Я снова опешила. Это он что, пошутил? Кто ж с ведьмой шутки шутит? Шутник… Потянулась, сорвала с дерева веточку и за шиворот ему, изогнувшись, опустила. Ветка скользнула, как живая, по коже, до самого копчика, а там приросла, зашевелилась. Я захохотала, а Ильмир, почувствовав на теле что-то инородное, на прелую листву меня уронил и завертелся по кругу, как пес блохастый за хвостом, пытаясь рассмотреть, что у него сзади. – Вот ведьма поганая! – заорал он. – Ты что творишь? Сколько ты еще издеваться надо мной будешь, гадюка? – Повернись, служка, свиное рыло приделаю! – крикнула я. Он взвыл и пошел по тропе, не оглядываясь. – Ты куда? – с насмешкой крикнула я. – А до порога донести? Как невесту ненаглядную? А на постель уложить, поцелуем приласкать? Куда же ты, Ильмир, убегаешь? Может, я плату решила стребовать? Тела твоего возжелала? Служитель посмотрел через плечо, хмыкнул уже без злобы. – Да что-то ты не слишком тела жаждешь, ведьма! – ухмыльнулся он. – Сдается мне, пугаешь только! – А ты расстроился, что ли? – ответила я и макушку поскребла, озадачившись. Так, переругиваясь, мы до лачуги и дошли. Ильмир встал у порога, обернулся, хотел сказать что-то, а потом хвост его зашевелился, служитель скривился и в лачугу ушел. Я постояла, нахмурившись, и следом шагнула. Все-таки мой это дом… * * * Ночью, правда, похолодало. Пусть и прогнала я Северко, но Зимушку не остановить. Утром она прошлась по лесу тихо, на мягких лапах снежного барса, посмотрела мне в окно глазами-звездами. Я ей поклон земной отвесила, почтение выказала, постояла она и ушла, обещав скоро вернуться. От лап барса остались на траве следы инея, сковалась опавшая листва первым ледком. Ильмир на то, как я поклоны бью, смотрел хмуро, но ничего не спрашивал. Подошел к окну, куда еще миг назад Зимушка смотрела, и замер, еще сильнее задумавшись. Завтракала я вкусно – пригодились дары глупой девицы. Ела творог рассыпной, молочком запивая и хлебушком прикусывая, и даже жмурилась от удовольствия. Тенька, как собака, рядом сидела, лапами перебирала и чуть ли не поскуливала. Хлесса у меня за молоко готова душу продать. Служитель от окна оторвался, пришел в закуток. Посмотрел и взял кувшин, налил Теньке молока в тарелку, поставил в углу. И эта предательница чуть ли не облизывать его бросилась! Я обиделась, отвернулась. – Хвост отвалился, – усмехнулся Ильмир и веточку сухую на стол положил. – Обратно приделать? – огрызнулась я. – Это уж сама решай, ведьма. Я ведь у тебя в услужении. – Так тебя не держит никто. Сам служить ведьме захотел. Он себе тоже молока налил, присел на лавку. Клинок звякнул тихо. Я кивнула на ножны. – Откуда он у тебя? – От одного человека… Подарок. – Он любовно пробежал пальцами по рукоятке. Я покачала головой. Клинок его знающий человек делал. Ведающий. Сталь в заговорах и оберегах, рукоять – вишня и самшит, внутри солнечный янтарь силу копит. Такое оружие всегда цель поражает, врагов чует, об опасности предупреждает. – Твой клинок ведьмак делал, – оскалившись, бросила я. – Или ведьма. Чтобы против тварей мрака бороться. А ты сталь кровью ведьминской напоил… От этого сила его меняется… Темнеет. Ильмир вскочил, чуть стол не перевернул. Шагнул ко мне с такой ненавистью в глазах, что я пальцы соединила, готовясь силу на подмогу звать. Но нет, застыл служка, смотрит только. – Врешь ты все, ведьма! – сипло сказал он. – Врешь! Что ни слово, то жаба! Этот клинок не мог принадлежать никому из твоего поганого племени! – А что же тогда он у тебя из рук выскальзывал, когда на наше племя обращен был? – насмешничала я. – Было такое, служитель? По глазам вижу, что было. Теперь уже не выскальзывает, поработил ты его, дурак… Только раб никогда другом не станет, предаст… – Замолчи! – прошипел служитель. Глаза из синих совсем черными стали, злыми… – Я-то замолчу, но правда от этого не изменится, – пожала я плечами. – Ты и злишься так оттого, что знаешь эту правду. Только признавать не хочешь. – Я поднялась, убрала со стола тарелку, сложила аккуратно остатки еды. – А мне так все равно, служитель, во что ты веришь, дело твое. И прошла мимо застывшего Ильмира намеренно близко, чтобы не думал, что своими сверкающими глазами способен ведьму испугать. Он хотел еще что-то злое бросить, да тут мы голос услышали. – …покажись! Подсоби, житья нет от нежити! Покажись, Хозяйка леса, смилуйся! Я отпихнула развалившуюся на пороге хлессу, схватила свой кожух и клюку и пошла во двор. Служитель за мной двинулся, да и ладно. Мужиков, что ведьму звали, двое было. Я их знала: деревенские, с южной стороны моего леса. Оба с окладистыми бородами, чернобровые, отец и сын. Подошли удивительно близко к моей лачуге, знать, отчаяние вело. Так бывает: если очень человеку нужно что-то или нужда одолевает, то даже без силы может дорожка к желаемому привести. Я на Ильмира уже привычно тень набросила, а сама вышла к мужикам. Они, конечно, шарахнулись, головы солнцем осенили, но быстро себя в руки взяли, поклонились мне. – Помощь твоя нужна, Хозяйка леса, – выступил вперед старший. – Погост поднялся! Служитель уж дважды приезжал, да толку от его молитв! Только вина жбан выпил и полкабана съел! – Я хмыкнула, покосилась на Ильмира. Тот на меня не смотрел, слушал внимательно. – Ты уж помоги, Хозяйка, упокой умерших! Сил нет уже! Ходят, воют, в окна заглядывают! Ночью теща покойная пришла, при жизни гадюкой была, а после смерти и подавно! Стоит у порога и такое супружнице моей, своей дочери, обо мне говорит… – Мужик покраснел до самых бровей. – Помоги! А мы всей деревней отблагодарим, не поскупимся. Я постояла, раздумывая. Знаю я тот жальник, плохое место, пакостное. Хорошо, если духи шалят, а вот если твари тьмы? А оборот такой скорее на них похож… Не зря же стоят под окнами, гадости говорят. В дом не зайти, так они за порог человека манят! Но делать нечего, надо двери на погосте закрыть, а то с кладбища они могут и в лес мой поползти. Странно, что они сейчас пробились, обычно в это время года тихо. Вереск еще цветет, а этот запах твари мрака не переносят. А это плохой признак. Знать, зовет их кто-то. Мужики мялись, шапки свои в руках теребили, уже и не пугались даже моей жуткой наружности, в глаза заглядывали. Я медленно кивнула, а они выдохнули шумно, с облегчением. – Хорошо, – сказала я безрадостно. – Откуп приготовьте. Мяса сырого целую кабанью тушку, потроха отдельно. Кровь соберите в несколько кувшинов, с молоком молодой кобылицы смешайте. Все поняли? Я ночью приду. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.