При мысли о том, что их сейчас сканируют, Таню охватило беспокойство, затем она вспомнила, как лебезил перед Одиль инспектор. Если за ними сейчас и наблюдают, то только для того, чтобы их оберегать. Из аппарата вышли две женщины. Две спутницы жизни. Спутница Ньютона певица Эшли Лайонел и подруга президента триатлетка Патрисия Вуд. Обе выглядели жизнерадостными, неестественно молодыми и счастливыми. Наконец, появился Он. Верховный главнокомандующий, в старомодной летной куртке с нашивками и подколотым рукавом, скрывающим обрубок левой руки. Президент не смотрел по сторонам. Сплошная деловитость, большой босс возвращается к себе в кабинет. Волосы у него начинали седеть. На коже белели проплешины от заживших шрамов. В жизни президент оказался ниже ростом, чем его показывают по телевизору. И, увидев его воочию, ощутив его присутствие совсем рядом, Таня почувствовала, как поднимаются на поверхность самые ее потаенные мысли об этом человеке. Она пожалела о том, что не может посмотреть ему в глаза. – Эй, ты, Томми! – обезумев, выкрикнула Таня, теряя контроль над собой, словно одержимая бунтарским духом своей матери. – Посмотри на свой народ, тиран! Одиль ахнула. Как только эти слова вырвались у нее, Таня поняла, что преступила границы неофициального разрешения находиться здесь. Твою мать!.. Таня стояла у самого ограждения, вцепившись пальцами в проволочную сетку, глаза выпучены, как у какой-то сумасшедшей охотницы за знаменитостями. Или убийцы. Внезапно до нее дошло, как близко они находились к самому охраняемому человеку на земле. Она оглянулась на испуганное лицо Одиль, на пристально смотрящих на нее верзил в форме. Но она получила то, что хотела. Она заставила президента Соединенных Штатов посмотреть на нее. Их взгляды скрестились. Не больше чем на секунду, но достаточно для того, чтобы в этих холодных голубых глазах отразилось осуждение. Чувство это было не из приятных. – Пошли! – потянула подругу за руку Одиль. Президент отвернулся. Рявкнул что-то охраннику. Залаяла его собака. Блондинка-телохранитель уже пристально смотрела на Таню. Как и половина тех, кто ее окружал. Таня почувствовала, как вся, с головы до пят, содрогнулась от страха. Она огляделась вокруг и подняла взгляд, ища камеры, которые видела и те, которые не видела. Одна камера службы новостей в настоящий момент была наведена прямо на нее. О господи! – Пошли! – повторила Одиль, с силой увлекая Таню за собой. – Да, да, хорошо, – пробормотала та. Девушки развернулись и быстро направились в ту сторону, откуда пришли. – Какого хрена, блин! – сверкнула глазами Одиль. Подруги шли так быстро, как только это было возможно без того, чтобы перейти на бег. – Извини! – виновато промолвила Таня. – Наверное, ты просто раззадорила меня своими сумасшедшими разговорами за обедом и криком на Ньютона. – Только ты на такое способна! – воскликнула Одиль. – Я порой говорю то, что думаю, но в нужное время и в нужном месте. Я полагала, ты знаешь, как обстоят дела в этом городе! – Так же, как во всей стране, – заметила Таня. – Я не сделала ничего плохого. Она сознавала, что это ложь, несмотря на то что это была правда. Когда подруги дошли до Лафайетт-сквер, там их уже ждали. Ну разумеется. Солдаты окружили их, разделили, обыскали. Таня успела увидеть, как тот же самый инспектор Николс уводит плачущую Одиль к контрольно-пропускному пункту. Четыре сотрудника Секретной службы посадили Таню в машину с такими тонированными стеклами, что сквозь них ничего не было видно. Таня спросила, на каком основании ее задержали, но ей ничего не ответили. И, как ей было хорошо известно, никто и не обязан был отвечать. Речь шла о чрезвычайной ситуации. Сколько себя помнила Таня, чрезвычайная ситуация была всегда. 