– И Мартин нашел этого человека? – спросил он. – Да. Так он мне сказал. А в чем дело? По-вашему, он может знать, что случилось с Мартином? – В ее голосе как будто прозвучала надежда. – Ему наверняка что-то известно, – осторожно произнес Телман, стараясь не давить на нее. – Вы не помните, ваш брат называл его имя? – Ага, – Тильда наморщила лоб. – Какой-то Сандер… Санди… – Может, Сандерман? – уточнил Телман, подавшись вперед. Тильда удивленно вытаращила глаза. – Да! Он самый! Вы его знаете? – Я о нем слышал, – ответил Телман, глядя на Шарлотту. – Да, – согласилась она еще до того, как он задал вопрос. – Мы могли бы попробовать его найти. Что бы там ни сказал ему Мартин, это может быть важно. – Она прикусила губу. – В любом случае ничего лучше у нас пока нет. – Это может быть не так просто, – предупредил Телман. – Может занять какое-то время. У нас ведь нет никаких доказательств того, что имело место преступление, так что… – Я займусь его поисками, – прервала его Шарлотта. – В Севен-Дайлз? – Телман покачал головой. – Вы понятия не имеете, что это за место. Одно из самых страшных во всем… – Ничего, я отправлюсь туда днем, – быстро возразила она. – И надену самое старое свое платье. Уж поверьте, я сойду за местную жительницу. Днем на улицах всегда много женщин. К тому же я буду спрашивать священника. Думаю, другие женщины, чьи родственники служили в армии, поступают точно так же. Телман посмотрел на нее, затем на Грейси. По его глазам было видно, что он колеблется. Шарлотта улыбнулась. – Я поеду туда, – решительно заявила она. – Если я сумею его найти, у меня будет больше шансов узнать о Мартине, чем у вас, если он действительно ездил к тому священнику по поручению Стивена. И я готова отправиться туда прямо сейчас. – Она посмотрела на Тильду. – А вы возвращайтесь к своим делам. Не хотелось бы, чтобы ваша хозяйка уволила вас, даже если вы отсутствовали по уважительной причине. – Она посмотрела на Телмана. – И спасибо вам за все, что вы сделали. Знаю, это отняло у вас немало времени… В ответ тот лишь пожал плечами. Почему-то в эти минуты слова приходили ему в голову с большим трудом. Он даже не смог сказать, почему это так для него важно. Шарлотта встала из-за стола; все поняли это как сигнал того, что разговор окончен и они свободны. *** Шарлотта шагала по прилегающим к Севен-Дайлз улицам. Для этой вылазки она надела очень старую юбку, которую как-то раз случайно порвала и потом не слишком удачно зашила. Чтобы не выделяться из толпы, она не стала надевать жакета, а накинула поверх простой блузки шаль – так обычно одевались женщины, работавшие в этой части Лондона или приходившие сюда за покупками. И все равно она смотрелась здесь инородным телом, ибо бедность имеет не только свой внешний вид, но и запах. Ей казалось, что она знала, но, увы, она забыла, сколько бездомных сидели, сгорбившись, в дверных проемах или же с печальным, унылым видом стояли рядом с кучами тряпья или старой обуви, в тщетной надежде, что кто-то купит их немудрящий товар за пару пенсов. Но скорее пройдет мимо. Вдоль середины улицы тянулась открытая канава с почти стоячей водой. Человеческие отбросы были повсюду, равно как и исходящий от них смрад, – что неудивительно, ибо здесь не было чистой воды, даже для питья, не было мыла, не было сухого, теплого жилья, иными словами, ничего, что облегчило бы голод и жуткую скученность. Она шла среди них, опустив голову, не только с тем, чтобы быть похожей на них, не обласканных жизнью, но и потому, что ей было страшно на них смотреть, страшно заглянуть им в глаза, зная, что она в любую минуту может уйти отсюда, а они – никогда. Шарлотта