– Молчу, молчу. Между прочим, это ты придумала, когда маленькая была. Так к нему и прилипло. Его все тут так называли. Шуряйка лучше, чем Цицерон. – Ладно, тебя не переспоришь. Пока ты собираешься, расскажи мне последние новости. Уверена, у вас тут что ни день – то событие, – хихикнула я, вспоминая все, что мне доводилось слышать о местных жителях. – Да какие у нас новости? Вот Шуряйка Масленков приехал, в магазине новая продавщица, Кристина. Мелкая, а дело знает. Молодец, толковая девка, даром что племянница Тропиканки. – Той самой Тропиканки, что живет на повороте? – переспросила я, вспоминая красивую крутобедрую даму в шали, которую прозвали Тропиканкой после показа одноименного сериала. Сериал смотрели всем селом, и красавицу-актрису обсуждали охотно. Потом эта кличка как-то незаметно прилипла к Антонине. Местная Тропиканка была женщиной востребованной, но на все поползновения местных женихов отвечала отказом. Тетка не любила Тропиканку по причине того, что когда-то в молодости конкурировала с ней за внимание дяди Миши, Шуряйкиного деда. Все это вихрем пронеслось в голове, пока тетка вещала: – Помнишь, гармонист у нас в клубе был, Петром звали? Ты еще маленькая была, на колени ему постоянно лезла. Вернулся в деревню недавно, дом старый отцовский занял, что-то там строит. А то ведь и сараюшки не осталось. И даже пьет мало. Странно. А сам черный весь стал, аж жуть. – Он что, негром стал? – А как можно негром стать? Морилки поди напился, вот и почернел. Говорят, с горя. Он же в молодости в Тропиканку влюблен был, а та хвостом махнула – он и сбег он нее в город. А теперь она небось и рада была бы, чтобы гармонист к ней зашел, да он не решится все. Гордый. Хоть и негр. Если честно, подобные рассказы могли бы ввести в смущение кого угодно, но не меня, потому что с детства я была приучена к местному фольклору. Сплетни касались не только жизни звезд: «А Софийка Ротару-то с Лещенко…», «Я слышал, что Леонтьев – переодетая баба, вот те крест!». Местные дачники, как выяснялось из рассказов, также жили инфернальной жизнью: «Костик-то свою Наташку застукал с сантехником, ну и шланг тому покромсал. Если вы понимаете, о чем я…». «Заходит она в залу, а он там, сердешный, без ног и рук лежит, а Маринка его сама и заказала. Точно говорю. А потом крик подняла, точно резали ее. Подумаешь, полоснули ножиком…» Так что рассказы про местного негра были еще цветочками, под которые я, досыта наевшись, стала дремать за столом. Проснулась я в тот момент, когда тетка что-то вещала про курган, что был в конце деревни. Когда-то там обнаружили стоянку древнего человека и, по ходатайству местного краеведа Степанова, обнесли это место колючей проволокой, поставив там табличку «Копать нельзя». По иронии судьбы, с этого дня всем очень захотелось копать именно там. – И шастают, и шастают. Как медом намазано. Все клады ищут. Как будто у древнего человека было что-то путное, кроме костей мамонта. Или кости мамонта тоже в цене? Кто ж знает… Из города теперь часто приезжают, экскурсии даже пару раз были. И панский двор им показывают. Скоро не продохнуть будет. На панском-то дворе тоже шастают, все золото пропавшее ищут… – А на панском дворе что смотреть? Одни развалины. Там только ужи живут, – махнула я рукой, вспоминая, как в детстве мы играли там в прятки, пользуясь остатками стен, как укрытием. Панский двор там был до революции, сейчас о былом великолепии напоминал лишь сад и красивый вид на реку, который бы непременно открывался бы из окон панов, живи они там по сей день. – Ну, уж не знаю. Кому-то нравится. Говорят, это место у реки выкупил какой-то богач. Помнишь, столбы там поставили, беседку? Года три назад. Ты вроде приезжала после того. Часовню построили, но это уже в том году. Часовню обязательно сходи посмотреть, дело хорошее. – Чем же вы недовольны? Теперь не придется в церковь за реку ходить, все рядом. – Спасибо ему, конечно, только народ шепчется: скоро к реке не пройдешь, так ведь? Скажет – мое это все, забором обнесет. А местные там рыбу ловят. Не знаю, кто ему разрешение