Бакстер была слишком наивна. Да, о местонахождении Эндрю Форда мог сообщить и кто-нибудь из посольства, беда лишь в том, что это был не единичный инцидент, их предавали уже в четвертый раз. Хуже всего, что кроме него этого никто не хотел видеть. Он опять солгал Тиа, сказав, что ему поручили выйти на внеочередное дежурство, и таким образом выторговал себе еще одну бесценную ночь, чтобы попытаться обнаружить в прошлом следы убийцы. Эдмундс был уверен, что именно здесь, где-то в этом огромном хранилище, нужно было искать первые, робкие и неуверенные шаги монстра, который сейчас несся на них на всех парах. Вечером в понедельник он застрял на нераскрытом преступлении две тысячи восьмого года. Жертвой был доморощенный исламский фундаменталист, умерший в тщательно охраняемой камере. Эксперты определили приблизительное время его смерти, но в этот период никого из посторонних в здании замечено не было, что подтверждалось соответствующими записями камер видеонаблюдения. На теле двадцатитрехлетнего парня, до этого вполне здорового, виднелись следы удушения, но в отсутствие других улик его смерть решили списать на естественные причины. Покопавшись в Интернете, он также наткнулся на подозрительную смерть моряка на одной военной базе. После того как Джо идентифицировал отпечаток ботинка, это направление показалось молодому полицейскому перспективным, и он послал коллегам из военной полиции официальный запрос с просьбой предоставить все материалы по этому делу, хотя ответа еще не получил. Последние несколько часов он провел, изучая улики по делу об убийстве, совершенном в две тысячи десятом году. Наследник международной корпорации по производству электроники самым таинственным образом исчез из гостиничного люкса, несмотря на то, что в соседнем номере, в каких-то двадцати футах от него, дежурили два телохранителя. На месте преступления была обнаружена кровь в количестве достаточном, чтобы заявить о смерти молодого человека, но труп так и не нашли. Чтобы приступить к поискам убийцы, полиция не располагала ни отпечатками пальцев, ни образцами ДНК, ни записями камер видеонаблюдения, и у Эдмундса не было ни малейших оснований связывать это преступление с делом Тряпичной куклы. Он отметил у себя в блокноте дату убийства и вновь сложил материалы обратно в коробку. Холодный воздух помогал ему быстро двигаться дальше. Он совершенно не чувствовал усталости, но еще вечером решил не позже трех часов ночи уехать домой и поспать хотя бы пару часов, перед тем как идти на работу. Он заглянул в список, увидел, что ему осталось просмотреть еще пять дел, и тяжело вздохнул. Потом встал, поставил коробку обратно на полку и двинулся по длинному, погруженному во мрак проходу. В конце длинного ряда высоких полок красовалась дата «Декабрь две тысячи десятого года». Вспомнив, что именно в том месяце было совершено следующее в его списке преступление, он взглянул на часы. Стрелки показывали три часа семь минут утра. – Еще одно дело, и все, – сказал он себе, нашел нужную коробку и снял ее с полки. В восемь часов двадцать семь минут утра Волк переступил порог негостеприимного многоквартирного дома на захудалой улочке, примыкавшей к проспекту Пламстед. Ночью он даже не пытался уснуть, прекрасно зная, что тревожный образ волчьей маски пополнит собой перечень причин, которые в течение еще очень долгого времени не позволят ему сомкнуть глаза. Невиданная самоуверенность убийцы его потрясла. Он не только появился у посольства, что само по себе уже было рискованно, не только принял участие в организованном им протесте, но и сошелся лицом к лицу с Волком, то есть поступил как склонный к саморазрушению эгоцентрист. Волк вспомнил слова Эдмундса о том, что со временем киллер, не в состоянии устоять перед соблазном, будет подбираться все ближе и ближе, страстно желая, чтобы его наконец поймали. Детективу не давал покоя вопрос: может, инцидент у посольства был призывом убийцы о помощи? Может в своих действиях он руководствовался не столько наглостью, сколько отчаянием? Детектив стал подниматься по грязным ступеням, пытаясь вспомнить, шел ли дождь после недельной давности бурь, добрался до второго этажа, потянул на себя облупившуюся дверь и оказался в выкрашенном желтой краской коридоре. Полицейских, которые должны были дежурить у квартиры Эшли Локлен, на посту не оказалось. Он подошел к шестнадцатой квартире, единственной во всем доме, которая могла похвастаться свежевыкрашенной дверью, и уже собрался было постучать, но в этот момент створка распахнулась сама и в коридор, с сэндвичами и чашками кофе в руках, вывалились двое полицейских. Увидев перед собой внушительных размеров детектива, они здорово испугались. – Доброе утро, – сказала женщина, усиленно пережевывая тост с беконом. В животе у Волка заурчало. Она предложила ему остатки своего завтрака, но он вежливо отказался. – Вам известно, когда ее увезут? – спросил ее коллега, по виду совсем еще юноша. – Пока