находились в его обществе? – Почти полчаса, а за полчаса я могу сказать очень многое. – Не сомневаюсь. Но время суда и присяжных заседателей нельзя расходовать на пустую болтовню. – Мандельбаум посмотрел на присяжных одним из своих понимающе-сочувственных взглядов и снова обратился к Вулфу: – Вы не обсуждали своих показаний с обвиняемым? – Нет, сэр. – Дали ли вы ему какие-либо советы относительно построения его защиты? – Нет, сэр. Я не давал ему вообще никаких советов. – Предложили ли вы ему провести какое-нибудь расследование, которое способствовало бы его защите? – Нет, сэр. – Тогда чего ради вы добивались с ним свидания? – Один момент! – Донован вскочил на ноги. – Насколько я понимаю, Ваша честь, это свидетель обвинения, а не защиты. И разве это прямой допрос? Самый настоящий перекрестный, и я возражаю против него. Судья Корбетт согласно кивнул: – Возражение поддерживаю. Мистер Мандельбаум, вам хорошо известно, как следует проводить допрос свидетеля! – Но я же столкнулся с непредвиденными обстоятельствами! – Все равно он остается вашим свидетелем. Допрашивайте его в этом качестве. – Кроме того, мистер Вулф наказан за оскорбление суда. – Пока нет. Наказание временно отменено. Продолжайте, советник. Мандельбаум взглянул сначала на Вулфа, потом на присяжных, подошел к столу, постоял с минуту, уставившись на него, поднял голову и сказал: – Больше вопросов не имею. Джимми Донован поднялся с кресла и выступил вперед. Но обратился он не к свидетелю, а к судье: – Ваша честь, считаю необходимым заявить, что я ничего не знал о сегодняшней встрече свидетеля с моим подзащитным как до, так и после нее. И узнал о ней только здесь и сейчас. Если вы считаете нужным, я могу повторить свои слова под присягой. Судья Корбетт покачал головой: – Мне это представляется излишним, мистер Донован. Разве что того потребуют дальнейшие события. – В любое время, Ваша честь. – Донован повернулся к свидетелю. – Мистер Вулф, почему вы добивались сегодня утром свидания с мистером Эшем? Вулф выглядел несколько расслабленным и отнюдь не торжествующим. – Потому что получил информацию, которая порождала сильные сомнения в его вине. Я хотел незамедлительно все это изложить суду и присяжным. Как свидетель обвинения, да еще при наличии ордера на арест, я оказался в весьма затруднительном положении. Вот я и решил, что, если бы мне удалось потолковать с мистером Эшем, этот факт наверняка был бы обнаружен в ходе моего допроса. А если так, то мистер Мандельбаум обязательно спросит у меня, о чем шла речь на этом свидании. Поэтому я и хотел изложить мистеру Эшу как можно подробнее свои предположения и то, что мне удалось обнаружить. Если бы мистер Мандельбаум разрешил мне повторить все, что я сказал мистеру Эшу, дело было бы сделано. Если бы он удалил меня со свидетельского места прежде, чем я закончу, я посчитал бы возможным, что во время перекрестного допроса защита предоставит мне возможность продолжить мои соображения. Вот я и стал добиваться свидания с мистером Эшем. Судья нахмурился. Кто-то из присяжных фыркнул, остальные осуждающе посмотрели на него. В зале зашевелились, послышались смешки. Я с завистью подумал, что у Вулфа стальные нервы. Правда, насколько мне было известно, он не нарушил никакого закона. Донован задал ему ясный вопрос и услышал от него предельно ясный ответ. Я бы очень дорого заплатил за возможность посмотреть Доновану в лицо. Впрочем, если на нем что-то и отражалось, то голос оставался совершенно бесстрастным. – Говорили ли вы мистеру Эшу еще что-нибудь, помимо того, о чем упомянули в своих показаниях? – Да, сэр. – Пожалуйста, расскажите об этом присяжным. – Сказал, что самовольно ушел вчера из этого зала, сознавая, что рискую быть наказанным за оскорбление суда, чтобы проверить правильность своих предположений. Сказал, что взял с собой своего помощника Арчи Гудвина и отправился в офис компании «Отвечает Бэгби» на Шестьдесят девятой улице, где была убита Мэри Уиллис. Сказал, что, посмотрев на коммутаторы, сделал заключение: ни у одного оператора не имелось возможности… Мандельбаум поднялся: – Возражаю, Ваша честь! Личные заключения свидетеля недопустимы. – Но он ведь просто пересказывает свой разговор, – ровным голосом пояснил Донован, – все то, что утром сообщил мистеру Эшу. – Возражение не принимаю, – сухо произнес судья Корбетт. Вулф продолжал: – Я сказал, что пришел к выводу: ни одна из телефонисток не имела возможности часто заниматься подслушиванием телефонных разговоров так, чтобы остальные этого не заметили. Так что если такое и практиковалось, то только коллективно. Я сказал, что имел продолжительные беседы с двумя операторами, Элис Харт и Беллой Веларди, которые там работали и жили вместе с