– Мы готовы предложить тебе удачу и достаток, если ты отыщешь и вернешь нам кое-какую потерю. – Топор, – добавил Бурен. – Да. Хранящийся под замком. Мы хотим, чтобы он вернулся к нам до захода солнца. – Топор? – переспросил Юань, не в силах скрыть изумления. С чего этой странной паре так нужно вернуть себе нечто настолько обычное? Ведь их богатства наверняка хватит, чтобы купить хоть сотню новых топоров! – Держи, – сказал Бурен, швыряя монету Юаню. Упав на раскрытую ладонь юноши, монета преобразилась. Превратилась в ключ. – И это все, чего вы от меня хотите? Мысль о том, что жизнь брата зависит от такой пустяковой вещи, казалась едва ли не оскорблением. Или это Будда Амита посылает ему испытание? – А я думал, вы – народ тихий и старательный. Склонившись к стоявшей на прилавке керосиновой лампе, он раскурил новую сигару. До этого Юань никакой лампы на его прилавке не замечал. И – вот странное дело – сигарный дым пах точь-в-точь как его любимая рыбная похлебка! Рот тут же наполнился слюной, и Юань поспешил сглотнуть, чтобы не забывать о деле. Сложив ладони чашей, Ханг-нэ зачерпнула из воздуха пригоршню сигарного дыма и принялась лепить, мять его ловкими пальцами, пока дым не обрел форму. Тогда она дунула на ладони, заставив встрепенуться и сердито взъерошить перья серую ласточку. – Ступай в город, за ней. Она отведет, куда нужно. Птица немедля взлетела и закружилась по комнате. В последний раз поклонившись, Юань направился к выходу. Стоило ему открыть дверь – ласточка выпорхнула наружу. Стараясь не отстать от птицы, Юань шагал сквозь лабиринт улиц. Казалось, приземистые дома из кирпича и стали глядят ему вслед, точно хмурые, зловещие великаны. Никакого сравнения с уютным, приветливым Чайна-тауном, пусть тесным, зато нарядным, кипящим праздничной жизнью, проявляющейся во всем – в ароматах многочисленных закусочных, в шуме игорных заведений, в багрянце и золоте вывесок и витрин! На ходу Юань все гадал и гадал, зачем этой паре мог так понадобиться топор. Обычно отвлечься от скучной тяжелой работы и мук голода помогали молитвы Будде Амита. Даже многие месяцы, миновавшие со дня отъезда из Гуанчжоу не стерли из памяти коротких мантр, которым он выучился от монахов. Мать так хотела, чтобы эти люди в шафрановых одеяниях приняли его к себе… «Ты слишком смышлен, чтоб оставаться крестьянином, Юань, – не раз говорила она. – Это Чень в меня выдался, а твой ум остр, как у дядюшки». Семья их была так бедна, что о книгах и об учебе, необходимой для сдачи экзаменов на чиновничью должность, и мечтать не стоило. Лучшей судьбы, чем монастырь, ему, пожалуй, было бы не сыскать. К этому все и шло, пока не прослышал Чень о богатствах Золотых Гор. С тех самых пор брат Юаня сделался сам не свой. Даже в поле мечтал о сокровищах Калифорнии, начисто забывая о работе. Несколько человек из их деревни уже уехали туда. Но если бы мать не умерла от горячки, Чень ни за что не решился бы покинуть Китай. Ну, а Юань не посмел рисковать остаться без единственной родной души, да и духи предков требовали, чтоб с Ченем ничего не стряслось: ведь монахам не позволено жениться и продолжать род. Потому-то он и оставил монастырь, не успев обрить головы и облачиться в шафрановые одежды. И смирился с этой потерей. И даже с тем, что уют и покой предначертанного будущего сменился полной неизвестностью, терзавшей Юаня в долгом плавании на борту парохода. Что делать? Семья важнее всего. Даже переселения в Чистую Землю – неземное царство, где Будда Амита наставит его на путь к Просветлению. Наконец ласточка села на карниз прочного каменного здания с широкими ступенями у входа. Но ни один из пары духов