— Как у бандитов? — Напряжённо спросила Лира, чуть нахмурившись. — Точно. Бандиты… эти могут вроде как силу показать горожанам. — Запугать оставшихся? — Угу. Губернатор может спровоцировать нападение, чтобы потом мэра обвинять. И это только так… навскидку. Лира несколько минут сидела молча, с печальной гримаской на красивом личике. — Ладно, — нехотя сказал она, — не уверена, что ты прав, но твой прогноз достаточно вероятен. Уедем с дочкой просто для того, чтобы тебе здесь было спокойней. Хлопот с переселением жён и детей хватило. Сам переезд ещё туда-сюда… ситуация пока не настолько взрывоопасная. А вот где их устраивать, на какие средства… В Конфедерации так отчаянно нуждались в рабочих руках, что готовы принимать на работу прямо с колёс. Женщин, детей… на тамошних фабриках полно одноруких и безногих. Говорят, встречались даже безрукие, что-то там контролировали. Когда Алекс впервые услышал это, волосы дыбом встали от ужаса. Никогда ранее он не подозревал, что значит демографическая катастрофа. И уважения к южанам прибавилось, эти умеют сражаться буквально До последнего человека. И при таком дефиците рабочей силы, переселенцев с Севера сравнительно немного. Ирландцы, представители французской общины, немногочисленные поляки и вовсе уже редкие русские. Ехали либо к своим, как французы в Луизиану и Новый Орлеан, либо парии вроде ирландцев и поляков. Англосаксы и протестанты других национальностей, в КША почти не переселялись. Об этом почему-то не говорилось прямо, но после войны появилось твёрдое разделение на Мы и Они. Англосаксы-протестанты из КША после печально знаменитого приказа Шермана о Выжженной земле, не считали больше своими англосаксов-протестантов из Союза. Ситуация зашла так далеко, что они начали родниться с креолами и даже индейцами, лишь бы только те воевали под знаменем Конфедерации. Для старожилов Юга из числа потомков французов или испанцев, в этом нет ничего зазорного, во многих плантаторах текла индейская, а порой и негритянская кровь. И ничего, принимали в обществе, служили на высоких постах. Для англосаксов же, свято уверенных в том, что они являются представителями Высшей расы… немыслимо! Многие из них обосновались на Юге всего десять или двадцать лет назад, образовав собственное сообщество. До Гражданской они слабо смешивались со старожилами, тщательно выбирая чистых и нечистых для общения. Чёрт побери, да многие англосаксы, выросшие в трущобах, искренне считали себя выше чистокровных испанцев с длинной родословной. Они же англосаксы! На Севере же, напротив, всячески нагнеталась истерия по поводу чистоты расы. Во многом это явление искусственно, как великолепное средство отвлечения от реальных проблем с экономикой. — Ату их, ату! Это из-за негров у вас нет работы! Ирландцы едят наш хлеб! Тупые поляки! Лозунгов такого рода встречалось предостаточно. Политики и раньше не особо стеснялись в выражениях, а уж теперь и подавно. Но проблема не только в политиках. Ветераны-северяне искали оправдание. Это не они плохие, потому что следовали тактике Выжженной земли, это южане неправильные. Недочеловеки. Когда попаданец впервые встретил это слово в статье, где профессор права важно рассуждал о низших и высших расах, ему стало страшно. Но статья послужила спусковым крючком для научного расизма, и стали появляться статейки на тему, что если в южанах течёт неправильная кровь, то они и сами — неправильные. Недочеловеки. А победили конфедераты… так это всем известно — предательство. Проклятые французы! Да и ирландцы… не всё с ними чисто. Пусть сражались они храбро, спору нет. Вот только подозрительно — чего это они покидают САСШ? Нет ли в этом какого-то заговора? Нужно сказать, что