осторожно начала расспрашивать про солдатского священника. Ей стоило немалого мужества и силы воли подойти к кому-нибудь и заговорить. Ее голос мгновенно выдал бы в ней чужака, и это невозможно было скрыть. Говорить так, как говорили они, значило бы передразнивать их, а себя выставить притворщицей, еще до того, как она задаст свой первый вопрос, не говоря уже о том, чтобы получить на него ответ. В первый день ей удалось лишь отсечь ряд вероятностей. Успех пришел к ней на второй день, после обеда, причем совершенно неожиданно. Она шла по Дадли-стрит, прокладывая себе путь между грудами поношенной обуви, сваленной не только на корявом булыжнике тротуара, но и на дороге. Рядом с ними, одни, без взрослых, сидели дети. Некоторые плакали, другие полусонно наблюдали за тем, как мимо них шагают прохожие. Вскоре навстречу Шарлотте попался какой-то мужчина. Она отметила, что шагал он легко, как будто давно привык ходить по здешним улицам. Лет сорока с небольшим, вида совершенно непримечательного, довольно худой, в старом пальто. Был он без шляпы, а его каштановым волосам пошла бы на пользу стрижка. Шарлотта остановилась, уступая ему дорогу. Он явно шагал по делам, и она не хотела бы его задерживать. К ее великому удивлению, незнакомец тоже остановился. – Я слышал, вы искали меня. – Его речь выдавала в нем человека образованного. – Мое имя Морган Сандерман. Я помогаю всем, кому нужна моя помощь, но в первую очередь солдатам. – Мистер Сандерман? – обрадованно переспросила она, как будто была некой женой, отчаявшейся найти мужа, с которым он мог быть знаком. – Да. Чем могу вам помочь? – Стоя среди куч старой обуви, он пристально посмотрел на нее. Притворяться не было смысла, да и терять время тоже не хотелось. – Я ищу одного человека, который пропал, – ответила она. – И я полагаю, что незадолго до своего исчезновения он мог разговаривать с вами. Вы не уделите мне немного вашего времени… я очень прошу. – Разумеется, – ответил он и протянул руку. – Если вы не возражаете, я бы пригласил вас в свой рабочий кабинет. Боюсь, у меня нет своей церкви, скорее старый зал, но спасибо и на этом. – Да-да, с удовольствием, – не раздумывая, согласилась Шарлотта. Не сказав больше ни слова, он повел ее за собой. Она зашагала следом за ним по булыжной мостовой мимо молчаливых людей, затем свернула за угол и по узкому переулку – к крошечной площади. Здания здесь были в четыре-пять этажей. Высокие и узкие, они тесно лепились друг к другу и как будто скрипели от сырости, а их крыши съехали набекрень. В воздухе стояла липкая вонь гниющего дерева, от которой тотчас начинало мутить. Громких и четких звуков здесь не было, но не было и тишины. Отовсюду слышался топот крысиных лап, капала вода, ветер, шелестя, гонял мусор, скрипя, оседали деревянные стены. – Вон там! – Сандерман указал на дверной проем и шагнул вперед. Дверь была в пятнах сырости и открылась при его прикосновении. Внутри был узкий вестибюль, а за ним – больших размеров зал, где в открытом камине пылал огонь. На полу перед ним, прижимаясь друг к другу, сидело с полдюжины людей, правда, они сидели молча, не разговаривая. Шарлотта не сразу поняла, что они либо в бесчувственном состоянии, либо спят. Сандерман поднял палец, как будто просил тишины, и почти бесшумно прошел по каменному полу к стоящему в правом углу столу, рядом с которым стояла пара стульев. Шарлотта последовала за ним и села на один из этих стульев. – Мне, право, жаль, – извинился он, – но мне нечего вам предложить. Иных апартаментов у меня тоже нет. Он произнес эти слова с улыбкой, а не так, как если бы стыдился этого убогого места. Похоже, он больше