дал, а только с деньгами все можно. Емельяновна говорит, он все выкупил, потому что клад найти хочет. Тот, что пани Бригида закопала, как они бежали от красных-то. – Насколько я помню с детства, клад этот – не более чем фольклор, с чего вы вообще взяли, что он был? А богачу совсем не обязательно покупать землю, чтобы клад искать. Мы вон с соседскими детьми всей ватагой клад искали, копали. И ничего не покупали, между прочим. – Ну, копать наугад – это одно. Может, потомок какой выискался, знает чего, карту какую имеет? Как считаешь? Ты права, наши-то там все исходили, да мальчишки днями и теперь бегают, пока запрет не дали. Клад-то, говорят, был. Ты не спорь. Немой наш, тот, что выпивоха и рыбак, правнук панского кучера, рассказывал… Помнишь? По крайней мере, разговоры разные ходили. Ну и легенду семейную сохранил. – Что мог рассказать немой? – подловила я тетку. – Та тьфу на тебя, ну, мать его рассказывала, пока жива была. Ты не спорь. Большой сундук с золотом был, панам с усадьбы убегать надо было, и они его где-то закопали. Кучер ждал их на выезде из деревни, а потом их убили. Панов, в смысле. А кучер сбежал, потом на пробабке немого женился. Правда, почти сразу и помер, но сына успел оставить. Да непутевые они все были, все больше выпивали… – Разбавляя ежедневную маету деревенской жизни, местные сплетницы придумывают свои детективы, – развела я руками, – а к реке вам ходить никто не запрещает. Да и с другой стороны деревни еще один пляж есть. Можно подумать, ты туда ходишь? Или рыбу ловишь? Вам лишь бы инсинуации наводить. – Вот ты все слова умные, как мать твоя, – обиделась тетка, как видно, желавшая впечатлить меня местными историями. – Хоть и сестра она мне, а разные мы с ней с самого детства были. Конечно, разница в возрасте, само собой. А и все равно. Как будто от разных отцов. Может, так и есть? Она умная, а я веселая. Так ведь? Надо сестрице позвонить вечером, хорошо, что сейчас связь – не проблема. Хоть на Севере, хоть в Африке, везде поговорить можно. Отличительной особенностью тетки Зины был ее веселый нрав, за что ее любила не только вся родня, но и все местные жители. Потрепав меня по волосам, тетка пошла обуваться, попутно объяснив мне, что где лежит. Я обязалась закрыть курей и ставни перед сном, если она задержится. Заверив тетку, что все будет по высшему разряду, проводила ее до ворот, закрыла их на щеколду и устроилась с чаем в беседке. На улице потихоньку вечерело, и небо было протянуто косой розовой полосой заката. В саду одуряюще пахло уже пробудившейся от прохладной весны зеленью, и я внезапно почувствовала себя счастливой. Думать о Мироне я себе запретила: учитывая, что деньги у него есть, о чем я доподлинно знала, он не пропадет. Тем более, жалеть мне его не с руки: мало того, что он меня обманул, так еще и втравил в неприятную ситуацию. Руки так и чесались набрать его номер, чтобы высказать ему все, что я о нем думаю, но по наказу Людки телефон я отключила. Людка сказала, это необходимая мера, чтобы амбалы не смогли определить мое местонахождение. – Без связи с внешним миром, конечно, сложно, но ничего. Отдохнем от суеты сует, – сказала я Кузе, который удобно устроился у меня на коленях и заурчал от удовольствия. На всякий случай я оставила Людке телефон тетки, потому что меня могли хватиться ученики или директриса. В конце концов, совесть меня все-таки немного терзала. Вдруг Мирон начнет искать свои документы? Придет в школу, начнет расспрашивать… И что? Документы вернуть я ему все равно не смогу, но хотя бы передам послание амбалов, чтобы был осторожнее. Ну, или вернул им то, что должен. – Сам виноват, – пробормотала я с невесть откуда взявшейся мстительностью, а кот в ответ издал одобрительное «Мяу». Глава 6 Выждав еще час и управившись с курями, я поужинала голубцами и вновь затосковала. Вдоволь напившись чаю, покачавшись в гамаке и прогулявшись по саду, я решила все же пройтись по деревне. Уже смеркалось, и я надеялась, что местные жители не признают меня. По крайней мере, желания общаться с внешним миром сегодня