— Многое. Для того чтобы решить, работать ли с вами, я хотел бы озвучить условия, при соблюдении которых я соглашусь на ваше предложение. — Слушаю вас. — Первое и самое главное. Вы должны правдиво и полно отвечать на мои вопросы. Любые вопросы, — выделил я, — в том числе на те, что остались без ответа в ходе следствия. Вам необходимо запомнить, что разговор с адвокатом это как исповедь. Представьте, что вы каетесь в грехах батюшке. Полное же отпущение возможно лишь при полном раскаянии, а не выборочном изложении совершённых грехов. Так что либо вы правдиво отвечаете на вопрос, либо не отвечаете вообще. В последнем случае я самостоятельно решаю, продолжать мне работу или нет. Второе, вы должны чётко определить для себя, чьим советам вы будете следовать, моим или адвоката Плотникова, в случае возникновения у нас с ним разногласий. Третье, вы неукоснительно должны следовать моим рекомендациям. При этом любая критика принимается, но, если я признаю её неконструктивной, отсекается и в работу не идёт. Понятно? — я внимательно посмотрел на Степана. — Принято. — спокойно отреагировал Фёдоров. — Вы ничего не сказали про свой гонорар? — А чего тут говорить? Вы условия моей оплаты знаете, уверен, будете эти условия соблюдать. — В таком случае что вас интересует? — Вы убили Костомарова? — я внимательно посмотрел в глаза Фёдорову. — Нет. — кратко ответил он. — В таком случае, почему вы признаны виновным в его убийстве? — я ожидал, что на этот вопрос Степан начнёт развивать многословную и бесполезную теорию заговора, в которой он стал жертвой. Ошибся! — Не знаю. — Хорошо. — мне понравился стиль моего подзащитного: он был спокоен, хладнокровен и, главное, немногословен. Осталось узнать, насколько он способен выражаться конкретно и содержательно при минимуме слов. — Степан, обстоятельства произошедшего, вернее, того, за что вы приговорены, в общем и целом, мне известны. Меня интересуют ваши ответы лишь на некоторые вопросы. Чтобы сэкономить время, я предлагаю диалог в форме вопрос-ответ? — и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Где вы находились 28.06.2019 года? — Далеко от места убийства. — Поподробнее можно? Где конкретно были, в какое время и с кем? — Это не должно относиться к делу. — Фёдоров-младший был неподражаем. — Я не обязан доказывать, что у меня имелось алиби. Следователь и прокурор должны были опровергнуть его наличие у меня. — Так мы далеко не уйдём. Даже если вы что-то не хотите сообщать правоохранительным органам и суду, это не освобождает вас от исповеди передо мной. Мы же договорились? — Договорились. В данном случае я просто откажусь отвечать на этот вопрос. — Здорово. — меня эта ситуация стала веселить. В буквальном смысле слова. — Как же я буду вас защищать, если вы отказываетесь сообщить мне обстоятельства, которые исключают вашу виновность? — в ответ Фёдоров лишь пожал плечами. — Хорошо. Кому принадлежит абонентский номер +79215832190? С кем вы разговаривали, набирая данный номер 28.06.2019 года? — С человеком, информация о котором не относится к делу. — Вам не кажется, что я должен определять, что относится к делу, а что не относится? — Вячеслав Иванович, ваши два вопроса и ответы на них никак не могут повлиять на то, виновен я или нет. Есть презумпция невиновности, следователь должен был доказать, что я находился на месте происшествия в момент убийства. Прокурор должен был представить суду доказательства моей причастности к убийству. Ни тот, ни другой этого не сделали. Уверен, апелляционный суд разберётся в ситуации, вам и господину Плотникову необходимо лишь найти нужные слова. — Я знаю три таких слова: «Он не виновен». Достаточно? — моя интонация была такой, что только идиот не заметил бы сарказма. — Видимо нет. — Фёдоров говорил спокойно, как будто издевался. При этом он понял мой сарказм, я был в этом уверен. — Ещё вопросы? — Да, несколько вопросов у меня есть. — я понял, что Селезнёв ошибся в Степане, он далеко не слаб. Просто он живёт или хочет жить по другим законам. Таких ещё называет «себе на уме». — Как давно вы познакомились с Костомаровым, как часто у него бывали? — Я познакомился с ним около года назад. Его рекомендовал мне кто-то из друзей, не помню кто. — он посмотрел на меня. — Мне рекомендовали его как человека, который может обеспечить меня нужным количество кокаина, героина либо марихуаны. Нужного количества и нужного качества. Для меня это было важно. В городе, да и вообще в России у меня было мало друзей. Проблемы, возникающие из-за моих слабостей, я предпочитаю решать сам, не обращаясь за помощью к матери или нашим работникам. Наркотики я собирался приобретать для собственного потребления. Где-то в сентябре прошлого года мы встретились с ним первый раз: я сообщил ему свои потребности, в ответ он сообщил, что сможет обеспечивать меня всем необходимым по мере необходимости. Я старался изучить законы, действующие в России, в том числе и уголовный кодекс. Поэтому у