– Чудесно, – я улыбалась душой, всем своим существом. – Пусть будет малиновый раф. Я выпью его на улице. * * * Мне нужна была эта тишина, нужны были любимая лавка и воздух опустившихся на город сумерек. Нужны были листья под ногами и время подумать. Я все никак не могла надышаться, унять эмоции, перестать жадничать и торопиться чувствовать. Мне с такой силой хотелось занырнуть в каждую секунду, что эта самая секунда, как слишком тесная конура для огромной собаки, попросту не могла принять меня целиком. Странное чувство, но так казалось. Я хотела поглотить время, чтобы оно не прошло мимо, чтобы я сумела каждый его отрезок пощупать и прочувствовать, продышать через себя, пропустить, как сквозь мелкодисперсное сито. Чтобы ни один оттенок не ускользнул прочь. Кьяра оказалась права: кофе с малиновым сиропом оказался потрясающим. Глоток – успокаивайся, Мариза. Глоток – уже все хорошо. Глоток – какая же вкусная нежная пена. Глоток – да, любое настроение можно исправить хорошим кофе. А все остальное за меня исправил Алтарь. Я так глубоко вдохнула осенний воздух, что ощутила себя наполненным гелием шариком. Пустая голова, счастливое сердце. Почти счастливое. Почти не грустное. Грустным оно осталось лишь в той части, где зияла пустота. В этом временном отрезке мы никогда не встречались в Сиддом. Я никогда не ткала на изнанке шепоток, не пыталась отыскать «самого слабого человека». Не висела на цепях в его квартире, предварительно проткнув собственную руку вилкой. Не испытывала черный, как адов кратер, гнев Инквизитора, он никогда не возил меня по домам, где меня проклинали люди, потерявшие родных. И все бы хорошо. Все должно было быть хорошо, но… мне его не хватало. Аркейна. Конечно, можно пойти и познакомиться заново, мы топчем подошвами мостовые одного города, но мне отчетливо помнилось его отношение к марам. И еще фраза, до сих пор скребущая по сердцу лезвием ножа, его вопрос: «Ты в каждом воплощении так косячишь?» «Косячишь так, что в конце я должен тебя убить?» Нет, в этом воплощении все будет не так, все будет правильно. Мы не будем встречаться, и я не буду «косячить» – пусть хотя бы раз он проживет спокойную жизнь, жизнь без маленькой, неспособной на стабильные состояния «маленькой мары». Без горя, без ударов судьбы, оканчивавшихся для нас обоих трагедией. Я должна так поступить хотя бы раз. Кофе остывал. Он все еще был вкусным, но уже приправленным грустью. «Я сумею, – увещевала я саму себя, – сумею замаскировать эту пустоту чем-то другим, я научусь». Чтобы хоть раз Сидд прожил спокойно. Однако часть меня в мольбе тянула руки, просила: «Давай сходим, посмотрим на него хоть издали. Один раз. Это неопасно, он тебя не знает, он тебя не помнит. Один раз. И всё. Обещаю, только единожды…» Неопасно. Только единожды. Мне хотелось сказать себе: «Нет» – жестко и решительно. Идра была права: равновесие – это череда выборов. Правильных выборов. Но мне хотелось его увидеть. Не знаю, как-то попрощаться, позволить его себе хоть на секунду, хоть издали. Я потерла переносицу, понимая, что проигрываю сама себе. Я схожу, да, но только один раз, один чертов раз. И с невероятным чувством довольства я нырнула на Изнанку – подернулся рябью мир, сделался неплотным и менее сумеречным, нежели Явь. Узловатыми стали древесные стволы, песчаной, а не бетонной сделалась под ногами почва. Ощущая себя так, будто вернулась домой, я принялась ткать шепоток, способный отыскать для меня «самого слабого человека». * * * Он сидел в ресторане. Они сидели: Сидд, светловолосая девчонка и её брат Тимми. Практически прижавшись к стеклу с логотипом заведения, линиями скрывавшими мое лицо от взгляда посетителей, я стояла снаружи и смотрела на того, к кому обещала себе не приближаться. Расслабленная поза, отсутствие щетины, белоснежная сорочка. Рукава рубашки натянуты на мощных бицепсах, лежащие одна на другой сильные ноги. Как всегда стильный, сдержанный, дорогой. Рукава закатаны до локтей, на лице нечто похожее на сдержанную улыбку, точнее, тень ее – умиротворенный, спокойный в этой ветке реальности Сидд не улыбался даже теперь. Наверное, он вообще никогда этого не делал. И чертовски родным он продолжал мне ощущаться. А еще я впервые видела живую Лиру – девчонку-лисичку, чем-то напоминающую мне Кьяру. Такую же солнечную, простую, совершенно не смущающуюся от того, что один из людей за столом держит себя строго. Наверное, они что-то отмечали – чье-то достижение, повышение по работе. Или, может, ужин в «Корлатье» был их давней традицией – что я знала о прошлом Аркейна? Ничего. О чем-то оживленно рассказывал Тимми, Лира иногда перебивала его с восторгом, может, дополняла – голосов я не слышала. Сидд наблюдал за этой парой с привычным ему снисхождением человека, знающим, что этих двоих он по-своему будет любить всегда. Пусть сдержанно, пусть без внешних эмоций, но