И действительно дали крем. Что это было! Три кондитера и двадцать поварят набросились на продавца с рвением, достойным похвалы самого толстого из Трёх Толстяков. В одну минуту его облепили со всех сторон. Он сидел с закрытыми глазами, он ничего не видел, но зрелище было чудовищное. Его залепили сплошь. Голова, круглая рожа, похожая на чайник, расписанный маргаритками, торчала наружу. Остальное было покрыто белым кремом, имевшим прелестный розовый оттенок. Продавец мог показаться чем угодно, но сходство с самим собой он потерял, как потерял свой соломенный башмак. Поэт мог принять теперь его за лебедя в белоснежном оперении, садовник — за мраморную статую, прачка — за гору мыльной пены, а шалун — за снежную бабу. Наверху висели шары. Украшение было из ряда вон выходящее, но, однако, всё вместе составляло довольно интересную картину. – Так, — сказал главный кондитер тоном художника, любующегося собственной картиной. И потом голос, так же как и в первый раз, сделался свирепым, и кондитер заорал: — Цукаты!! Появились цукаты. Всех сортов, всех видов, всех форм: горьковатые, ванильные, кисленькие, треугольные, звёздочки, круглые, полумесяцы, розочки. Поварята работали вовсю. Не успел главный кондитер хлопнуть три раза в ладоши, как вся куча крема, весь торт оказался утыканным цукатами. – Готово! — сказал главный кондитер. — Теперь, пожалуй, нужно сунуть его в печь, чтобы слегка подрумянить. «В печь! — ужаснулся продавец. — Что? В какую печь? Меня в печь?!» Тут в кондитерскую вбежал один из слуг. – Торт! Торт! — закричал он. — Немедленно торт! В зале ждут сладкого. – Готово! — ответил главный кондитер. «Ну, слава богу!» — подумал продавец. Теперь он чуточку приоткрыл глаза. Шестеро слуг в голубых ливреях подняли огромное блюдо, на котором он сидел. Его понесли. Уже удаляясь, он слышал, как хохотали над ним поварята. По широкой лестнице его понесли кверху, в зал. Продавец снова на секунду зажмурился. В зале было шумно и весело. Звучало множество голосов, гремел смех, слышались аплодисменты. По всем признакам, парадный завтрак удался на славу. Продавца, или, вернее, торт, принесли и поставили на стол. Тогда продавец открыл глаза. И тут же он увидел Трёх Толстяков. Они были такие толстые, что у продавца раскрылся рот. «Надо немедленно его закрыть, — сразу же спохватился он. — В моем положении лучше не подавать признаков жизни». Но, увы, рот не закрывался. Так продолжалось две минуты. Потом удивление продавца уменьшилось. Сделав усилие, он закрыл рот. Но тогда немедленно вытаращились глаза. С большим трудом, закрывая поочерёдно то рот, то глаза, он окончательно поборол своё удивление. Толстяки сидели на главных местах, возвышаясь над остальным обществом. Они ели больше всех. Один даже начал есть салфетку. – Вы едите салфетку… – Неужели? Это я увлёкся… Он оставил салфетку и тут же принялся жевать ухо Третьего Толстяка. Между прочим, оно имело вид вареника. Все покатились со смеху. – Оставим шутки, — сказал Второй Толстяк, поднимая вилку. — Дело принимает серьёзный оборот. Принесли торт. – Ура! Поднялось общее оживление. «Что будет? — мучился продавец. — Что будет? Они меня съедят!» В это время часы пробили два. – Через час на Площади Суда начнётся казнь, — сказал Первый Толстяк. – Первым, конечно, казнят оружейника Просперо? — спросил кто-то из почётных гостей. – Его не будут сегодня казнить, — ответил государственный канцлер. – Как? Как? Почему? – Мы пока что сохраняем ему жизнь. Мы хотим узнать от него планы мятежников, имена главных заговорщиков. – Где же он теперь? Всё общество было очень заинтересовано. Даже забыли о торте. – Он по-прежнему сидит в железной клетке. Клетка находится здесь, во дворце, в зверинце наследника Тутти. – Позовите его… – Приведите его сюда! — сказал Первый Толстяк. — Пусть наши гости посмотрят на этого зверя вблизи. Я бы предложил всем пройти в зверинец, но там рёв, писк, вонь… Это гораздо хуже звона бокалов и запаха фруктов… – Конечно! Конечно! Не стоит идти в зверинец… – Пусть приведут Просперо сюда. Мы будем есть торт и рассматривать это чудовище. «Опять торт! — испугался продавец. — Дался им этот торт… Обжоры!» – Приведите Просперо, — сказал Первый Толстяк. Государственный канцлер вышел. Слуги, стоявшие в виде коридора, раздвинулись и поклонились. Коридор стал вдвое ниже. Обжоры затихли. – Он очень страшен, — сказал Второй Толстяк. — Он сильнее всех. Он сильнее льва. Ненависть прожгла ему глаза. Нет силы смотреть в них. – У него ужасная голова, — сказал секретарь Государственного совета. — Она огромна. Она похожа на капитель колонны. У него рыжие волосы. Можно подумать, что его голова объята пламенем. Теперь, когда зашёл разговор об оружейнике Просперо, с обжорами произошла перемена. Они перестали есть, шутить, шуметь, подобрали животы, некоторые даже побледнели. Уже многие были недовольны тем, что захотели его увидеть. Три Толстяка сделались серьёзны и как будто слегка похудели. Вдруг все замолкли. Наступила полная тишина. Каждый из Толстяков сделал такое движение, как будто хотел спрятаться за другого. В зал ввели оружейника Просперо. Впереди шёл государственный канцлер. По сторонам — гвардейцы. Они вошли, не сняв своих чёрных клеёнчатых шляп, держа наголо сабли. Звенела цепь. Руки оружейника были закованы. Его подвели к столу. Он остановился в нескольких шагах от Толстяков. Оружейник Просперо стоял, опустив голову. Пленник был бледен. Кровь запеклась у него на лбу и на висках, под спутанными рыжими волосами. Он поднял голову и посмотрел на Толстяков. Все сидевшие вблизи отшатнулись. – Зачем вы его привели? — раздался крик одного из гостей. Это был самый богатый мельник страны. — Я его боюсь! И мельник упал в обморок, носом прямо в кисель. Некоторые гости бросились к выходам. Тут уж было не до торта. – Что вам от меня нужно? — спросил оружейник. Первый Толстяк набрался духу. – Мы хотели посмотреть на тебя, — сказал он. — А тебе разве не интересно увидеть тех, в чьих руках ты находишься? – Мне противно вас видеть. – Скоро мы тебе отрубим голову. Таким образом мы поможем тебе не видеть нас. – Я не боюсь. Моя голова — одна. У народа сотни тысяч голов. Вы их не отрубите. – Сегодня на Площади Суда — казнь. Там палачи расправятся с твоими товарищами. Обжоры слегка усмехнулись. Мельник пришёл в себя и даже слизал кисельные розы со своих щёк.