— Не рассказала бы, я всё равно рано или поздно узнала. И уже сама перестала бы с тобой говорить. Близки-не близки, но о таких вещах важно знать и говорить. Спасибо, что приняла правильное решение. — Да что толку? — расстроенно вздыхает мама. — Ты теперь вон как одержимая. — Разве? — Видела бы себя со стороны! Как смерть бледная вся. Где ты ищешь свои ответы, дочка? Уж не нарушаешь ли закон? Частично она права, но я предпочитаю умолчать о деталях. И отвечаю размыто. — Мам, считай, что собираю информацию для будущей статьи. И не делаю больше, чем мне дозволено. — Да я о другом переживаю! — О чём же? Она не надолго замолкает, словно боится говорить. Я в это время ковыряю ложкой в тарелке. Аппетит совсем пропал. — Эти причины, что ты ищешь, — сглотнув, произносит мама. — Боюсь, что они и тебя не доведут до добра. Может, лучше оставишь это и поедешь с Алисой обратно? Мортимор явно не идёт на пользу вам обеим. — Уже выпроваживаешь? — усмехаюсь я. — Нет, что ты! Мы с отцом лучше сами к вам приедем как-нибудь. Я киваю. Понимаю о чём она говорит. На какое-то время её слова заставляют меня задуматься. Мои поиски и правда меняют меня, либо это лишь мои предубеждения. Я становлюсь нервной и, как выразилась мама, одержимой, но вместе с этим новые зацепки захватывают меня и на шаг приближают к истине. Не люблю бросать дело на пол пути. Мягкий голос отца отвлекает меня от размышлений. Я перевожу на него взгляд. Он стоит в дверях и почёсывает подбородок. — Что вы тут не поделили? — спрашивает он, уловив наше общее настроение. Либо услышал перепалку. Мама выразительно указывает на меня, как на виновницу всех грехов. — Лерка совсем с ума сошла! — взволнованно жалуется она. — Решила поиграть в следователя. Не даёт ей покоя смерть Германа! Господи прости, чтоб и на нас ненароком не навлекла никаких грехов! — Ты перегибаешь, Вера! Отец моментально теряет интерес к нашей ссоре, но принимает мою сторону. Меня это радует. Но мама только сильнее заводится. — Ты только сам подумай до чего её могут довести эти поиски! Я закатываю глаза: — Дайте мне всего несколько дней! Потом я оставлю это и уеду. Мама хочет возразить, но папа её опережает: — Оставь её в покое, Вера! Лера уже взрослая. Пусть поступает как хочет. — Прислушайся к мудрому совету, мама! — усмехаюсь я и благодарно добавляю. — Спасибо, пап! Он улыбается и наливает себе стакан яблочного компота. Мама явно недовольна, но принимает решение не спорить. — Как хочешь! — недовольно ворчит она. — Но не говори потом, что я тебя не предупреждала. — Договорились. На этом и закончили дискуссию. Через силу доедаю, затем мою за собой посуду. Чувствую накатившую усталость, но перед сном хочу поработать над статьями. Пробираюсь в комнату и осторожно нахожу среди вещей ноутбук. Перебираюсь на кухню, чтобы не мешать Алисе. Следующие пару часов сижу за работой, редактируя и собирая информацию. Заканчиваю, когда стрелка на часах переваливает за три часа ночи. Все давно спят. Сонная, я отправляюсь в кровать. Пожалуй, душ приму утром. 