статьи такого рода не слишком востребованы, да и ирландцев они задевали по большому счёту краешком. После того, как поток ирландской миграции из Нью-Йорка стал ощутимым, рядовые горожане стали относиться к кельтам заметно спокойней. Уезжают конкуренты, ранее претендовавшие на рабочие места? Ну и слова богу, чего теперь на них злиться-то? А вот Юг как воплощение Сатаны, в газетных статьях встречался часто. Даже Алекс, скептически настроенный к прессе, после прочтения порой задумывался: может, ну его, этот Юг? Неприятное местечко, не для порядочных людей… В нескольких газетах КША, доставленных по его просьбе, попадались похожие статьи, но уже о Севере. Непонятную ситуацию легко разрешил Папаша, подкованный в политике. Они как сидели за рюмкой чая по семейному, в столовой у Фокадана. — Что тут странного-то? — Удивился Томас О,Брайен вопросу, — разделяй и властвуй. На Севере боятся без рабочих рук остаться. — Как же боятся, — перебил тестя Фред, — если сами нас выгоняют. — Нас, — фыркнул Папаша, — то-то и оно. ИРА и до войны не только кельтов защищало, хоть призыв вспомни. Да на войне ирландцы себя отменно проявили. Не начни политиканы на нас давить, так через год-другой мы бы сами из них масло выжали. По крайней мере, профсоюзы куда как жёстче могли бы себя вести. — А негры? — Эти-то? Ты вспомни, сколько их с Юга понабежало? Ничего не умеют, берутся работать за любые деньги. Промышленникам они в общем-то и не нужны в качестве рабочих. Сам вспомни, сильно их нанимали? Так, чтобы рабочие руки у южан отобрать. Отобрали, а сейчас не нужны, вот виноватыми назначили, чтоб народ пар на них выпускал. — А где тут Боятся без рабочих рук остаться? — не сдавался Фред. — Если слишком много народу уедет, так рабочим платить нужно будет нормально, а не как сейчас — за еду работают. — С Севером разобрались, — согласился внимательно слушавший дядю Рональд О,Брайен, — а с Конфедерацией почему так? — Мальчишки…, — если слышно пробормотал Папаша, и уже громче, — тоже боятся. Начнут приезжать к ним те солдаты из англосаксов, что за Союз воевали, осядут. А лет через пять-десять северяне уже в большинстве будут. Да со своим виденьем мира. Дальше объяснять? — Нет, дядя, всё понятно! Переворот. — Почему ирландцев да поляков в КША привечают, разъяснять нужно? — В Конфедерации привечают, потому как в Союзе гнобят, так? Даже если кто и не разделяет идеалы Юга, то вряд ли снова захочет воевать за Север. С таким-то отношением… Через несколько дней после этого разговора, в газетах развернулась травля чернокожих, и без того поставленных фактически вне закона. Обвинялись они в самых страшных грехах, порой совершенно абсурдных. До середины апреля ситуация с неграми искусственно подогревалась. На улицах Нью-Йорка можно увидеть ситуации, когда нетрезвые мужчины расправлялись с чернокожими образцово-показательно, на глазах у полиции. Те не вмешивались, даже если негров вешали на фонарных столбах… Мужчины эти, что характерно, из личной дружины мэра. Вскоре их примеру начали следовать уже и обычные горожане. Не все после войны сохранили душевное здоровье… Чёрные побежали, их группы сопровождали группы вооружённых лояльных граждан, стреляя по любому поводу. В Нью-Йорке большая их часть вербовалась в Канаду, пусть даже условия контракта стали вовсе уж кабальными. Разлучали семьи, мужчины и женщины отдельно… Но вариантов у негров не осталось: по слухам, в глубинке их попросту убивали. Глава тридцать девятая В штаб влетел белобрысый мальчишка из Молодой Гвардии. — Сэр! — он навытяжку встал перед Фокаданом, пытаясь изобразить военную выправку. Передав зажатую в потном кулачке записку, Гвардеец потерял серьёзность и снова стал мальчонкой