Олонана отвел Джека в сторону, пока я прощалась с его матерью. Остальные жители деревни танцевали приветственный танец для туристов. Некоторые пытались продать им браслеты и другие изделия ручной работы. — Что он сказал? — спросила я, когда Джек вернулся. — Он выглядел довольно напряженно. — Он передал мне сообщение для Бахати. — Он хочет помириться? — У него просто было два слова для него: Кассериан ингера. — Разве это не то, что он сказал тебе раньше? — Да. Это приветствие Масаи. Это означает: «Как поживают дети?» — Я не знала, что у Бахати есть дети, — я остановилась у киоска на входе в бому. Он был заполнен красочными сувенирами ручной работы. — У Бахати нет детей. Речь идёт не о его детях, ни о моих, и ни о чьих-либо ещё. Ты всегда отвечаешь Сапати ингера, что означает «Все дети здоровы». Потому что, когда у всех детей всё хорошо, всё хорошо и правильно в мире. — Это красиво. И глубоко. Какие они странные замечательные люди, — возможно, я не могла нормально относиться к их обычаям или образу жизни, но я восхищалась ими за гордость и подлинность, с которыми они держались за своё богатое, жестокое наследие. — Тебе нравится? — Джек указал на деревянную фигуру, которую я держала. Она была размером с мою ладонь, вырезанная в форме мальчика, играющего на флейте. Он заплатил за неё, не дожидаясь ответа, и передал её мне после того, как женщина упаковала её для нас. — Спасибо. Тебе не нужно было этого делать. — Я вроде как должен. Это мой способ извиниться, — он смущенно потер шею. — Извиниться? За что? — Знаешь, когда эта капля воды упала на твою голову? — Да? — я пошла быстрее, пытаясь идти в ногу с ним, когда он направился к машине — Я не хотел, чтобы ты волновалась, но старуха плюнула на тебя. — Старая женщина… — я резко остановилась. — Она плюнула… — я коснулась пятна на голове. Моя рука была сухой, но я уставилась на неё, ужаснувшись. — Ты ей понравилась, — дыхание Джека сбилось, словно он пытался не засмеяться. — Это был её способ благословения. Большинство людей испытывают неудобство в тишине, особенно когда ты знаешь, что кто-то вот-вот взорвётся. Джек не был одним из них. Он проигнорировал пар, идущий из моих ушей. — Это ничего не изменит, — он открыл багажник, налил немного воды на тряпку и похлопал меня по голове. — Но так тебе будет спокойнее. Я посмотрела на него, не сказав ни слова. — Будешь? — он предложил мне пакет печенья. Молчание. — Будешь? — он бросил бутылку ананасового сока. Моё возмущение рассеялось, потому что да. Да. Я умирала с голоду, и это заставило меня чувствовать себя гораздо, гораздо лучше. — Друзья? — спросил он, открыв для меня дверь. Я собиралась ответить резкой репликой, но вместо этого за меня решил ответить мой желудок. Диким рыком. К его чести, Джек сохранил серьезное выражение лица. Я схватила печенье, прежде чем он сел в машину. — Не поклонница местной кухни? — спросил он. — Не поклонник жареных внутренностей, местных или других. И кто бы вообще говорил. Ты получил всё самое лучшее. — Эй, я пришёл с подарками для главы. Мы поймали его как раз вовремя. Скоро он отправится пасти крупный рогатый скот. — Но он глава. Он может заставить кого-то другого пасти скот. — Он кочевник. Когда он чувствует зов земли, он идёт. Иногда он пробирается сквозь равнины с ними, следуя за водой. — Ого, — я засунула в рот покрытое шоколадом печенье. — У меня будет много историй, которые я смогу рассказывающих моим ученикам, когда вернусь. Мы покинули мрачное плато, и пейзаж снова изменился. Огромные смоковницы выстроились вдоль дороги, задрапированные в клубки свисающего мха. Когда мы проезжали мимо, сквозь листья проносились звездные всплески солнечного света. Я могла видеть в них Мо — её теплоту, её сияние, её острую, яркую энергию. На мгновение я вернулась назад в то время, когда мы были детьми, играя в «ку-ку». «…5, 4, 3, 2, 1 …готова или нет, я иду искать!» Я вспомнила возбуждение от того, что пряталась. Стремление спастись. Сердце колотится. Внутренние органы скручивает. Визг, когда вы находите