17 Сотрудники Секретной службы отобрали у Тани телефон, сняли с нее наручники и заперли ее в комнате без окон. В комнате было прохладно. Температура такая, что хочется надеть свитер, но у Тани свитер отобрали вместе с зимней курткой и пиджаком, оставив ее дрожать от холода. Девушка ждала очень долго. Сколько именно времени, она сказать не могла, потому что у нее отобрали также и часы, и сумочку, и все содержимое карманов. На стенах не было ничего, кроме официальных портретов. Старый снимок президента, сделанный еще до того, как его пытались взорвать: будущий лидер идет прямиком к своему первому сроку, у него на лице еще нет явных следов тягот, связанных с высокой должностью. Рядом еще более огромная фотография Генерала, грудь украшена орденскими ленточками, свидетельством долгих войн за обладание иссякающими природными ресурсами, строгие глаза, смотрящие на Таню еще с тех пор, как она училась в начальных классах школы. Портрет президента, который вклинился между, отсутствовал. Того самого президента, которого отстранили от власти. Его вообще стерли бы начисто со страниц учебников истории, если бы он не был таким прекрасным козлом отпущения. Он еще занимал свой пост, когда компьютеры впервые обнаружили у Тани «способности». Она прошла все тесты так, как от нее ждали, и ее переместили из зоны боевых действий в элитную академию в Сент-Поле. Ей выделили бюджетное место в университете, а профессор, ведущий семинар по экологии и защите окружающей среды, замолвил за нее словечко перед специалистом по подбору персонала, набиравшим людей на государственную службу. Снова тесты, а через несколько недель люди в костюмах уже пригласили Таню на обед. Они сказали, что им нужны такие одаренные люди, и Таня приняла этот комплимент, не задаваясь вопросом, что именно в ней так им понравилось. Ей предложили федеральный пакет госслужащего, включающий плату за обучение на юридическом факультете, гарантированный пятилетний контракт на работу в государственных органах и открывающий ей дорогу в столицу. Тане сказали, что она будет помогать простым людям, сражаться с врагами государства, защищать тех, кто ей близок и дорог. Вопреки совету матери Таня приняла это предложение. Ей хотелось чего-нибудь получше, чем суровые будни ее детства. Во время летних каникул после второго курса, когда почти все однокурсники работали мелкими клерками в крупных фирмах, Таню и еще несколько студентов направили на курсы специальной подготовки. Они сидели в битком набитом лекционном зале вместе со студентами других факультетов и изучали азы компьютерного моделирования, аналитического прогнозирования, разведки и контрразведки. Долгие часы слушатели курсов составляли алгоритмы для анализа собранных данных, учились программировать роботов. Люди с флота обучали их управлению новейшими беспилотными аппаратами. Год назад президент издал распоряжение о создании полуавтоматических беспилотников, и преподаватель утверждал, что это будет нечто среднее между суперкомпьютером и сворой гончих. Через месяц Таню и еще пятерых слушателей усадили вместе с двумя мозговедами из учебного центра ФБР в Квантико отрабатывать технику ненасильственных допросов. Таню радовало то, что ее отобрали из многих, то, чему она училась, казалось таким секретным и таким могущественным – в общем, она сама не поняла, когда ее завербовали. По крайней мере, так казалось. Слушатели изучали технологии анализа человеческой личности, признаки лжи, признаки страха. Они учились манипулировать временем, настроением и языком. Учились отделять правду от чуши. Мозговеды делились со слушателями курсов древними истинами. «Колдовство и проводник душ в царство мертвых», – шутил один из них. Они рассказывали о таких методах допросов времен холодной войны, как «Ты никому не нужен», «Новости из дома», «Алиса в Стране чудес» и «Спиноза и Мортимер Снерд»[2]. Таня