лет восьми, которому старшие товарищи дали ответственное поручение. — Спасибо, солдат, — серьёзно сказал Алекс, на что мальчик просиял щербатой улыбкой, стукнул босыми пятками друг о друга и умчался, подпрыгивая. По мере того, как попаданец читал, лицо его делалось всё более хмурым. — По коням, — коротко сказал вестовому, — нападение на склад, поднимай дежурный взвод. Да… Гатлинги тоже брать, экипируемся по полной. Через пять минут полсотни верховых одвуконь при четырёх странноватых повозках, вышли на рысях из Медовых Покоев. — Воевать едут! — С восторгом сообщил давешний мальчишка приятелю, примостившемуся вместе с ним на заборе по соседству. — Ага, — согласился рыжий приятель, — по два револьвера у каждого, да и ружей у некоторых по два. Меня бы с ними! — Да, — мечтательно согласился белобрысый, — здоровски получилось бы! Мне брат давеча давал из револьвера стрелять. Ух! Лягается, чисто мул, но удержал! — Попал хоть? — А то! — Хвастливо отозвался гонец, — но почти тут же смутился и добавил, — почти. Рядышком с мишенью пуля легла, дюймах в пяти. Знаешь, какая отдача? Ух! Брат сзади за руки придерживал, и всё равно! * * * Ограбленный склад формально принадлежал военным, но серьёзной охраны там не стояло. Армейское начальство в большинстве своём весьма прохладно отнеслось к закупке Максимилианом военного имущества. Алекс подозревал, что дело тут прежде всего в меркантильных интересах: только-только они собрались погреть руки на армейском имуществе, как подсуетилось гражданское руководство и распродало это самое имущество за бесценок. Не то чтобы военные действовали бы иначе… Поскольку к военному имуществу принадлежал только склад, но не его содержимое, то местное начальство весьма формально отнеслось к его охране. Иногда удавалось договориться, и за дополнительную мзду армейцы серьёзно относились к службе. Чаще всего деньги брали охотно, тут же забывая о своих обязательствах. Вот и сейчас… — А я чо? — лениво бубнит опустившийся алкоголик, невесть зачем одетый в грязную форму Союза, — я ничё. Стою я, значица, и бах! Передо мной двое… нет, четверо бугаёв с оружием, и все в форме Конфедерации. Новенькой! И револьверты на меня, а пятый — саблей в горло тычет! Вот. Алкаш задрал голову, демонстрируя старый бритвенный порез на грязной, отродясь не мытой шее с ползающими по ней вшами, пытаясь выдать его за свежую сабельную рану. Врал бестолково, постоянно путаясь и запинаясь. Но складское начальство, в лице немолодого лейтенанта и парочки капралов, охотно слушает враки. Поскольку складских сопровождал взвод федералов, недобро поглядывающий на ирландцев, устраивать полевой допрос лжецу не с руки. — Сговорились же, — процедил сквозь зубы Фред, который с недавних пор начал расхаживать ногу в длительных поездках. — Врёт, — согласился Алекс, — это и ежу понятно. Ты вот что… Маккиннона возьми и других наших браконьеров. Пусть покрутятся вокруг, следы посмотрят. Чует моё сердце, что официально нам это не дадут. Следующие пятнадцать минут попаданец стоял, время от времени задавая вопросы на грани — так, чтобы нельзя понять, насколько серьёзно воспринял он эти враки. Наконец, заметив сигнал Фреда, вежливо отпустил складских. — Бандиты, командир, — с хрипотцей сказал Маккиннон. Его товарищи подтвердили слова кивками. — Дезертиры или кто? — Ну… если и дезертиры, то вконец расслабившиеся, — ответил следопыт, сняв шляпу и задумчиво почесав макушку, — что вояк там много, это к цыганке не ходи. Но дисциплина там не армейская, за это поручиться могу. Фокадан кивнул, он уже не пытался проверять следопытов в таких вещах. Если время позволяло, то пытался разбирать следы сам, пользуясь подсказками. Но не сейчас.