Люди отползали к стенкам трюма, наблюдая со страхом, как Иштар волочит за собой Малику. Швырнув её к лежащим на полу Йола и Муну, ракшад скривил губы: — Ваши женщины глупы и безрассудны. Держите их при себе. Мун помог Малике сесть, обнял за плечи. Йола приподнялся на локтях: — Присядь, Иштар. Он опустился на корточки, вытер мокрое лицо: — Что с тобой, старик? — Устал. — Мне везёт. Хоть ты не будешь мешаться под ногами. — Сколько ещё продлится шторм? — Три дня. Может, четыре. Йола улёгся на спину: — До кряжа далеко? — Далеко. — Подведи к нему шхуны. — Нет. — Так надо, Иштар. — Что ты знаешь о волнах, старик? — Уже ничего. — Волна бьёт в скалу и возвращается обратно. Эту шхуну я удержу. Может быть — удержу. А что делать со второй? — Не подводи слишком близко. Иштар вздохнул: — Вы глупы, как ваши женщины. — Дети перестали мочиться, — тихо проговорил Йола. — Оббивайте лёд с поручней, ловите снег и топите в кружках. — Подводи шхуны. Иштар потёр нос: — Хорошо. Что дальше? — Увидишь. Иштар вернулся на палубу. Забрал у сигнальщиков два факела. Глядя на размытый свет в снежной пелене, покрутил пылающую паклю над головой и указал на огни Лайдары. Отдал факелы сигнальщикам: — Делайте так до тех пор, пока не крикну: «Сигнал! Стоп!» Даже если руки отвалятся — делайте! — И заскользил по льду к рулевому. *** Когда стемнело, Адэр прошёл во дворец Зервана. В залах возле каждого окна стояли защитники. Багровое пламя факелов, не потревоженное сквозняком, горело ровно и бесшумно. Адэр спустился в пещеру под дворцом. Уселся на ступени. Обняв Парня, прислушался к далёкому рёву моря. На площадке возле двери замерли стражи — Мебо и Драго. Свет фонарей выхватывал из темноты мрачный свод и влажные стены. Вода вздымалась до середины лестницы. Откатывая в чёрный тоннель, открывала острые края впадины в полу и вновь неслась к Адэру. В лицо дышал мороз, руки в перчатках коченели. За спиной послышались шаги и приглушённые голоса. — Мой правитель, приехал маркиз Бархат, — доложил Драго. — Потерь нет. Пришли все ориенты. Адэр укрыл ноги полами плаща и облокотился на колени: — Не все. Шли часы. Тело отдавало тепло ступеням. Вместе с теплом утекали силы, исчезало желание встать и покинуть ледяную пещеру. Хотелось сидеть здесь вечно. Единственное место, где можно себе позволить выплеснуть на лицо чувства. — Мой правитель, — произнёс Мебо. — Вы простынете. Адэр опустил голову. Ощутил, как на плечи накинули ещё один плащ. Волна откатила в тоннель. Вновь раздались шаги. В спину вонзился взгляд. — Что? — спросил Адэр. — Здесь Эш и Кангушар, — отозвался Мебо. — Слушаю. — Снегопад закончился, мой правитель, — прозвучал голос Эша. — Шхуны видно? — Только бортовые огни. — Сколько шхун? — Две, — ответил Эш. Адэр запрокинул голову, уставился в промозглую пустоту. — Мой правитель! — заговорил Кангушар. — Перед дворцом собрались ориенты. Четыре тысячи. Они не пошли в замок. Сразу поднялись на площадь. — Что они там делают? — Поют. Адэр посмотрел через плечо: — Видимо, у них есть повод для радости. Пусть поют. Это их право. — Мне не нравится их песня, — заметил Кангушар. — Это, скорее, заупокойная. — Они разговаривают с Богом моря, — жёстко произнёс Эш. — Они всю дорогу переживали, что им не дадут поговорить с их Богом. — Дворец Зервана не храм, а площадь перед дворцом — не жертвенник! — разозлился Кангушар. — Пусть идут в другое место и там молятся. — Они должны видеть море. — Возле Ворот Славы море отлично видно, — не успокаивался Кангушар. — Не видно! — выкрикнул Эш. — Прошу прощения, мой правитель. Там моря не видно. Там парапет. — У ориентов появился защитник? — язвительно спросил Кангушар. — Я всегда был защитником. И всегда им останусь. — Довольно! — гаркнул Адэр и встал. — Идём, послушаем. Картина, представшая его взору, походила на кошмарную сказку. На заснеженной площади под полуночным небом сидели тысячи ориентов. Женщины, мужчины, старики — в разодранной одежде, в резиновых сапогах, с непокрытыми головами — тянули к далёкому морю руки и раскачивались из стороны в сторону. Толпу окружали защитники и стражи. Пламя факелов металось под порывами ветра и высвечивало бронзовые лица, закрытые глаза и вытянутые, как для свиста, губы. Голоса ориентов притягивали и завораживали. В песне слышались одновременно мольба и вызов — это была боевая песня и молитва. Она звучала в унисон бушующему морю, набирала силу, рокотом волн разносилась над дворцовым комплексом, билась то в одну вершину горы, то в другую, и неожиданно затихала, как отступающая от кряжа волна. Затем всё повторялось. — Где маркиз Бархат? — спросил Адэр. — На нижнем плато, — ответил Эш и тихо добавил: — По-моему, он слегка не в себе.