9. Что скрыто в письмах Я встаю под струю прохладной воды и чувствую, как кожа покрывается мурашками. Какое-то время предпочитаю ни о чём не думать. Выдавливаю на ладонь шампунь, затем неспешно массирующими движениями втираю его в кожу головы. Он быстро пенится. Вдыхаю приятный цветочный аромат. Утренний душ бодрит меня, и к концу водных процедур чувствую себя обновлённой. Накидываю халат и ещё какое-то время тщательно промакиваю волосы махровым полотенцем. Смотрю в запотевшее зеркало. Сегодня в моём распоряжении целый день, поэтому не тороплюсь. Родители предложили взять Алису в гости к хорошей подруге мамы. У её сына сегодня день рождения. На празднике будут присутствовать дети приблизительно одного возраста с Алисой. Мне не слишком понравилась эта затея, но родителям я доверяю. К тому же, знаю бабу Нюру, так я её называю, ещё с пелёнок. И живёт на Тиморской улице, буквально в соседнем доме. Я от предложения отказалась. Маме это не понравилось, но папа убедил её не драматизировать. Я успокоила её, пообещав, что сегодня весь день буду дома. Кажется, это помогло. А с Алисой договорилась вечером посмотреть кино и позволить друг другу объедаться чипсами. Слишком стыдно, что я вот так пропадаю. Хочется хотя бы пару часов в день уделять ей. Я неспешно двигаю на кухню, наслаждаясь временным одиночеством. Под диваном замечаю Леди. При виде меня она поднимает голову и радостно машет хвостом. Наклоняюсь и ласково чешу её за ухом. — Ну, что ты тут лежишь одна, или расстроилась, что тебя не взяли? — мягко шепчу я. Пальцы мнут густую шерсть. — Мы до вечера вдвоём. Не грусти, скоро пойдём гулять. Леди будто понимает и нетерпеливо скулит. Я невинно развожу руками: — Не идти же на пустой желудок. Сейчас и тебе что-нибудь найдём. Я вываливаю в её миску мясной паштет и ставлю прямо под диван. Пока она с аппетитом поглощает еду, заправляю кофеварку и варю кофе. Всего через несколько секунд кухня наполняется кофейным ароматом. Дополняю свой завтрак парочкой блинчиков, которые обнаруживаю в холодильнике. Их подогреваю в микроволновке. Внутри начинка из творога, как я и люблю. Позволяю себе расслабиться и насладиться трапезой. Покончив с завтраком и убрав за собой, начинаю понемногу собираться. Леди уже перебралась в прихожую и с нетерпением ждёт меня. Выглядываю в окно. Там всё такая же серость. Накидываю первое, что попадается под руку. Перед уходом в последний момент вспоминаю, что нужно причесаться. Вполне неплохо выгляжу. Выпускаю Леди во двор. На всякий случай сую в карман пальто поводок: не уверена, что она будет меня слушаться. Но Леди ведёт себя превосходно. Это радует. Прохожу мимо своей машины и на ходу стряхиваю опавшие цветки сирени. Спешу за своей компаньонкой. Через час мы, вдоволь нагулявшиеся, возвращаемся домой. Я немного замёрзла к концу прогулки, так что первым делом, после того, как отмываю Леди лапы, делаю себе горячий чай с каплей мёда. Он быстро согревает. Теперь наконец-то добираюсь до писем. Вываливаю на кровать всё, что есть в коробке. Сортирую вскрытые и запечатанные. Торопливо просматриваю содержимое. Если перечитывать все, то это надолго. Поэтому принимаю решение начать со стопки нераспечатанных писем. Просматриваю даты отправки и с удивлением обнаруживаю, что самое последнее письмо было отправлено всего год назад. Тогда мы с Германом уже давно не общались. Удивляюсь, как оно вообще умудрилось попасть ко мне. Неужели Герман как-то вычислил мой новый адрес? Вскрываю конверт, устраиваюсь поудобнее и начинаю читать. Леди в это время запрыгивает ко мне на кровать и ложится рядом. Одной рукой поглаживаю её по спине. Сразу замечаю, что это письмо отличается от предыдущих. Герман словно был чем-то взбудоражен. Это отображается в почерке. Пробегаю глазами по вступительной цитате: «Однажды на белой бумаге с синими строчками он написал стихотворение. И назвал его "Осень", потому что тогда было то время года. О ней и был весь стих». Сразу узнаю эту цитату. Я прочитала роман Стивена Чбоски "Хорошо быть тихоней", когда мне было шестнадцать лет. На тот момент это было