Мэри Уиллис. И получил два подтверждения своим догадкам. Первое: они были страшно встревожены, когда я объявил о своем намерении провести полное расследование, и совершенно неоправданно терпели мои грубости. Второе: бросалось в глаза, что все девушки-телефонистки жили не по средствам, на свои капризы и экстравагантные запросы они тратили гораздо больше, чем зарабатывали. Я сказал… Могу ли я спросить, сэр, необходимо ли и далее повторять «я сказал»? – Думаю, нет, – ответил Донован, – при условии, что вы будете точно придерживаться того, что сегодня утром сообщили мистеру Эшу. – Понятно, сэр. Чрезмерность многих приобретений очевидна также и для третьего оператора, мисс Хелен Вельц. У нее был выходной день, так что мы с мистером Гудвином поехали в ее загородный дом близ Катоны в округе Уэстчестер. Мисс Вельц была обеспокоена даже сильнее двух первых телефонисток, находилась практически в состоянии истерики. Вместе с ней был некий мистер Гай Унгер, он тоже переполошился. После того как я заявил о своем намерении тщательным образом расследовать все, связанное с деятельностью фирмы «Отвечает Бэгби», мистер Унгер изъявил желание поговорить со мной без свидетелей и предложил мне десять тысяч долларов за услуги, которые не уточнил. Я понял, что он хочет меня подкупить, чтобы я отступился от данного дела, и отклонил его предложение. – Вы все это сообщили мистеру Эшу? – Да, сэр. Тем временем мисс Хелен Вельц имела частную беседу с мистером Гудвином. Она сказала ему, что хочет посоветоваться со мной, но сначала должна отделаться от мистера Унгера. Она обещала позвонить позднее мне в офис. Вернувшись в город, я не осмелился возвратиться домой, поскольку меня должны были арестовать, поэтому мы с мистером Гудвином поехали в дом нашего друга, а мисс Вельц приехала туда же где-то после полуночи. Мой натиск окончательно сломил ее, она была в панике. Она призналась, что на протяжении ряда лет все происходило именно так, как я и предполагал. Все операторы коммутаторов участвовали в прослушивании телефонных разговоров, в том числе и Мэри Уиллис. Их руководитель, Элис Харт, собирала информацию… Тут Вулфа прервали. Элис Харт и сидевшая рядом с ней Белла Веларди одновременно поднялись и направились к выходу. Взгляды всех присутствующих были направлены на них, даже судья Корбетт посмотрел туда, но никто ничего не сказал и не предпринял. Когда дамы были уже в пяти шагах от двери, я крикнул охраннику: – Первая – Элис Харт! Он загородил ей дорогу. Судья Корбетт распорядился: – Офицер, ни один человек не имеет права покидать зал. Присутствующие зашептались, заерзали на местах, некоторые стали приподниматься. Судья пустил в ход свой молоток, требуя порядка, но даже ему не удалось сразу утихомирить публику. Мисс Харт и мисс Веларди были вынуждены вернуться на свои места. Когда вновь воцарилась тишина, судья предложил Вулфу: – Продолжайте, прошу вас. – Элис Харт занималась сбором информации. Она же время от времени расплачивалась с остальными телефонистками наличными сверх жалованья. Иногда они получали вознаграждение от Гая Унгера и Клайда Бэгби. Самая крупная сумма, полученная единовременно Хелен Вельц, составляла тысячу пятьсот долларов. Она получила эти деньги от Гая Унгера год назад. За три года сверх жалованья она получила приблизительно пятнадцать тысяч долларов. Она не знает, каким образом была использована информация, полученная через нее и переданная ею Элис Харт, не может сказать, что некоторые сведения послужили основой для шантажа, но соглашается, что они могли служить этой цели. – Знаете ли вы, – спросил судья Корбетт, – где сейчас находится Хелен Вельц? – Знаю. Она присутствует в зале суда. Я сказал ей, что, если она придет и честно даст показания, окружной прокурор оценит ее добровольную помощь. – Можете ли вы еще что-нибудь добавить к тому, что утром рассказали мистеру Эшу? – Да, Ваша честь. Желаете ли вы, чтобы я точно разграничил то, что сообщила мисс Вельц, и мое собственное толкование? – Нет. Меня интересует все, что вы говорили мистеру Эшу, безразлично, из каких соображений. – Он попробовал нанять меня выяснить личность телефонистки Бэгби, которая обслуживала его номер, и договориться с ней о прослушивании разговоров его домашнего телефона. Это-то и заставило меня усомниться в его виновности. Я не мог поверить, чтобы человек, который захотел лично вести переговоры с телефонисткой, мог задушить молодую женщину, а затем открыть окно и позвать полицию. Я спросил у него про человека, который позвонил ему по телефону и предложил немедленно приехать в офис на Шестьдесят девятой улице, пообещав помочь уговорить мисс Уиллис. Меня заинтересовало, могло ли случиться так, что звонил ему сам Бэгби. Мистер