не возникало. Накинув теткину шерстяную кофту, я решила отправиться в сторону часовни. Так сказать, воочию лицезреть красоту, установленную неведомым меценатом. Близость духовной опоры манила мою измученную в мытарствах душу. К счастью, по дороге я никого не встретила. В это время в деревне обычно ужинали, отдыхая от дневных забот и работы в огороде. Местные пьяницы уже упали в траву лицом, их жены смотрели сериалы, так что передвигалась я вполне уверенно. В доме Шуряйкиного деда горел свет и мелькали тени, но заходить в гости я не стала, решив оставить ритуал приветствия на завтра. Неторопливо дошагала я до магазина, отметив, что он преобразился. На окнах – решетки, веселенькие шторки. На крыльце сидели многочисленные коты, особенно выделялся толстый рыжик с порванным ухом. Он лежал чуть выше других и лениво поглядывал на меня, дергая ухом. Осторожно погладив хулигана, я обогнула магазин, в сумерках рассмотрев многочисленные мисочки и коробочки с едой. Неведомая Кристина сразу же заработала бонусные очки в моих глазах, ибо я свято чтила принцип: расскажи мне о своем отношении к животным, и я скажу, что ты за человек. Увлекшись темой котов, я не заметила, как прошла достаточное расстояние вперед к реке по тропинке, что пролегала через поле. Показалась часовня, выплыв из вечернего тумана и явившись мне во все своей красе и величии. Располагалась она на возвышении: я прошла еще вперед по мокрой траве, порадовавшись, что надела резиновые теткины сапоги. Подойдя вплотную, я машинально подергала деревянную дверь, убедилась, что та закрыта, торопливо перекрестилась на купол и побрела к реке. Устроившись на берегу за кустами, я обхватила колени руками и предалась меланхолии. Мысли закружились в водовороте эмоций: я то вздыхала, то охала, мысленно репетируя монологи и размышляя о своей невезучести. Внезапно за моей спиной хрустнула ветка, потом еще раз и еще. Я испуганно оглянулась, отметив, что уже засиделась и изрядно озябла. И только я собралась встать и идти, как от ужаса приросла к земле намертво. Из тумана прямо на меня плыла какая-то огромная глыба. Фигура вроде мужская, но исполинские размеры ее поражали. На голове что-то вроде шляпы, а под шляпой… Лица я так и не рассмотрела, потому что его там не было. Какое-то сплошнное серое пятно. Что там тетка болтала про призрак пана Бухалова? Словно со стороны я услышала чье-то повизгивание, с трудом сообразив, что визжу, собственно, я сама. До этого визжать мне не доводилось, поэтому голос показался мне противным и слишком уж высоким. Призрак, не дойдя до меня пару шагов, встал, как вкопанный. Я принялась креститься и зачем-то проорала «Аллилуйя!», оглядываясь в поисках какой-нибудь палки покрепче. Тут на глаза мне попались установленные кем-то чуть в стороне удочки. В два прыжка достигнув цели, я дернула удочку из воды, поразившись своей прыти. Тут же зазвенел колокольчик, а я принялась размахивать новообретенным оружием, сразу же запутавшись в леске. – Эй, ты чего? – настороженно спросил призрак и все-таки выплыл из тумана. Как ежик. В руках у него почему-то тоже были удочки и ведро. – А ты чего? Ходишь, в смысле? Ты кто такой? –Александр я. Иванович. Масленков. На рыбалку пришел, а тут ты орешь. Всю рыбу распугала. Ты кто такая? – Александр Масленков? Шуряйка? Ты что ли? А что с твоим лицом? – облегченно выдохнула я, не зная, смеяться мне или плакать. Для начала я просто осела на траву. Очень уж дурацкая ситуация вышла, а тут еще с другой стороны берега к нам резво двигались несколько человек, махая руками. Видимо, привлеченные моим визгом рыбаки, чьи удочки я потревожила. Странно, мне казалось, что я тут одна. – Накомарник это, – растерянно пробормотал Шуряйка, стягивая с головы шляпу с сеткой. По всей видимости, выданную ему дедом. – Что-то я тебя не припомню. Маша? – Глаша. Пошли отсюда, – нервно дернула я его за руку, бросая в сторону удочку и пытаясь освободиться от лески. – Сейчас мне наваляют за порчу удочки, помнишь, как в детстве мы за колокольчики отгребали от местных рыбаков? А один раз ты