не знала, кто такой Мортимер Снерд, до тех пор, пока не нашла его в справочниках, после чего весь вечер смотрела видеофильмы двадцатого века с участием чревовещателей, проверяя, сможет ли она говорить так же. Обучали слушателей и новым стратегиям, подогнанным под неврозы современной эпохи. «Какое ты снял кино», «Все девять глаз», «Кто пристрелил Йоко»[3], «У нас есть победитель», «Ты знаешь, кто мой отец?» Последняя, специально разработанная для провокаторов из числа «золотой молодежи», была у Тани любимой. Таня сдавала все тесты на самый высокий балл. Она метко стреляла в тире. Как обычно, училась она усердно и добивалась поразительных результатов. Ее стали готовить к самой ответственной работе – быть может, даже к охране посольства. Так продолжалось до последнего курса, когда во втором семестре ее не отправили на курсы подготовки Патриотов отчизны. Когда Таня мысленно представила себе, как шпионит за своими соотечественниками, за простыми американцами, по-прежнему живущими в местах, подобных тому, откуда была родом она сама, она поняла, что именно к этому ее готовили с самого начала. И когда она сказала: «Нет уж, спасибо, как-нибудь в другой раз», ее заставили пройти еще кучу тестов, после чего засунули в какой-то захудалый отдел министерства обороны изучать деятельность компаний, выполняющих военные заказы. Ее кураторы считали это наказанием, однако тесты не смогли предсказать, что с новой работой Таня будет справляться так, что ее захочется уволить, и в то же время так, что сделать это будет невозможно, по крайней мере до тех пор, пока не истечет ее контракт. Таня сидела в холодной камере, гадая, что, может быть, все дело именно в этом, когда массивная стальная дверь отворилась. 18 В камеру вошли мужчина и женщина. Оба были в серых костюмах, форменной одежде служителей закона, видящих окружающий мир во всевозможных оттенках виновности. Женщина была выше ростом. Она предъявила удостоверение Секретной службы и представилась агентом Герсон, а коллегу ее звали агент Бреланд. Бреланд внешне походил на помесь военного и бухгалтера. Герсон же напомнила Тане одноклассницу, с которой она как-то подралась в школе. – Где моя подруга? – спросила Таня. – Чем вы сегодня занимались у Белого дома? – спросила Герсон, ясно давая понять, кто будет задавать вопросы. – Смотрела на Белый дом, – ответила Таня. – Вы находились внутри закрытой зоны, – сказала Герсон. – Нас пропустили, – сказала Таня. – Это не оправдание, – сказала Герсон. – Больше того, это только усугубляет тяжесть провинности. – Вы пытались проникнуть с помощью обмана, – добавил Бреланд. – Поймите, – примирительно промолвила Таня, – мы просто хотели посмотреть. Увидеть своими глазами, как он теперь выглядит. – Он выглядит как причина очистить страну, – проворчал Бреланд. – Это вам пришла в голову такая мысль? – спросила Герсон. – Или вашей подруге? – Не помню, – сказала Таня. – Наверное, мне. – Но ведь ваша подруга записная смутьянка, разве не так? – продолжала Герсон. – Бунтарка, вырядившаяся патриоткой. Она хочет навредить президенту. Вероятно, втянула в это и вас. Если вы чистосердечно признаетесь, что она задумала, это существенно облегчит вашу участь. – Она… Таня почувствовала, как все, чему учила ее мать насчет сопротивления властям, рушится перед лицом реального задержания. Вместе со всеми усвоенными на юридическом факультете уроками о том, что никогда нельзя разговаривать с полицией. Вместо этого вылезло наружу все то, что Таня учила про стремление удовлетворить учителей. Быть может, агенты Секретной службы знали наперед, как она будет себя вести. Таня предположила, что они имели доступ ко всем ее досье. – Мэм, Одиль совершенно безобидная. Говорит много, но в конечном счете ей нравится жить в роскоши. И трудно ее в этом винить. Это все я.