переживал по поводу комфорта Шарлотты, нежели своего собственного. Лицо его было худым; она отметила его ввалившиеся щеки – верный признак постоянного недоедания. – И кого же вы ищете? – спросил он. – Если я не смогу сказать вам, где он, я, по крайней мере, могу передать ему, что вы его ищете, и тогда, возможно, он найдет вас сам. Надеюсь, вы понимаете: то, что мне рассказывают, предназначается только моим ушам. Порой человек… – Он умолк, пристально на нее глядя, как будто по ее лицу пытался понять, кого же она разыскивает. Шарлотта ощущала себя обманщицей. Она представила себе несчастных женщин – жен, матерей и сестер, которые приходили к нему в поисках своих близких. Представила, через что, возможно, прошел он сам, – нечто такое, о чем он не мог им рассказать, представила гнетущую тяжесть этого опыта, забвение, которое ему, вероятно, приносил алкоголь или опиум. И она решила быть с ним честной. – Он мне не родственник. Это брат одной молодой женщины, которую я знаю. Он исчез. Она же вне себя от горя и не знает, где его искать. Времени на поиски у нее тоже нет. Иначе она может потерять свое место, и неизвестно, найдет ли новое. Выражение его лица осталось прежним, отмеченное все той же печатью тревоги. Прежде чем она смогла что-то ответить, дверь широко распахнулась и, ударившись о стену, отскочила назад. При этом она задела входящего, причем с такой силой, что он потерял равновесие и рухнул на пол, где и остался лежать, напоминая груду лохмотьев. Быстро посмотрев на Шарлотту, Сандерман поднялся и направился к двери. Там он наклонился, сунул руки под мышки лежащему и с заметным усилием помог ему подняться на ноги. Мужчина явно был пьян. На вид ему было тридцать с небольшим, но лицо его было одутловатым, взгляд устремлен в пространство, на щеках – недельная щетина. Волосы его были спутаны, а сам он был весь в грязи и источал такие мерзкие миазмы, что Шарлотта невольно поморщилась. Сандерман удрученно посмотрел на него. – Входи, Герберт. Входи и садись. Ты ведь промок до нитки! – Я упал, – пробормотал Герберт и, едва переставляя ноги, поплелся за Сандерманом. – Не иначе как в лужу, судя по твоему виду, – язвительно заметил тот. И запаху, добавила про себя Шарлотта. Ей хотелось отойти как можно дальше, но, видя, с каким достоинством Сандерман разговаривал с пьяным бродягой, она устыдилась своей брезгливости. Герберт не ответил, однако дал проводить себя к скамье перед камином. Он тяжело опустился на нее, как будто его не держали ноги. Те, что уже сидели там, не обратили на него ни малейшего внимания. Сандерман подошел к шкафу у дальней стены и, сняв с кольца на поясе ключ, открыл дверцу. Несколько минут он там что-то искал и наконец вытащил одеяло – большое, серое, грубое, но, несомненно, теплое. Шарлотта с любопытством наблюдала за ним. Не похоже, что одеяло предназначалось для постели, тем более что вошедший не был болен и ему вряд ли требовался постельный режим. Сандерман между тем закрыл шкаф и замкнул дверцу на замок, после чего с одеялом в руках направился к Герберту. – Сними с себя мокрую одежду, – велел он. – Завернись в одеяло и сиди, пока не согреешься. Герберт посмотрел на Шарлотту. – Она отвернется, – пообещал Сандерман. Он сказал это довольно громко, чтобы она услышала. Шарлотта тотчас развернула стул и села лицом к противоположной стене. Она не видела, как Герберт встал, лишь услышала шорох ткани и негромкий стук, когда ворох мокрой одежды упал на пол. – Я принесу тебе горячего супа и хлеб, – добавил Сандерман. – Это пойдет на пользу твоему желудку. Он не стал говорить Герберту, что тот непременно должен бросить пить и не