запутался, и трусы на крючке оставил… – Глашка, ты? – обалдел от неожиданности Шуряйка и, хлопнув себя по коленям, врос в землю, что было крайне некстати. Рыбаки приближались, а сдвинуть его с места, пнув под зад, как детстве, уже не вышло бы. – Бежим, Шура! Сейчас солью в зад стрелять начнут, как тогда у Зайца в саду, – гаркнула я, подпрыгнув, чтобы попасть Шуряйке в ухо. Он вздрогнул, неожиданно ожил и очень резво заработал ногами, при этом сам ухватил меня за руку и потащил за собой. Несмотря на некоторые неудобства, мы все же удалялись от места преступления, что было уже хорошо. Оглянувшись через пару минут, я констатировала, что погони за нами нет. Добежав до беседки, построенной неведомым меценатом, мы остановились отдышаться и, переглянувшись, внезапно принялись хохотать, как сумасшедшие. Смеялись мы еще долго, а потом два раза прошли всю деревню туда-сюда, потому что увлеклись разговорами. Сашка совсем не изменился с детства. Точнее, внешне-то он как раз стал совсем неузнаваем. Здоровенный детина с бугрящейся мускулатурой и взглядом добряка-простачка с открытой душой. Такой же белобрысый, как в детстве, только сейчас он был коротко подстрижен и пытался придать своему лицу мужественности и суровости, хмуря брови и сжимая губы. Неизменными, пожалуй, остались его детская наивность. Он тут же рассказал мне историю своей жизни: уехали с матерью в другой город, учился, продолжил заниматься борьбой, стал мастером спорта, получил травму плеча. Из-за этого пришлось оставить большой спорт, отучился заочно на физрука. Вот тут-то жизнь и дала трещину: любимая девушка его бросила ради бизнесмена, а он, решив что-то ей доказать, подался работать в охранную фирму: – Вот так я променял школу на работу охранника у одного богатея. Работа не пыльная, платили хорошо, но дела у них там всякие мутные, мне не по душе пришлись. Сказали типа одного подкараулить, ну и научить его уму-разуму, чтобы сговорчивее был. А это же уголовное. Ну и так пару раз, я отказывался, конечно, а они меня и турнули. Говорят, мол, такой нежный – сиди на даче и розы нюхай. А я что, виноват? Если нет во мне агрессии, не хочу я людям морды бить. – Все правильно, – поддержала я друга детства. – Значит, не твое это. И девушка эта тоже тебе не пара. Раз променяла тебя на денежный мешок. Встретишь ты еще… – Глаша, ты это брось, – внезапно посуровел Шуряйка, а я осеклась на полуслове. – Я все эти ваши штучки знаю. Мне дед сегодня уже все уши прожужжал. Мол, жениться пора, тут девок много, хороших, хозяйственных. Думаешь, я не понимаю, на что ты намекаешь? Женись, мол, на мне, я не такая. Но ты пойми, хоть ты и сто раз красавица, я о свадьбе пока и думать не могу. С работой беда, я чего и к деду приехал. Восстановиться хочу, подумать о жизни. Могу ли я поперек себя идти или лучше в школу вернуться, на тренерскую? Я вообще безработный сейчас, так что какие шуры-муры. Нет, и не проси. Твою женскую тоску я понять могу. Мы встретились спустя столько лет…. Я не смогла дослушать монолог до конца, потому что меня буквально взорвало от смеха. Откашлявшись и утерев слезу, я похлопала Шуряйку по плечу: – Мой добрый друг! Можешь не опасаться, твоя честь в безопасности. Никаких планов на замужество я не имею, даже напротив. Так что твоя позиция мне только на руку. И я вкратце рассказала Шурику о теткиных матримониальных намерениях в отношении меня, а также о своей несчастной истории любви, умолчав, правда, про криминальный оттенок нашего с Мироном расставания. Шуряйка повеселел и расслабился, так что дальше мы общались уже без напряжения. Обменялись новостями про друзей детства и договорились держаться вместе, раз уж волею судьбы свои отпуски проводим в Бухалово. Мы как раз дошли до речки. Выплывшая луна, похожая на головку откушенного сыра, освещала луковку часовни. И вдруг в темноте я заметила суетливо мелькающий огонек. – Смотри-ка, что это там светится? – толкнула я в бок друга. – Хрен его знает, может, светлячки? – Ты когда последний раз светлячков видел? – В детстве, когда ходили ночью на панский двор…