кого-то, или когда кто-то находит вас. Возможно, это и есть жизнь. Семь миллиардов человек играют в прятки, желая найти и быть найденными. Матери, отцы, любовники, друзья, играющие космическую игру открытия — себя и других — появляются и исчезают, как звезды над горизонтом. Возможно, Мо всё ещё играла в прятки здесь, в лучах солнечного света, в танце травы, в аромате диких цветов, ожидая, когда я найду её снова и снова. Возможно, Джек находил Лили в грозы под деревом на её могиле. Возможно, он искал её в каплях дождя, потому что ей казалось, что искупление льется с небес. Может быть, когда он записал гром и молнию, он поймал частички её, чтобы носить с собой в телефоне. — Можем мы остановиться здесь? — спросила я, когда мы сделали круг по возвышенности. Одинокая смоковница росла на участке мягкой земли у её края. Мы вышли и размяли ноги. Было уже поздно, и тени на равнинах становились всё длиннее. Я вырыла маленькую ямку под деревом и похоронила деревянную статую, которую мы взяли в боме. — Что это было? — спросил Джек, когда мы вернулись в машину. — Для Джумы, — ответила я. — Каждому ребенку нужна колыбельная. Теперь он может слушать птиц на деревьях и ветер в долине. Мы сидели молча в течение нескольких минут, а солнце медленно скользило позади силуэта гигантского дерева. Затем Джек взял меня за руку, переплетя пальцы. — Мы спасем следующего. Что-то зажглось и зашумело в тишине между нами. Это ощущалось как надежда, как жизнь, как моё сердце, убегающее от меня. — Мы спасем следующего, — повторила я, вспоминая двух других детей в списке Мо. Может быть, это была необходимая ложь, которой мы пытались убедить себя, но в тот момент, положив свою руку на теплую, твердую руку Джека, я подумала, что всё возможно. Потому что это то, как мы с Джеком держались за руки, заставило меня почувствовать. Глава 10 К тому времени, когда мы вернулись на ферму, свет был выключен, и все были в постели. Впервые за несколько недель я заснула, как только моя голова опустилась на подушку. Ранним утром раздался выстрел — одиночный резкий треск, который эхом разнесся в тишине подобно удару грома. «Схоластика!» — это была моя первая мысль, когда я соскочила с кровати. Я распахнула дверь в её спальню, но её там не было. Я проверила Джека, но его тоже не было в своей комнате. — Схоластика! — позвала я, озираясь, и побежала прямиком к Гоме. — Я не могу её найти, — сказала я, врезаясь в ее хрупкое тело. — Она в порядке. Она спала со мной, в моей комнате. Гома открыла дверь, и там была Схоластика, мирно устроившаяся под одеялом. — Что это за шум? — спросила я, стараясь говорить не громко. — Вы слышали это? А где Джек? — Это была винтовка. И Джек, вероятно, уже снаружи, — Гома надела толстый халат поверх мууму. Она открыла двери своего гардероба, раздвинула одежду и потянулась за спрятанным ружьём. Гома спокойно зарядила его, прижала к бедру и взвела курок. — Никогда не зли старую птицу. Мы раздражительные, страдаем запорами и нам нужно хорошенько высыпаться. Она сказала мне оставаться позади неё, когда мы двинулись по коридору. Если бы я увидела себя, следующей за хрупкой фигуркой Гомы, я, возможно, рассмеялась бы. Но она держала винтовку так, как будто знала, что делает, и у меня по-прежнему тряслись поджилки. Я понятия не имела, что нас ждет внизу. И она тоже. Под скрип половиц мы проверили первый этаж. Когда мы добрались до кухни, Гома кончиком ружья раздвинула прозрачные занавески. — Там, — она указала на мерцающий свет на полях. — Кто-то в загоне с животными. Мы вышли наружу и направились в ту сторону, две темные фигуры на фоне сияющего неба. Гома пнула открытые ворота кораля[22], крепко удерживая винтовку впереди себя. Что-то лежало на земле за сараем, едва различимое в слабом пятне света. В моей голове разыгрывались всевозможные сценарии. Что если бы кто-то пришел за Схоластикой? Что если бы Джек встал на пути? Что если бы он стал мишенью того выстрела, который мы слышали? «О, Боже. Пожалуйста, не дай этому случиться с Джеком». — Нет!