честно. Он умел любить, да. И сейчас мне было жаль, что наш поход с ним не случался. Да, в Топи было тяжело, но она по-настоящему показала нам нас самих, сумела сблизить непримиримых врагов, превратить их сначала в усталых путников, а после в нечто большее. Эта аккуратная стрижка, эта шея, эти губы… Вновь мне придется от них отказаться из благих побуждений, никогда мне не расстегнуть пуговицы этой белоснежной рубахи. «Величайший из потомков Аркейна» – так отозвалась о Сидде Идра. «Инквизитор великой силы». Они, сидящие рядом люди, возможно, даже не подозревали об этом. Мне нужно было уйти. Позади меня время от времени слышались шаги, и пешеходы, вероятно, смотрели на прилипшую к окну меня не то как на голодную девушку, не то как на влюбленную дурочку. Во втором случае они не слишком ошибались. Я должна была уйти, я себе обещала. Но вместо этого прошептала: «Сидд…» Слово просто вырвалось безо всякого смысла и колдовства, но человек в белой рубашке вдруг совсем чуть-чуть, как прислушавшийся к чему-то внутреннему пес, повернул голову. Повернул в сторону окна. А после неожиданно посмотрел прямо на меня. Я отпрянула от окна стремительно. Черт, он не увидел меня, просто почувствовал. И не нужно бежать, только не бежать – он меня не помнит. Просто развернуться, просто пойти прочь. Это стало особенно просто сделать, когда я увидела, как Аркейн поднимается из-за стола, как берет со стоящей рядом вешалки пальто. «Шагай спокойно. Как обычный прохожий. Не надо паники». Я успела отойти от окон ресторана на несколько метров, прежде чем сзади прозвучал его голос: – Мариза… И застыла на месте, как пойманный с поличным преступник, так, будто меня прострелили в спину невидимым болтом. Разворачивалась я медленно. Развернулась, кажется, спустя вечность, посмотрела в светлые зеленые глаза – нас разделяло, как выяснилось, около десяти шагов. Выдохнула, чувствуя полнейшее смятение, разброд мыслей и эмоций. – Ты… не должен меня помнить. – Но я помню. Этот голос всегда проникал в мои клетки, в мои нервные окончания – все такой же, как тогда у костра. Кажется, только вчера он приказывал мне залезть в палатку. – Что еще… ты помнишь? Этот мир вдруг из только «моего» вновь стал «нашим» – история не потерялась. Мне стало от этого тяжелее, мне стало от этого легче. – Я помню все. Я спросила очень тихо: – И смерть Лиры тоже? – И её. Как мы ехали в Топь, как сражались. Собственную рану, как ты ее залечивала после. – У него слишком глубокий взгляд, чтобы я могла его так просто выдержать. – Я помню Мэйсона, наше возвращение. Я помню твою смерть. Мне сделалось зябко, очень нестабильно, почему-то больно на душе. Я не могла прочитать выражение глаз Сидда, впрочем, у меня всегда с этим было не очень. Одно становилось ясно – Алтарь зачем-то оставил ему память. Как и Идре, как и мне. Что ж, гораздо проще играть, зная карточный расклад. – Ты хотел, чтобы я умерла. Ты это увидел. Надеюсь, остался доволен. Он впервые обжег меня своими эмоциями наотмашь – я удивилась их глубине. Той злой горечи, той досаде размером с необъятный каньон, той боли, которую он вдруг перекинул на меня, молча упрекая за последнюю фразу. Ему было больно. Ему было очень больно, и эта неудачная шутка воткнула дротик туда, где у него не зажило – я поняла это только теперь. Захотелось извиниться – я не знала его чувства раньше, некая часть меня опустилась на внутренний стул, оглушенная. Хотелось хоть чуть-чуть загладить свою вину за неуместный сарказм, за глупую шутку, смягчить впечатление. – Так, наверное, было нужно. Чтобы я ушла в смерть, предварительно приняв все, что смогла. И Алтарь повернул время вспять, дал мне второй шанс. Тебе, ей… Я кивнула на окно ресторана, на ничего не подозревавшую улыбчивую Лиру. Мы молчали долго. В течение этой паузы я видела себя глазами Сидда – холодеющую, с небьющимся сердцем. Жалкое зрелище, от него до сих пор веяло бесконечной скорбью. – Спасибо, – произнес он после тишины. Я же просто любовалась им – высоким, красивым, бесконечно сильным. Уже не выжженным, не пустым изнутри, каким он был тогда, когда мы встретились впервые. Что ответить? Пожалуйста? Вместо слов я просто кивнула – мол, что было, то было. Хорошо, что все окончилось достойно. А его взгляд глубокий, непонятный, его взгляд так и не потерял способность погружать меня в иной мир, заставлять биться в нем птичкой в сетях, бояться неизвестности, но желать доверять. Что ж, мы увиделись, объяснились. Пора прощаться, иначе я вновь начну думать о том, о чем мне думать не стоит. Каждая секунда все сильнее напоминает об образовавшейся между нами связи, а её не стоит углублять, не в этот раз. – Мне пора. – Еще нет. Странный тон. Нечитаемый, как теплый приказ, как не очень мягкая просьба. – Тебя ждут там… Твоя… девушка. – Эта девушка – моя сестра. Я осторожно втянула воздух, выпустила наружу. – Пусть… так.