Прислушивался к биению сердца и радовался, что не услышит шагов. Он бы с удовольствием запер Малику в самой дальней комнате и потерял бы ключ, настолько его тяготило притяжение к ней. Повернулся на бок: — Зачем мне это? — И укрылся одеялом с головой. *** Кутаясь в плед, Адэр сидел на подоконнике. Он был уверен, что там, внизу, возле высокой двери, выходящей в сад, стоит она. И так же, как он, ждёт рассвет без единого лучика солнца. Прислоняется плечом к сырой стене, прячет лицо в поднятый воротник и поёживается. Адэр был здесь, в жарко натопленной спальне, и в то же время парил над застывшим садом. Робким ветром касался длинных влажных ресниц, скользил по смуглой коже, смешивался с тёплым дыханием, льнул к гибкой шее и забирался под пальто. Он прижимался лбом к тонкой прозрачной преграде, всматривался в серую пелену, в размытые очертания голых деревьев, и пытался угадать: куда смотрит она. Небо посветлело, почернела земля, линии ветвей стали чётче, на стекле уже можно разглядеть тонкие дорожки-ручейки. Вот и рассвет. Адэр вышел из апартаментов. До слуха донеслись неторопливые шаги. В начале коридора появилась Малика. Подойдя ближе, сняла с головы шарф и присела: — Доброе утро, мой правитель. — И направилась к своим покоям. Прикусив конец шарфа, Парень побежал за ней, подпрыгивая и мотая мордой. Адэр пошёл следом. Малика глянула через плечо, замедлила шаг. Остановилась перед дверью: — Вы хотите поговорить? Адэр толкнул створку: — Хочу. Она ступила в гостиную и уставилась себе под ноги. — Собирайся. Ты едешь со мной в Ларжетай. — Я не поеду. — Малика, я не оставлю тебя здесь. Я знаю, что ты не будешь сидеть в замке. — Не буду. — Сейчас неудачное время для поездок. Малика сцепила пальцы: — Проделано много работы. Я не могу всё бросить. — Какой работы, Малика? — Я пытаюсь успокоить людей. Они напуганы. — Взращиваешь ненависть к Тезару? Малика направила на Адэра растерянный взгляд: — Нет. Нет! С чего вы взяли? — Что ты им говоришь? — Говорю… — Малика опустила голову. — Говорю: посмотрите вокруг, есть люди, которым хуже, чем вам. Идите к ним. Растопите печку, сварите кашу из крупы, которую принесёте, подержите за руку тех, кто потерял надежду. Помечтайте, как весной будете обрезать деревья, а тёплыми вечерами сидеть на завалинке и петь песни. Говорю: идите к ним! А когда будет плохо вам, придут все, кому вы помогли. Адэр приподнял пальцами её подбородок: — Собирайся. Малика сделала шаг назад: — Я не поеду. — Это приказ! — Извините меня. Переживания и беспокойные мысли вдруг развеялись, как зыбкий дымок над потухшим костром. — Забирай Муна и уходи на все четыре стороны. Сейчас! Я должен убедиться, что тебя больше нет. Адэр заставил себя позавтракать. В кабинете сложил в ящик документы и посмотрел на карту, пришпиленную к стене. Хотел снять, но передумал — светлые планы останутся в замке. С улицы донеслись тарахтящие звуки. Адэр приблизился к окну. По пустоши ехали грузовик и трактор. Через некоторое время в кабинет вошли Вилар и Эш. Одежда облеплена глиной, лица посеревшие, глаза опухшие. Вилар привалился к стене плечом: — Не зря сюда заехали. Я чувствовал, что ты здесь. — Ты заболел? — спросил Адэр. — Спина немного… — Иди к себе. Потом поговорим. — Надо срочно вывозить ориентов. — Как ты там оказался? — Привез им продукты. Адэр повернулся к Эшу: — Дотянул до последнего? — Всё было терпимо, а вчера вода в пещеры хлынула. — Дотянул! — Я послал Драго в Лайдару, чтобы ветоны готовились к приёму ориентов. — Насколько всё плохо? — Женщин и детей переправили на шхуны. О лагере над обрывом не может быть и речи. Почва промокла настолько, что проваливаешься по колено. И везде ручьи. Сперва глина лилась, теперь земля. — Почему раньше не пришёл? — Прилив закончился, море на два метра откатило. Я думал, что беда миновала. А вчера такое началось… Адэр подошёл к карте: — Пока пригоним технику с границы… — Все машины развозят продукты, — сказал Вилар. — Я даже не знаю, где они. — Ориенты продержатся неделю? — Нет, — ответил Эш. Адэр провёл пальцем по чертежу: — Сколько у них шхун? — Три. — А если отправить их до Лайдары морем? — Их пять тысяч. — Хотя бы женщин и детей. Эш покачал головой: — Я им предложил, но человек, который более-менее знает путь, лежит в горячке. Остальные так далеко не заходили.