Анка оглянулась и спросила: – Вы ушли тихо? Антон пожал плечами. – Кто же уходит громко? – Я, кажется, все-таки нашумела, – озабоченно сказала Анка. – Я уронила таз – и вдруг в коридоре шаги. Наверное, Дева Катя – она сегодня в дежурных. Пришлось прыгать в клумбу. Как ты думаешь, Тошка, что за цветы растут на этой клумбе? Антон сморщил лоб. – У тебя под окном? Не знаю. А что? – Очень упорные цветы. «Не гнет их ветер, не валит буря». В них прыгают несколько лет, а им хоть бы что. – Интересно, – сказал Антон глубокомысленно. Он вспомнил, что под его окном тоже клумба с цветами, которые «не гнет ветер и не валит буря». Но он никогда не обращал на это внимания. Анка остановилась, подождала его и протянула горсть земляники. Антон аккуратно взял три ягоды. – Бери еще, – сказала Анка. – Спасибо, – сказал Антон. – Я люблю собирать по одной. А Дева Катя вообще ничего, верно? – Это кому как, – сказала Анка. – Когда человеку каждый вечер заявляют, что у него ноги то в грязи, то в пыли… Она замолчала. Было удивительно хорошо идти с нею по лесу плечом к плечу вдвоем, касаясь голыми локтями, и поглядывать на нее – какая она красивая, ловкая и необычно доброжелательная и какие у нее большие серые глаза с черными ресницами. – Да, – сказал Антон, протягивая руку, чтобы снять блеснувшую на солнце паутину. – Уж у нее-то ноги не пыльные. Если тебя через лужи носят на руках, тогда, понимаешь, не запылишься… – Кто это ее носит? – Генрих с метеостанции. Знаешь, здоровый такой, с белыми волосами. – Правда? – А чего такого? Каждый малек знает, что они влюблены. Они опять замолчали. Антон глянул на Анку. Глаза у Анки были как черные щелочки. – А когда это было? – спросила она. – Да было в одну лунную ночь, – ответил Антон без всякой охоты. – Только ты смотри не разболтай. Анка усмехнулась. – Никто тебя за язык не тянул, Тошка, – сказала она. – Хочешь земляники? Антон машинально сгреб ягоды с испачканной ладошки и сунул в рот. Не люблю болтунов, подумал он. Терпеть не могу трепачей. Он вдруг нашел аргумент. – Тебя тоже когда-нибудь будут таскать на руках. Тебе приятно будет, если начнут об этом болтать? – Откуда ты взял, что я собираюсь болтать? – рассеянно сказала Анка. – Я вообще не люблю болтунов. – Слушай, что ты задумала? – Ничего особенного. – Анка пожала плечами. Немного погодя она доверительно сообщила: – Знаешь, мне ужасно надоело каждый божий вечер дважды мыть ноги. Бедная Дева Катя, подумал Антон. Это тебе не сайва. Они вышли на тропинку. Тропинка вела вниз, и лес становился все темнее и темнее. Здесь буйно росли папоротник и высокая сырая трава. Стволы сосен были покрыты мхом и белой пеной лишайников. Но сайва не шутит. Хриплый голос, в котором не было ничего человеческого, неожиданно проревел: – Стой! Бросай оружие – ты, благородный дон, и ты, дона! Когда сайва спрашивает, надо успеть ответить. Точным движением Антон сшиб Анку в папоротники налево, а сам прыгнул в папоротники направо, покатился и залег за гнилым пнем. Хриплое эхо еще отдавалось в стволах сосен, а тропинка была уже пуста. Наступила тишина. Антон, завалившись на бок, вертел колесико, натягивая тетиву. Хлопнул выстрел, на Антона посыпался какой-то мусор. Хриплый нечеловеческий голос сообщил: – Дон поражен в пятку! Антон застонал и подтянул ногу. – Да не в эту, в правую, – поправил голос. Было слышно, как Пашка хихикает. Антон осторожно выглянул из-за пня, но ничего не было видно в сумеречной зеленой каше. В этот момент раздался пронзительный свист и шум, как будто упало дерево. – Уау!.. – сдавленно заорал Пашка. – Пощады! Пощады! Не убивайте меня! Антон сразу вскочил. Навстречу ему из папоротников, пятясь, вылез Пашка. Руки его были подняты над головой. Голос Анки спросил: – Тошка, ты видишь его? – Как на ладони, – одобрительно отозвался Антон. – Не поворачиваться! – крикнул он Пашке. – Руки за голову! Пашка покорно заложил руки за голову и объявил: – Я ничего не скажу. – Что полагается с ним делать, Тошка? – спросила Анка. – Сейчас увидишь, – сказал Антон и удобно уселся на пень, положив арбалет на колени. – Имя! – рявкнул он голосом Гексы Ируканского. Пашка изобразил спиной презрение и неповиновение. Антон выстрелил. Тяжелая стрела с треском вонзилась в ветку над Пашкиной головой. – Ого! – сказал голос Анки. – Меня зовут Бон Саранча, – неохотно признался Пашка. – «И здесь он, по-видимому, ляжет – один из тех, что были с ним». – Известный насильник и убийца, – пояснил Антон. – Но он никогда ничего не делает даром. Кто послал тебя? – Меня послал дон Сатарина Беспощадный, – соврал Пашка. Антон презрительно сказал: – Вот эта рука оборвала нить зловонной жизни дона Сатарины два года назад в Урочище Тяжелых Мечей. – Давай я всажу в него стрелу? – предложила Анка. – Я совершенно забыл, – поспешно сказал Пашка. – В действительности меня послал Арата Красивый. Он обещал мне сто золотых за ваши головы. Антон хлопнул себя по коленям. – Вот брехун! – вскричал он. – Да разве станет Арата связываться с таким негодяем, как ты! – Можно, я все-таки всажу в него стрелу? – кровожадно спросила Анка. Антон демонически захохотал. – Между прочим, – сказал Пашка, – у тебя отстрелена правая пятка. Пора бы тебе истечь кровью. – Дудки! – возразил Антон. – Во-первых, я все время жую кору белого дерева, а во-вторых, две прекрасные варварки уже перевязали мне раны. Папоротники зашевелились, и Анка вышла на тропинку. На щеке ее была царапина, колени были вымазаны в земле и зелени. – Пора бросить его в болото, – объявила она. – Когда враг не сдается, его уничтожают. Пашка опустил руки. – Вообще-то ты играешь не по правилам, – сказал он Антону. – У тебя все время получается, что Гекса хороший человек. – Много ты знаешь! – сказал Антон и тоже вышел на тропинку. – Сайва не шутит, грязный наемник. Анка вернула Пашке карабин. – Вы что, всегда так палите друг в друга? – спросила она с завистью. – А как же! – удивился Пашка. – Что, нам кричать: «Кх-кх! Пу-пу!» – что ли? В игре нужен элемент риска!