– Это ты так считаешь, – возразил Турист. – А мой издатель в восторге. – Это потому, что он не хочет тебя потерять, – возмутилась Кики. – Но эта биография неинтересна для широкой публики. – Я с тобой не согласен. И в любом случае я очарован этим композитором, – возразил Абель, стараясь придумать убедительную ложь. – Галуппи увлекает меня не только как музыкант, но и как человек. Неудача заставила его покинуть Венецию и переехать в Лондон, там его не поняли, а потом его позвала в Санкт-Петербург императрица Екатерина Вторая… Кики ничего не ответила и стала намазывать масло и мармелад на поджаренные ломтики хлеба. – В этот раз я не могу остаться с тобой даже на один день, – пробормотал он. Вот почему она так злится на старину Бальдассаре! На самом деле Кики недовольна тем, что не может поехать с любимым в Венецию. Абель притворился, что ужасно расстроен, взял Кики за руку, поцеловал ее ладонь и сказал: – Я уезжаю ненадолго, а пока меня не будет, прошу тебя, найди композитора или музыканта, которого считаешь достойным внимания. Обещаю тебе, что он станет темой моего следующего исследования. Разумеется, выбери красивый и уютный город, где мы сможем какое-то время побыть вместе. На лице Кики появилась счастливая улыбка. – Наконец-то ты решил довериться мне! Абель подумал: в сущности, есть что-то волнующее в том, что Кики займется выбором места, где он развлечется поисками и убийством новой избранницы. И притом ему не придется тратить время на поиски нового хренова музыканта. Ему было все равно, о ком писать, потому что он не был способен воспринимать чувства, которые вызывает музыка. Для Абеля она была только звуками и шумом, но он научился так хорошо притворяться, что пользовался уважением в музыкальных кругах. – Когда ты собираешься уехать? – спросила Кики. – Как можно скорей, – ответил Турист. – Хочу закончить это дело и выбросить его из головы. Кики коснулась рукой его щеки и напомнила: – Так ты не успеешь отрастить себе бороду – твой талисман на время исследований. Абель пожал плечами и пошутил: – Во всем виноват Галуппи. Он с легкой грустью подумал, что больше не будет носить бороду из-за проклятой телекамеры. Он долго обдумывал новые возможные способы маскировки, но смог додуматься лишь до очень короткой стрижки. Такая внешность не соответствовала образу мечтателя-музыковеда, который он долго и умело создавал для себя. Но другого выхода не было. Кики спокойно закончила завтрак и пошла звонить синьоре Кэрол Коули-Бьондани, владелице маленькой квартиры в Венеции. Англичанка Кэрол, вдова состоятельного венецианца, унаследовала после мужа много недвижимости, которую теперь сдавала на короткие сроки по ценам, которые в общем и целом были разумными. Синьора Кэрол проявила себя любезной и совершенно ненавязчивой хозяйкой. И мечтала о том, что Венеция, чтобы избавиться от слишком больших налогов, которые берет с граждан итальянское государство, отделится от Италии и станет свободным портом. Разговор на эту тему помогал Кэрол требовать с арендаторов плату наличными, хотя это было незаконно. – Квартира освободится через пару дней, – сообщила Кики Абелю. – Отлично! Они простились у двери. Абель спешил уйти, но Кики задержала его и сказала: – Возвращайся, когда хочешь. Мне нравится спать с тобой. – Когда смогу, – поправил ее Абель, поцеловал и крепко обнял. Ильза, наоборот, хотела затеять с ним ссору. Должно быть, она всю ночь говорила со своей подругой о том, какой дерьмовый эгоист ее муж, и довела себя до нужного состояния. Психологически она была готова к бою. Абеля Картагену это не встревожило. Он даже решил, что так лучше: не нужно будет слишком долго объяснять причины возвращения в Италию. Жене были не по душе его долгие отсутствия, хотя она и знала, что они необходимы, иначе им не на что будет жить. Ее зарплаты бухгалтера в небольшой фирме, производившей экологичные моющие средства, не хватило бы на поддержание их с Абелем образа жизни. – Нам нужно поговорить, Абель, – ледяным тоном начала Ильза. Он движением ладони остановил ее и ответил: – Я это знаю: ты раздражаешься, но я тоже раздражен. Я много размышлял о переживаемом нами печальном моменте и думаю, что нашел решение, которое может подойти нам обоим. Жена недоверчиво взглянула на него и спросила: – Что ты имеешь в виду? С сочувственной улыбкой он ответил Ильзе: – Усыновление. Ильза от изумления потеряла дар речи. Она широко раскрыла рот, но не смогла произнести ни