травить себя алкоголем. Похоже, слова эти говорились уже не раз, и, как всегда, безрезультатно. – Я постираю твою одежду. Но тебе придется подождать, пока она высохнет. – Шарлотта услышала его приближающиеся шаги, а в следующий миг он уже стоял рядом с ее локтем. – Теперь можете обернуться, – негромко сказал он. – Боюсь, меня ждут дела, но я могу одновременно разговаривать с вами и работать. – Может, я пойду, принесу ему супа и хлеба? – предложила она свою помощь. От провонявшей одежды Герберта ее мутило, и она не хотела, чтобы это было заметно по ее лицу. – Спасибо, – поблагодарил Сандерман, – У нас вон там есть кухня. – Он указал на дверь слева от камина. Мы можем поговорить, пока я займусь стиркой. Нас там никто не услышит. Взяв с пола грязную одежду, он провел Шарлотту в крошечную комнату, большую часть которой занимала огромная плита. На плите гудели два чайника, закипал котелок супа, а также стояло несколько кастрюль с горячей водой, которая, судя по всему, предназначалась для стирки. Оловянное корыто на низком столике выполняло роль раковины, рядом с ним стояло несколько ведер с холодной водой, принесенной с ближайшей колонки на соседней улице. Найдя хлеб и нож, Шарлотта осторожно отрезала два довольно толстых ломтя. Сделать это было несложно, потому что хлеб был черствый. Может, его чем-то намазать? Она огляделась по сторонам, но масла не заметила. Впрочем, с супом можно и без масла. Главное, чтобы Герберт поел горячей пищи, которая частично впитает в себя алкоголь. Подняв крышку с котелка на плите, она заглянула внутрь. Там оказался гороховый суп, густой, словно каша. Суп кипел на медленном огне, и его поверхность, словно горячая грязь, булькала и пузырилась. Положив на тарелку хлеб, Шарлотта налила в миску супа и, взяв ложку, вернулась в зал и подошла к Герберту. Держа в обеих руках еду, она остановилась перед ним. Он поднял взгляд. Шарлотта тотчас заметила на его лице порыв встать, старая привычка, которую были бессильны вытравить даже годы пьянства. Ведь когда-то это был солдат – до того как боль или отчаяние превратили его в того, кем он стал. Вместе с тем он понимал, что завернут в одеяло, и не был уверен в том, что, встав, не нарушит приличий. Мало того, что под одеялом он был в чем мать родила. Но предстать в таком виде перед дамой было бы верхом падения. – Не вставайте, – быстро сказала Шарлотта, как если бы он уже привстал. – Берите суп осторожней. Он очень горячий. Держите миску обеими руками и постарайтесь не обжечься. – Спасибо, мэм, – пробормотал он, облегченно вздохнув, и, осторожно взяв у нее из рук миску, поставил ее себе на колени поверх одеяла. Миска действительно была слишком горячая, а его пальцы, увы, слишком неуклюжими. Хотя он этого не видел, Шарлотта улыбнулась ему, однако, поняв, что такое внимание может быть превратно истолковано, отвернулась и вновь направилась в кухню. Склонившись над оловянным корытом, Сандерман стирал одежду Герберта. Мылом он пользовался самым дешевым и грубым, с карболкой и щелочью. Оно было едким, что совсем не шло на пользу его коже. Зато оно хорошо отстирывало грязь, а также уничтожало вшей, дурной запах и любую заразу, какая могла таиться в складках одежды. – Мистер Сандерман, – обратилась к нему Шарлотта, – мне действительно нужно поговорить с вами. Этому молодому человеку, который исчез, может грозить опасность. Мы знаем, что он искал вас. Если он вас нашел, он, возможно, сказал вам, куда направляется и почему. Опершись ладонями на края корыта, Сандерман посмотрел куда-то мимо нее. Глядя на его худые руки, Шарлотта подумала, какой это адский труд. – Кто это? – устало спросил он.