ни словом не обмолвился, что сквозь эти двери ходят туда-сюда столько белых людей! Разжав кулак, Юань взглянул на ключ, успевший согреться в ладони. Теперь ему сделалось ясно: топор заперт под замок вовсе не Буреном и не Ханг-нэ, а кем-то другим. Но кто же стал бы прятать его от могущественных духов? И для чего? Остановившись на противоположной стороне улицы, Юань немного понаблюдал за входом. За все это время внутрь не вошел ни один ханец или тан. А юноша прекрасно знал: некоторые места в Сан-Франциско – только для белых. Зачем же духи вынуждают его войти? Может, храбрость испытывают? Вспомнились слова матери: «Огонь притягивает взгляд первым, а дым – последним». Да. Лучше быть незаметным, чем броским. Дождавшись, пока к двери не направится обеспеченный с виду американец, Юань быстро пошел за ним, держась поближе, чтобы в глазах зевак выглядеть его верным слугой. Кому придет в голову придираться к лакею, следующему за хозяином? Внутри обнаружилось много людей в мундирах. Иметь дело с полисменами Юаню еще не доводилось – даже с теми, что патрулировали Чайна-таун. Держась от всех в стороне, он медленно, вдоль стенки, двинулся вперед. Но один из полисменов заметил его и поманил к себе. Юань заколебался, не зная, что предпринять – послушаться или притвориться непонимающим, но в конце концов медленно, волоча ноги, подошел к полисмену. Тот сказал что-то по-английски. Не разобрав ни слова, юноша мелко закивал и забормотал: – Да. Да. Да. Он не раз видел: при помощи этакой тактики соотечественникам вполне удавалось отделаться от внимания белых. Однако полисмен схватил его за плечо и поволок к выходу. Юань приготовился к тому, что сейчас его вышвырнут вон, но в последний момент кто-то неподалеку окликнул бдительного полисмена. Тот заколебался, разрываясь между желанием выставить Юаня за дверь и чувством долга, но долг победил. Подтолкнув Юаня к дверям, полисмен отправился куда-то со своими товарищами. Как только полисмен отвернулся, Юань поспешил спрятаться за угол. Здесь он остановился, чтобы немного прийти в себя, беззвучно запел мантру, постукивая по подбородку ключом, и оглядел коридор впереди. Рядом имелась дверь, и он, не раздумывая, сунул ключ в замочную скважину. Ключ подошел и легко провернулся в замке. Юань улыбнулся. Наверное, Будда Амита проявил благосклонность к его беззаветному подвигу! Осторожно, ровно настолько, чтобы протиснуть в щель тощее тело, приоткрыв дверь, он проскользнул внутрь. Комната, где он оказался, вела в небольшой коридорчик с решетчатыми дверями по обе стороны. У дальней стены отдыхал на наклоненном назад стуле еще один полисмен, а за ближайшей решеткой, на грязной циновке, сидел его соотечественник. Охранник открыл глаза. – Ты что здесь делаешь? Спрятав ключ в рукаве, Юань поднял руку и указал на человека за решеткой. – Моя идти здесь, к брат, – отвечал он, коверкая английский куда сильнее, чем обычно осмеливался. Ничего, Будда Амита простит: ведь на самом-то деле его уста не изрекли лжи. Полисмен грубо захохотал. – Это твой брат? Ну и семейка у вас! Охваченный любопытством, Юань подошел к решетке, не забывая поглядывать на охранника краем глаза. Тот внимательно следил за ним и, кажется, от души забавлялся. Сидящий за решеткой выглядел не моложе отца Юаня, вот только юноша в жизни не видел Цзи-старшего таким избитым. Ухо в запекшейся крови, левый глаз так заплыл, что превратился в узкую щелку. А вот разорванная одежда еще недавно имела очень пристойный вид, не то, что тряпье Юаня… Казалось, этот человек дремлет или медитирует. Услышав оклик Юаня, он приоткрыл уцелевший глаз. – Тонг организовала мне освобождение? – Тонг? О