звука, ни слова. Она ударила себя по животу раз, потом второй, потом третий, с каждым разом сильнее, и ее глаза наполнились слезами. – Я своего ребенка хочу, урод, сукин сын, – сказала она наконец. Абель развел руками. – Я не думал, что ты такая эгоистка, – ответил он спокойно, но с оттенком горечи. – Я думал, что, спасая несчастного ребенка из третьего мира, мы сможем стать лучше, к тому же избежим стресса, связанного со сложной беременностью и послеродовой депрессией. Кроме того, не могу не напомнить тебе, что ты старше, чем нужно для первых родов. Ильза не была готова к такому удару ниже пояса и отказалась продолжать разговор. – Я соберу сумку и вернусь к Эвелин. Турист продолжал играть роль огорченного и разочарованного человека. – Я понимаю, что тебе надо подумать, – сказал он. – Но, может быть, подруга, у которой за всю жизнь никогда не было достойных отношений с мужчиной, не самая подходящая советчица для тебя в такую минуту. Жена сумела только метнуть в него свирепый взгляд, затем вбежала в комнату и снова сложила одежду и белье в сумку, которую только что распаковала. Абель дождался ее на пороге и попытался обнять, нежно и с отчаянием. Но она уклонилась от его объятий и ушла, хлопнув дверью. Турист повернулся к большому зеркалу, висевшему возле двери, и повторил сцену прощания сосредоточенно, как актер на генеральной репетиции. А потом пробормотал: – Ты всегда лучший, Абель. В его голосе звучало ликование. Глава 3 Бывший комиссар Пьетро Самбо снял крышку с кастрюльки, старым деревянным половником выловил из нее кусок моллюска и стал медленно жевать, пробуя блюдо. По его мнению, оно было идеально сварено. Может быть, его гостям понравятся эти каракатицы в черном – сваренные в собственных чернилах и поданные с жемчужно-белой кукурузной кашей. В эту пору года у каракатиц особенно нежное мясо, и ловят их всего в нескольких милях от венецианского берега. Матис и Сесар были первыми, кого он пригласил на обед после того, как его дочь и жена уехали из дома. Ему было слегка не по себе оттого, что этот дом уже не был прежним. Дом казался ему холодным и негостеприимным, и это было еще одним свидетельством его краха. Пьетро знал, что французу и испанцу не важно, как выглядит его квартира, потому что у них на уме совсем другое, и к тому же этот обед можно было устроить только в месте, укрытом от нескромных взглядов, но это ему нисколько не помогало. На самом же деле Самбо не хотел признаться себе, что этот вечер должен принести ему окончательный ответ в обмен на некоторое количество сведений, которые, несомненно, будут пересмотрены и скорректированы так, как решит он. Они хотят убедить его нарушить закон, а эту черту он больше не намерен был переступать. Он дал себе клятву, что не сделает этого во второй раз. Звонок раздался раньше назначенного времени. Сесар принес бутылку вина, а Матис сладости. Самбо заметил адрес на листе бумаги, в который было завернуто сладкое. Он понял, что сегодня оба его гостя по какому-то делу ездили на материк, были в Местре и там зашли в одну из лучших кондитерских провинции. Это не могло быть случайностью. Он сделал вывод, что они контактируют еще с одним местным жителем. В качестве хозяина дома он открыл бутылку белого вина – марцемины от Каза Рома. Гости выпили по бокалу и налили себе по второму. Им не терпелось перейти к делу, но Пьетро еще не был готов к разговору. – Это вино делают из винограда очень древнего сорта, – объяснил он, чтобы выиграть время. – В восточной части провинции Венето эта лоза была широко распространена в восемнадцатом веке. Матис остался равнодушным к его словам, а Сесар пожал плечами и сказал: – Итак, дни идут, и нам нужна твоя помощь. – А мне нужно знать, кто вы, – заявил Пьетро. Он повернулся на месте и вышел в кухню, а через несколько минут вернулся, неся каракатиц с кашей. Матис, наполняя свою тарелку, ответил на его требование: – Чем меньше ты знаешь, тем лучше. И для тебя, и для нас. Пока мы можем раскрыть тебе необходимый минимум информации. Ты должен довольствоваться этим. Самбо кивнул и ответил: – Согласен. – Мы входим в маленькую группу французских, итальянских и испанских специалистов, которая создана по секретному соглашению между разведками этих стран. – И эта группа действует подпольно, – договорил Пьетро. – Да, – подтвердил Матис. – Мы как бы не существуем. Считается, что мы ушли на пенсию или уволились. – С какой целью? – поторопил его с ответом итальянец.