– Не сможешь, – чеканит жестко. – Мы не сможем. – Тогда давай дружить, – предлагаю неуверенно, нехотя вылезая из его объятий и отступая. Руки в карманы запихиваю. – Чего?! – хохочет. – Сама поняла, что сказала? – А что? Будем друзьями, – продолжаю уже с большим энтузиазмом. – Сможешь и дальше наблюдать за моими реакциями, будешь рядом, можешь временно, можешь навсегда. Друзья так делают. Будем поддерживать друг друга и… – Мы никогда не будем друзьями, – отрезает грубо, в своей манере. Без каких-либо объяснений. – Антон! – кричу обиженно, топнув ногой. – Ты обязан выполнить условия, а если не хочешь, тогда ты должен… – Что? – Признаться! Да. Вот для тебя второй вариант! Скажи спасибо, что я такая добрая! Признайся и… – В чем? – В том, что ты меня приревновал! Отхожу еще дальше. Задыхаюсь. Как же он меня бесит. Прислушиваюсь к шуму дождя. Кап. Кап. Кап. – Признаюсь. Звучит еле слышно. Так тихо, что кажется нереальным. – Что? – поворачиваюсь. Не верю своим ушам. Подхожу к нему, голову вскидываю, на носочки привстаю. – А ну ка… повтори… Молчит. Жевалками играет. Глядит на меня морозящими глазами. И искринки смеха в них прыгают. Иней и лучики солнца в одном флаконе. Кап. Кап. Кап. – Антооон, – тяну жалобно, но требовательно. – Повтории, я не расслышала… мне показалось или…? – Тебе показалось, у тебя от удара до сих пор шум в ушах, сама говорила. У тебя явные галлюцинации. А еще этот дождь. – Антоон, я злюсь! – начинаю шипеть на него. – Я вижу, – с усмешкой сообщает. – Антооон! Горло прочищает. Отворачивается. Ладонью по лицу проводит и снова на меня смотрит. Ему явно тяжело все это дается. Но я настойчиво жду, хотя нервы на пределе. Не знаю, чьи больше. Мои или его. – Признаюсь. – В чем? – спрашиваю невинным голоском. – Издеваешься? – Мне нужны подробности. Тяжело вздыхает. – Я тебя приревновал. – Аааа? – еще глубже в глаза заглядываю. Врезаюсь. Близко. Впритык. Очень впритык. – Чтооо? – Ты сейчас у меня получишь. – Аааа? – Не страдай фигней, – просит. – Чтооо? – Приревновал, говорю, – сипит чуть громче. – Меняяя? – улыбаюсь во все лицо. – Но ты же не умеешь?! – добавляю, как бы крайне растеряно. Получается очень плохо, я от счастья слегка опешила. Меня шатает. Сердечко бешено стучит. Каждая клеточка тела взрывается от радости. – Тебя, – признает нахмурено. – Пойдем уже, Макс ждет. – Подожди, – останавливаю его. Продолжаю глядеть в глаза. – Так почему? – Что почему? – раздраженно переспрашивает. – Почему приревновал? – Малявка, не беси, – начинает рычать. –Я не малявка! – НеМалявка, – соглашается. – Почемуууу, – продолжаю допытывать я. – Потому. Коротко и ясно. А главное - по делу. Надо подтолкнуть его к правде. – А может… потому что ты… испытываешь ко мне… какие-то… чувства… – набираюсь смелости, губами скольжу по его щеке. Вниз, к шее. Пальчиками в плечи впиваюсь. Флиртую как могу. Чувствую себя немного всемогущей. – Я тебя очаровала, да? Возможно… ты… влюбился… ммм? Ох уж эта пьянящая эйфория. – Ммм, – вижу, что его губы начинают дрожать. Улыбку еле сдерживает. – Все возможно, неМалявка… Глава 49 Все возможно, неМалявка. Все возможно… Это же почти признание! До сих пор нахожусь под сильнейшим впечатлением. Теперь мне сложно требовать от него исполнения условий нашего уговора. Потому что я сама не смогу держаться от него на расстоянии. Потому что… К черту договор! Мое сердце так быстро колотится. Я с ума схожу. Все плохое резко забылось, все препятствия и помехи, словно исчезли, и осталась только полнейшая эйфория и вера в хорошее. Ммм… мой канатоходец! Самый-самый лучший. – Антон, – протягиваю ему стопку чистого постельного белья. – Как думаешь… ты… мы… я… – Говори уже, – вздыхает он, проводя, как и обычно, ладонью по лицу, а затем и по волосам, и кладя белье на кровать. – Не томи. Я очень устал, спать хочу. – Я теперь могу стать твоей девушкой на постоянно? – выпаливаю залпом. И тут же задыхаюсь от возникшей неловкости после собственной реплики. – Нуу… Боже, зачем? Зачем я такое спросила? Это так унизительно… Хорошо, что мое лицо синюшно-багровое, и если я покраснела – заметно не будет. А я уверена, что это так, не смотря на то, что я не чувствую половины лица, краснеть – моя вечная стезя.