Эш ответил, что это вполне возможно, скорее всего, Бэгби изменил голос. – Располагали ли вы какими-нибудь доказательствами, что по телефону звонил Бэгби? – Нет, Ваша честь. Все, на что я мог опираться, помимо собственных предположений и наблюдений, – это признания мисс Вельц. Она заявила, что Мэри Уиллис стала для всех угрозой. И Унгер, и Бэгби велели ей принять предложение мистера Эша прослушивать разговоры на его линии и ничего не сообщать об этом миссис Эш, которую мисс Уиллис боготворила. Но она наотрез отказалась и заявила об уходе из фирмы. Понятно, что это грозило всем участникам рэкета неминуемым провалом. Успех и безопасность их подпольной организации целиком зависели от того факта, что ни одна жертва не имела ни малейших оснований заподозрить агентство Бэгби в своих бедах. Бэгби добывал информацию, а использовал ее Гай Унгер. Шантажируемый никак не мог догадаться, каким путем его мучитель получил те сведения, которыми он оперирует. Таким образом, бунт мисс Уиллис и ее решение уйти от Бэгби вкупе с высказанной ею угрозой, как говорит мисс Вельц, разоблачить всю шайку явились смертельной опасностью для каждого из них в отдельности и для всех вместе. Они и спровоцировали убийство мисс Уиллис, доведенной до крайности. Я сказал мистеру Эшу, что все это, вместе взятое, дает основание сомневаться в его виновности. И пошел дальше, выдвинув свои соображения в отношении наиболее подходящего кандидата, который пытался свалить на него убийство. Вы желаете выслушать и это? Судья был весь внимание: – Да-да, продолжайте. – Я сказал мистеру Эшу, что со всех точек зрения отдаю предпочтение мистеру Бэгби. Взаимное алиби мисс Харт и мисс Веларди можно было бы взять под сомнение, но оно у них все же имеется. Кроме того, я видел обеих и разговаривал с ними, ни одна из них не вызвала у меня подозрений. Я исключаю также мисс Вельц, потому что когда она приехала ко мне вчера вечером, то под влиянием страха, волнения и переживаний стремилась излить душу и была со мной предельно откровенной. Исключается также и мистер Унгер. Мисс Вельц подтверждает, что он находился в Саунде на борту своего судна весь тот вечер, когда произошло убийство. Что касается мистера Бэгби, то именно он терял больше всех. Он показал, что поехал к себе домой приблизительно в то время, когда была убита мисс Уиллис, а живет он на Семнадцатой улице, то есть недалеко от своего офиса. Я предоставляю полиции заняться выяснением его виновности, они делают это превосходно. К тому же мистер Эш, как я уже упоминал, не исключает того, что как раз мистер Бэгби и вызвал его по телефону в свой офис. – Вулф поджал губы. – Думаю, это все… Хотя нет, я еще сказал мистеру Эшу, что сегодня утром направил своего человека, Сола Пензера, присмотреть за конторой мистера Бэгби на Сорок седьмой улице, чтобы никакие записи не были изъяты или уничтожены. Полагаю, теперь я пересказал все в точности, Ваша честь. Мне остается только ходатайствовать об отмене обвинения в оскорблении суда как от своего имени, так и от имени мистера Гудвина. Если я могу… Судья Корбетт был предельно доброжелателен: – Вы прекрасно понимаете, что сами выбили почву из-под ног данного обвинения своими действиями. Обвинение снимается. Вы закончили со свидетелем, мистер Донован? – Да, Ваша честь. Больше вопросов не имею. – Мистер Мандельбаум? Помощник окружного прокурора поднялся со своего кресла и подошел к судье: – Ваша честь, вы должны согласиться, что ситуация сложилась для меня совершенно непредвиденным образом. – По его голосу можно было подумать, что он только что пережил тяжелое горе. – Я считаю, что имею право просить объявить перерыв до завтрашнего заседания во второй половине дня, чтобы обдумать создавшееся положение и посовещаться со своими коллегами. Если моя просьба будет удовлетворена, я также прошу, чтобы мне предоставили время, прежде чем объявят перерыв, задержать пять важных свидетелей по данному делу: Элис Харт, Беллу Веларди, Хелен Вельц, Гая Унгера и Клайда Бэгби. – Очень хорошо. – Судья повысил голос. – Названные пять человек выходят вперед. Остальные остаются на своих местах и сохраняют порядок. Подчинились все, кроме двоих. Ниро Вулф встал со свидетельского места и спустился в зал. Как только он это сделал, Робина Кин вскочила с места, подбежала к нему, обвила его шею руками и прижалась щекой к щеке. Как я уже говорил, актрисы всегда остаются актрисами, но должен признать, что это не выглядело отрепетированным, хотя, возможно, и было наигранным. Во всяком случае, я был в восторге, поскольку ее реакция доказывала, что семья Эш будет искренне благодарна Вулфу и должным образом вознаградит его за труды, а это не менее важно, чем торжество справедливости… Глава 6