Костомарова я приобретал наркотики в минимальных количествах, достаточных для одной-двух доз. Из-за этого я встречался с ним часто, примерно раз-два в неделю. — Этого было для вас достаточно? — я не очень поверил его словам, наркоманы очень зависимы, наркотики им нужны постоянно, то есть каждодневно. Две-три дозы в неделю для наркомана тоже самое, что для младенца одно кормление в день. — Для меня достаточно. — холодно ответил Степан. — Пока. Если же меня не оправдают и не выпустят отсюда, то длительное время я вообще буду обходиться без наркотиков. — Смешно. — мне понравилось, что он способен шутить. — Хорошо, своё алиби вы отказываетесь раскрывать. Скажите, как часто вы бывали в квартире Костомарова, были ли вы в его квартире 28.06.2019 года? — Я бывал в его квартире примерно пять-шесть раз в месяц. Иногда я приходил к нему за товаром, иногда он привозил его сам в условленное место. В квартире Костомарова в день убийства я не был. Последний раз я там был 26 июня, около 11 часов приехал, забрал покупку и уехал. В квартире находился не более 15 минут. — У вас с убитым случались конфликты? — Конфликты? Нет. Имелись случаи недопонимания. Илья почему-то считал, что может нарушать обусловленные сроки доставки мне наркотиков, стоимость которых я проплачивал заранее. Он мог запоздать с доставкой на день, а то и два. Мне это не нравилось. Я педант, сторонник строгого соблюдения условий соглашения, пусть и не одобряемого законом. Он в этом отношении был необязателен. На этой почве я неоднократно предъявлял ему претензии. — Вы часто встречали в квартире убитого иных лиц? Его друзей, знакомых, других покупателей? — Нет. За год знакомства я лишь дважды видел в его квартире посторонних. С одним покупателем я столкнулся в дверях, он выходил из квартиры Ильи. О нём сказать ничего не могу. С другим я даже познакомился — Игорь Костин. Его я запомнил из-за того, что у него были финансовые проблемы и я приобрёл для него нужный ему наркотик. Костомаров отказывался дать Костину в долг, я оплатил. Кстати, именно Костин и стал основным свидетелем по делу, хотя в суд не явился. — Это мне известно. Что могли бы сказать по поводу его показаний? — Они не соответствуют действительности. Так, он указал, что дважды видел, как я и Илья ссоримся. Однажды он действительно был свидетелем того, как я предъявлял претензии убитому по поводу нарушения срока поставки. Именно в этот день я и помог Костину деньгами. Но ссоры либо конфликта между мной и Костомаровым не было. Кроме того, в тот день я видел Костина в первый раз, в день нашего знакомства с ним. Почему он указывает на то, что сталкивался со мной в квартире Костомарова более 10 раз, я не знаю. Я уверен, что его слова о том, что в квартиру к себе Костомаров практически никого не пускал, просто бред. Илья был заинтересован в увеличении объём продаж, ему были нужны клиенты и их деньги. Я точно не был единственным покупателем, сделки с которым он совершал в своей квартире. — Почему же Костин солгал? У него были для этого причины? — Почему солгал? — переспросил Фёдоров, пожав плечами, и тут же ответил. — Не знаю. Конфликтов между нами не было. Деньги, которые я заплатил за него Костомарову, я с него не требовал. Да и что там было требовать, сумма-то была мизерной. — Ладно. Пока с этим закончим. А что вы можете сказать о кортике, обнаруженном на месте происшествия? — Ничего. — Фёдоров на секунду замешкался. — Я его никогда не видел. И вообще ничего подобного не видел. Когда я знакомился с делом, видел фотографии кортика, у меня сложилось впечатление, что это какое-то антикварное оружие. У Костомарова я его точно не видел. — Как вы относитесь к показаниям Селемякиной И.С.? Откуда она могла вас видеть? И, главное, когда? — Бедная пожилая женщина. Я уверен, что ни разу не видел её. Она, конечно, могла меня видеть, когда я приходил к Костомарову. Но её поведение в суде говорит о том, что она сама не знает, что она видела и видела ли вообще. — Что можете пояснить по поводу ваших отпечатков пальцев на месте происшествия? — Они могли и должны были быть там обнаружены. Я бывал у Костомарова, он же не отличался страстью к чистоте и порядку. — ответил Степан и с улыбкой продолжил. — Насколько я знаю, время, когда оставлены отпечатки пальцев оставлены, установить невозможно. — Невозможно. — согласился я. — Может у вас есть какие-либо мысли по поводу произошедшего? Идеи? Предложения? — Мыслей нет. Есть предложение — перейти на «ты». — Принимается. В таком случае что ты думаешь обо всём случившемся? Тебя подставили? Если да, то кто? — Подставлять меня было некому. Конкурентам это не интересно, так как бразды правления всем имуществом и капиталом держит в своих руках мать. Это меня устраивает. Врагов в России я ещё не нажил. У меня сложилось впечатление, что произошедшее — роковое стечение обстоятельств. — Очень неудачное стечение обстоятельств, как мне кажется. — Очень неудачное. — согласился