нет, – чуть резковато ответил Волк. – Нет-нет, вы меня не так поняли, я совсем не против, – быстро поправился парень, – она сама прелесть, и нам будет ее не хватать. Женщина-полицейский согласно кивнула. Волк удивился. Опираясь на верный набор стереотипов, всегда служивший ему верой и правдой, он ожидал увидеть по ту сторону двери сварливую, насквозь прокуренную тетку в пижаме, но двое полицейских почему-то не изъявляли желания уходить. – Она как раз пошла в душ. Я вас провожу. Женщина-полицейский открыла дверь и ввела его в чистенькую квартирку, по которой плыли ароматы бекона и свежесваренного кофе. Нежный ветерок колыхал занавески и тихо теребил яркие цветы на столе в гостиной. Просторную комнату украшали пастельные полотна, свидетельствуя о хорошем вкусе хозяйки, и настоящие, хорошо подогнанные деревянные полы. Одна из стен была полностью увешана фотографиями, на столе рядом с мойкой сушился тостер. Где-то за стенкой шумела вода. – Эшли! – крикнула женщина-полицейский. Воду тут же выключили. – С вами пришел поговорить детектив-сержант Коукс. – Он так же красив, как и по телевизору? – отозвался голос с мягким эдинбургским акцентом. Женщина смешалась и в этот момент Эшли, к ее ужасу, добавила: – Я с вами согласна, судя по виду, его, перед тем как выводить на люди, надо хорошенько отмыть… – Судя по виду, он сейчас уснет, – попыталась перекричать ее женщина. – Когда войдет, скажите, что на кухне есть кофе. – Эшли… – Что? – Он уже вошел. – Боже правый! Он что, все слышал? – Да. – Ну я и дура… Не зная, как выпутаться из неловкого положения, женщина-полицейский выбежала из квартиры и присоединилась к коллеге. Услышав, что женщина за тонкой перегородкой трет себя мочалкой, открывает какие-то флаконы и пользуется аэрозолями, Волк, застывший перед стеной с фотографиями, непроизвольно к себе принюхался. Снимки были простые, живые, без всякой обработки: приятная молодая женщина то на пляже с друзьями, то в парке с мужчиной старше ее, то в Леголенде с мальчиком, вполне возможно ее сынишкой. Когда он взглянул на их восторженные лица, явно запечатленные в погожий, солнечный день, у него упало сердце. – Это Джордан, ему сейчас шесть, – прозвучал за спиной мелодичный голос, в котором и близко не было скрипучих ноток Финли. Волк обернулся и увидел в проеме ванной комнаты ту же самую ошеломительную женщину, которая глядела на него с фотографий. Темно-русую голову венчал скрученный из полотенца тюрбан. Она надела лишь короткие джинсовые шорты и светло-серый топик. Волк прошелся глазами по ее длинным, поблескивавшим от воды ногам, пришел в смущение и вновь повернулся к фотографиям. – Не трясись, – прошептал он себе. – Простите, что вы сказали? – Я спросил, где он. – А по-моему, вы произнесли «Не трясись». – Ничего подобного, – с невинным видом покачал головой Волк. Эшли посмотрела на него каким-то странным взглядом. – Я отправила его к матери, после того, как… Ладно, будем говорить прямо, после того, как этот свихнувшийся маньяк пообещал нас всех убить. Волк прилагал титанические усилия, чтобы не пялиться на ее ноги. – Эшли, – сказала она и протянула ему руку. Детектив подошел ближе, вдохнул запах клубничного шампуня, которым она только что вымыла голову, увидел перед собой ясные, светло-карие глаза и темные пятна влаги на полотенце в тех местах, где она просочилась сквозь тонкую ткань. – Коукс, – сказал он, чуть не раздавив ее хрупкую ладошку, и как можно быстрее отпрянул назад. – Не Вильям? – Нет. – Тогда зовите меня Локлен, – улыбнулась она и оглядела его с ног до головы. – Что? – Ничего. Просто… вблизи вы выглядите иначе. – Знаете, журналисты снимают меня, только когда я стою рядом с трупом… а в такие минуты у меня очень грустное лицо. – Вы хотите сказать, что оно сейчас у вас веселое? – со смехом спросила Эшли. – Сейчас? Нет, – ответил Волк. – Я вот уже неделю ношу физиономию никем не понятого героя, единственного человека, который достаточно умен и храбр для того, чтобы поймать гениального серийного убийцу. – Может, так оно и есть? – вновь засмеялась женщина и окинула его заинтригованным взглядом. Волк пожал плечами. – Как насчет завтрака? – предложила она. – А что у вас есть? – Лучшее в мире кафе внизу на улице. – Во-первых, лучшее в мире кафе находится на углу моего дома, в нем заправляет Сид, а во-вторых, вы находитесь под охраной и не можете выходить из квартиры. – Вот вы меня и защитите, – небрежно бросила она, толкая створки закрытых окон. Волка одолевали противоречивые чувства. С одной стороны он хорошо знал, что не должен ей потакать, с другой наслаждался этой беседой и не желал нарушать ее каким-нибудь необдуманным поступком. – Я сейчас, только туфли надену, – сказала она, направляясь в спальню. – Может, заодно и брюки? – предположил он. Эшли остановилась, взглянула на детектива, притворившись оскорбленной, и увидела, что он, перед тем как отвести глаза, опять посмотрел на ее ноги. – Почему? Я действую вам на нервы?