лучшим, что мне доводилось читать. Я переживала все эмоции главного героя и пропускала через себя. Помню, неделю говорила только об этом, не останавливаясь. Герман к концу недели знал книгу наизусть, даже не прочитав и строчки. Пыталась убедить его прочесть. Уверяла, что это лучшая в мире книга. Но он отказался. Сказал, что не сможет смотреть на проблемы героя через призму адекватности. И это может его поглотить. Использовав именно эту цитату, он, видимо, хотел отдать дань общему воспоминанию. Тогда действительно была осень. Самым ярким моментом для меня из того периода остаётся запланированный поход в лес. Только мы в вдвоём. Герман хотел показать необычное дерево. Мы всегда любили лазить, где только придётся. Не боялись ободрать кожу или повредить ногу. Тогда всё было просто и понятно. Мы шли по лесной тропе, шалыгая опавшие листья. Я настойчиво доносила, как тяжело американскому подростку в старших классах. Герман терпеливо слушал. Изредка показывал красивые листья и большие грибы. Ещё помню, что на мой день рождения он подарил мне печатное издание "Хорошо быть тихоней". Я до этого читала в электронном виде. Долго визжала от радости. До сих пор храню у себя дома. Вдоволь отдавшись воспоминаниям, я прочитала письмо, пока перед глазами стоял осенний лес: «Раньше я обожал раннюю осень, но постепенно перестал ощущать прежнее удовольствие. Я вижу грязь, которую она приносит с собой. Не только на улицах: я вижу её в людях. Мне не раз говорили, что я очень странный, но сами не понимают, что это я вижу их суть. Странные? Нет, скорее, лживые и порочные. Мортимор перестал быть таким, как прежде. На днях пропала маленькая девочка. Не знаю её имени, но, по-моему, она учится в первой школе. Сработано незаметно: просто не вернулась из школы. И вот уже третий день об этом не пишут в газетах. Люди будто хотят сделать вид, что её никогда не было. Как я узнал об этом? Знаком с её отцом. Дело мутное. Говорит, полиция ломается, просит не поднимать шумиху. Обещают найти. Думают, заблудилась или связалась с плохой компанией. Знаешь какие дети сейчас пошли? Но она была не из таких, та девочка. Друг говорит, учится на отлично. Обожает рисовать, как я когда-то. А когда вырастет, мечтает стать врачом, как мама. Спасать жизни, понимаешь? Да, я обещал тебя не тревожить, но у меня нет выбора. Ты работаешь в издательстве. Я видел твои статьи: очень талантливо и профессионально. А, главное, правдиво. Я прошу тебя написать об этом случае в своём журнале. И не только об этом: я много чего могу рассказать. Подозреваю о коррупции в городе. Но, по-моему, это лишь малая часть. Есть что-то страшное и более опасное. Если придать это дело огласке, всё может, наконец, всплыть. Свяжись со мной, и я поделюсь всеми материалами. Возможно, хотя бы тогда власти начнут шевелиться. Я не хочу жить в городе, которому плевать на своих жителей. Хочу возродить прежний Мортимор. Но не знаю, был ли он когда-то иным. Мы были детьми, Лера, и многого не понимали. Я буду копать и дальше. Тебе останется только написать статью. Пожалуйста, ответь мне. С нетерпением жду ответа, Герман» Твою ж… Герман! Руки начинают дрожать, и я не могу это контролировать. Значит, Герману была нужна моя помощь, а я даже не потрудилась прочитать письмо. Видимо, сразу убрала его в дальний ящик. Времени не было. Силюсь вспомнить чем тогда я была занята, раз даже не помню, как оно оказалось у меня. Много работала. Своё место в редакции получилось заработать далеко не сразу. Но более явная причина: не хотела возвращаться к тому от чего