Фёдоров, улыбнувшись. — Ещё вопросы? — Пока нет. Мне необходимо всё обдумать, взвесить и проанализировать. Тебе же я рекомендую дать ответ по поводу своего алиби. Ты сам понимаешь, что это важно. — Понимаю. Но решения не поменяю. — Это твоё право. В таком случае ознакомься с соглашением и, если тебя всё устраивает, подписывай. — я протянул ему практически стандартный бланк договора, слегка доработанный мной в связи с не обычными условиями нынешнего дела и после того, как Фёдоров его прочитал и подписал, продолжил. — Ладно, определимся. Счастливо. — Всего доброго. Когда я вышел из СИЗО, был уже полдень. Сегодня ноябрь подарил пасмурный, но сухой день. Настроение у меня было аналогичным. С одной стороны, мне понравился Фёдоров-младший: спокойный, уравновешенный, хладнокровный, умный, образованный. С другой — он слишком самоуверен и глуп. Глуп, потому что верит в правосудие и справедливость, верит в то, что лозунги о презумпции виновности действительно работают, верит, что его судьба кому-то, кроме нас, интересна. Больше всего меня заинтересовало то, что в нашем разговоре он дважды назвал свою мачеху матерью. В его устах это прозвучало естественно и как само собой разумеющееся. В жизни не часто такое встретишь. Поэтому я направился в кафе, чтобы перекусить, а затем направился на встречу с мачехой Степана. Или всё-таки матерью? 7 Фёдорова Кристина Алексеевна проживала в небольшом двухэтажном особняке из красного кирпича в одном из самых престижных районов города на Набережной. С конца 90-х годов ХХ века здесь строились и облагораживали территории наиболее обеспеченные лица: бизнесмены, чиновники и преступники. Ко всем ним следовало добавить «крупные». К концу второго десятилетия ХХI века их число проредила жизнь: кого убили, кого посадили, кто успел избежать первых двух вариантов и скрылся за границей. Особняк, который Фёдорова приобрела по приезде в Россию, ранее принадлежал заместителю мэра города. Четыре года назад государство за многочисленные преступления обеспечило его жильём на ближайшие 12 лет, дом же конфисковали и продали. Ничего особенного он не представлял: типовой проект, с претензией на красивую архитектуру. Главным, как я понял, при его строительстве была функциональность помещений. Особняк располагался на огромном земельном участке, огороженным металлическим фигурным забором. На территорию можно было попасть только через единственные ворота, где располагался пост охраны. Сада, как такового на участке не было, имелись многочисленные в разнообразном порядке разбросанные хвойные и лиственные деревья. По сути, это был разросшийся парк, лишь несколько облагороженный в местах, где были проложены дорожки. Из-за этого часть дома была скрыта от глаз. Пройдя необходимую процедуру проверки на посту охраны, я один, без сопровождения направился по асфальтированной дорожке к дому. Когда я подошёл ко входной двери в дом, та немедленно открылась и меня встретила сама хозяйка дома. Кристина Алексеевна выглядела даже лучше, чем на фотографиях, которые я видел в Интернете. Мне было известно, что сейчас ей 45 лет. Но выглядела она значительно моложе. Следов пластики я не заметил, хотя жёлтая пресса указывала на злоупотребление госпожой Фёдоровой медицинскими процедурами. Я бы дал ей лет 40. Высокая брюнетка, некоторые даже сказали бы статная, с выдающимся бюстом и замечательной фигурой. Её лицо явно не было образцом классической красоты, но отличалось какой-то очаровательностью. Иногда таких женщин называют миленькими. Я в отношении хозяйки дома такого эпитета не применил бы: её портил жёсткий взгляд серо-голубых глаз. Эта жёсткость чувствовалась сразу. Несмотря на то, что перед началом разговора она одарила меня улыбкой, я сразу же понял, что передо мной женщина серьёзная и с ней необходимо вести себя очень осторожно. — Господин Талызин. — констатировала Фёдорова. — Или товарищ? — Можно обойтись без официоза госпожа Фёдорова. — и продолжил, надеясь растопить лёд. — Или миссис? В ответ она рассмеялась. Очень естественно, смех был настоящий, не наигранный. — Раз мы так хорошо пониманием друг друга, может быть перейдём на ты? — она вопросительно посмотрела на меня и продолжила. — Долгая жизнь за границей отучила от использования отчества. — Не вижу в этом проблемы. Итак, Кристина? — Лучше просто Криста. Я могу обращаться к тебе по имени, Вячеслав? — Да. Не люблю укороченные варианты своего имени. — Договорились. В таком случае проходи в дом, а то мы уже пять минут стоим в дверях, что, с моей точки зрения, не очень хорошо. Когда мы зашли в дом, хозяйка провела меня в небольшую гостиную на первом этаже, где мы уселись друг напротив друга в небольшие кресла около кофейного столика. Она тут же вызвала прислугу и после выяснения моих предпочтений попросила принести мне кофе, а ей бокал мартини. — Итак, Вячеслав, ты решил взяться за дело моего сына. — опять утвердительно начала она. — Что тебя больше заинтересовало, деньги или само дело?