тонгах, тайных обществах, замешанных во многих преступлениях, Юань не знал почти ничего, и то, что знал, привлекало его не больше, чем сунуть змею за пазуху. – Если не знаешь, значит, ты не от них, – со стоном сказал человек за решеткой. – Может, они еще пришлют кого-нибудь, как ты и говоришь. – Нет. Я расплачиваюсь за собственную глупость. Они бросили меня, своего лучшего топора, гнить в тюрьме. Услышав эти слова, Юань пошатнулся, точно от удара кулаком, и ухватился за прохладные стальные прутья. Человек в мундире заорал и вскочил со стула. Кротко извиняясь, кланяясь на каждом шагу, Юань попятился назад, а, выйдя из тюрьмы, почувствовал себя круглым дураком. По пути в Чайна-таун он без устали проклинал надувшую его парочку – и не только за то, чем на самом деле оказался их «топор». Подумать только: им понадобилось, чтобы он освободил явного преступника, опасного человека, и тем нанес ужасный вред собственной карме! Но, может, этот человек невиновен? Юань остановился и задумался, однако сама мысль о том, что эта парочка обманом хотела подвигнуть его на благородное дело, казалась нелепой. – Возвращаешься ни с чем? Юань огляделся. В дверном проеме лавки, торгующей лечебными снадобьями белых, стояла Ханг-нэ. Он понимал, что на нее не стоит обращать внимания, что слушать ее без толку, так как слова ее, несомненно, окажутся хоть и сладкой, но ложью, однако языка сдержать не смог. – Хватило же мне ума встрять в сделку со злыми духами! Вот и вспоминаю теперь изречение: «У великой души – воля, у мелкой души – желания». Ханг-нэ небрежно взмахнула рукой, точно его слова – назойливые мухи. – Прошу, покажи мне человека, не имеющего желаний! Уверена, такие найдутся только в могиле. Учти и то, что о некоторых вещах незачем говорить вслух. Лучший способ отличить истину – открыть ее для себя самому. – И ты хотела, чтобы я выпустил на волю преступника и стал преступником сам. – Я хотела, чтобы освободив его, ты спас брата. На ее лице отразилась едва ли не материнская забота. – Я вижу Ченя, – заговорила она, не глядя ни на него, ни на толпу вокруг. Теперь ее взгляд был устремлен к небу. – Бедный мальчик. Руки и ноги слишком ослабли, чтоб встать, дышит неглубоко, как умирающий карп. Будь у него силы, хоть повернулся бы на этой загаженной подстилке. Он ждет тебя. Сны его тревожны, мучительны, он жаждет освобождения, но знает: с твоим приходом жизнь снова станет сносной. Теперь Ханг-нэ смотрела прямо на него. Казалось, глаза ее мерцают странным огнем. – Долго ли ему еще страдать? Решать тебе. В руках Ханг-нэ возникла роговая чаша. – Здесь, в чаше, линьчжи. Небесная снедь, что излечит все хвори твоего брата и вернет его в доброе здравие. Спасет его жизнь, да вдобавок продлит ее настолько, что и его покойному величеству императору Цяньлуну не снилось. Сняв крышку, она подняла чашу к его лицу. Юань заглянул внутрь. На вид эта травка казалась такой простой, невзрачной, точно какой-то корешок, выкопанный на огороде в котел. Может, в волшебстве никогда без обмана не обойтись? – Все, что тебе нужно сделать – выполнить нашу просьбу и доставить Чаапа Топора к нам. Живым. Будет жив он, будет жить и твой брат. – А что, если я просто возьму да откажусь? – Тогда я прокляну твоего брата, и он умрет еще до прихода сезона дождей. Ханг-нэ резко качнула чашей, словно вот-вот вывалит ее содержимое под ноги, но в последний момент просто переложила ее из руки в руку. Нет, допустить смерти брата Юань не мог. Не для того он отправился за море, не для того якшается с длинноносыми белыми варварами, чтоб потерять последнего родного человека! – Выходит, выбора у меня нет. Ханг-нэ кивнула.