когда-то ушла. Переписка, мнимая связь. Когда надо было просто приехать хотя бы раз. Поговорили бы, провели вместе время. Кто знает, возможно, всё сложилось бы по-другому. Мне требуются усилия, чтобы подавить внезапное отвращение к себе. Чувствую, как щиплет внутри от чувства вины перед Германом и этой девочкой. Удалось ли её найти? На автомате достаю ноутбук и начинаю искать информацию об этом случае. Но мысли блуждают вокруг письма. Леди удивлённо поднимает голову и выглядывает на меня так, словно знает обо всех моих пороках. Неужели вижу осуждение в её глазах? — Что? — раздражённо отмахиваюсь я. — Откуда мне было знать, что это очень важно? Леди с минуту глядит на меня в упор своими осмысленными карими глазами. Потом лишь что-то неразборчиво кряхтит и вновь опускает голову на кровать, потеряв ко мне интерес. Так, Лера, соберись! Потираю виски, вдавливая пальцы в кожу. Сильно зажмуриваю глаза так, что потом передо мной скачут яркие искры. Теперь ищу и ищу. Просматриваю сайты, новостные ленты, тематические группы Мортимора, хроники — нигде нет информации об этой девочке. В достоверности слов Германа не сомневаюсь, но её будто и правда никогда не существовало. Ох, Герман, если бы ты только мог отказаться от принципов и вести блог в интернете, я смогла бы найти зацепки. А так это тупик. Разочарованно опускаю крышку ноутбука и отставляю его в сторону. Перечитываю письмо. Возможно, что-то упускаю. Вскрываю оставшиеся письма и читаю одно за другим. Они написаны намного раньше. Соответственно, не нахожу ничего полезного. В более ранних письмах Герман даже не упоминал о своём интересе к истории города. А если точнее, к его грязным тайнам. В каких-то вскользь упоминает о подозрениях касательно некоторых дел в Мортиморе. Это похоже на конспирологический бред, но я-то теперь знаю, что он и правда что-то нарыл. Мэрия, полиция, юриспруденция, медицина и даже обычные жители — все, по его мнению, имеют тайны. Читая его домыслы, мне хочется спросить, а у кого из нас нет тайн? Очередной тупик. Вновь беру последнее письмо. Скольжу взглядом по строчкам, а сама думаю. Случайно замечаю странный символ в углу бумаги, больше похожий на обычную кляксу. Но Герман никогда не позволял себе проявлять неаккуратность. Самое странное даже не это, а то что этот символ мне смутно знаком. Пытаюсь вспомнить, где я видела что-то похожее. Крест внутри спирали. И тут меня осеняет. Хватаю телефон, нахожу в галерее фото архивных газет. Листаю, пока не дохожу до фотографии одной из жертв. Внимательно всматриваюсь в снимок. Видно плохо, но на руке удаётся рассмотреть похожий знак. Герман явно оставил его не просто так. Пытаюсь прогуглить. Нахожу похожее изображение в кельтской символике. Крест имеет множество значений, но самыми популярными являются мудрость и гармония, олицетворение моста для души, по которому она находит своё последние пристанище. Спираль же означает развитие, изменение жизни, духовный рост. Эти символы изображены на кельтских талисманах и оберегах. Они используются для защиты, притягивают удачу и положительные вибрации. Довольно популярные символы. Их часто используют в искусстве. Вряд ли это что-то даст мне. Почему Герман пытался акцентировать моё внимание на этом символе? Он есть на теле жертвы, но не понятно была ли это татуировка, или же дело рук убийцы. Он помешан на кельтской культуре? Знаю, что эти знаки используются ведьмами в фильмах. Например, символ трикветр или трилистник. Крест наводит меня на мысль о вампирах. На шее Германа тоже были обнаружены следы от клыков.