— Злая колдунья предсказала королю, что когда его дочери исполнится девятнадцать, она уколет палец веретеном и умрёт. И тогда король, чтобы спасти принцессе жизнь, отрубил ей все пальцы. Смеялся Лёха громко и заразительно, на весь вагон. Люди рядом невольно улыбались. — Я тоже хочу быть доктором, — воскликнул он, услышав, что в группе у Якушина всего четыре парня. — Нет, правда, я бы, может, тоже в мед пошёл, но химичка меня ненавидела. Она старая, вредная и шуток вообще не понимает. А ты в морге был? Ну, и как? Я, кстати, тоже реальный труп видел. Мне не понравилось. Но ради девчонок в белых халатах я бы может и перетерпел. Мы сошли на одинокой, нещадно исписанной граффити зеленой остановке. Чуть поодаль виднелись высокие бетонные заборы, а по другую сторону дороги простирались дикие, поросшие бурьяном поля. Поднимая с обочины столбы пыли, автобус покатил дальше, оставив нас озираться по сторонам. Солнце пекло. На небе ни облачка. От асфальта шел такой нестерпимый жар, что резиновые подошвы на кедах начали плавиться. Ветра не было, а каждый вздох обжигал лёгкие. Попробовав закурить, Лёха тут же выбросил сигарету. Из спасительной тени глухой остановки крепко несло мочой и пивом. Вокруг всё словно вымерло. Якушин достал из рюкзака бутылку с водой, и мы по очереди молча пили из неё, после чего Лёха вылил остатки себе на голову. Из-за слепящего солнца электронная карта на телефоне Якушина едва просматривалась, и разобрать красный пунктир проложенного маршрута оказалось не так то просто. Низко склонившись над экраном, парни долго пытались разглядеть хоть что-нибудь. Мне же неожиданно позвонил Марков и сказал, что он «так и быть» может съездить со мной в «эту глушь». Я ответила: «Поезд ушел», и он принялся возмущаться, что я не должна обижаться, поскольку ему нужно было время всё обдумать. А как услышал о Якушине, заявил, что мы его кинули. Ведь он тоже не прочь свалить из города. Закончив разговаривать, я обнаружила, что мы идём по засыпанным щебнем плитам мимо высоченных бетонных заборов. За ними остервенело заходились собаки, а в воздухе стояла такая едкая вонь, что пришлось зажимать нос. — Срежем, — пояснил Якушин. — Тут через поле можно пройти. А если в обход тащиться, то два километра. Он принялся совать мне под нос электронную карту и что-то объяснять, но выслушать нормально никак не получалось, потому что нас облепили непонятно откуда взявшиеся мошки и слепни. — Там свинарники, — яростно отмахиваясь сообщил Лёха. — Или коровники, — предположил Якушин. — Не., — Лёха со смаком прибил на его локте слепня. — Точняк свинарники. Коровы по-другому воняют. Кстати, знаешь, как скрестить корову со свиньёй? — Ну, — Якушин потёр ушибленное место. — С помощью мясорубки. Лёха весело рассмеялся и от души шлёпнул меня по спине. Получилось больно. Я резко развернулась, но он предусмотрительно отскочил. — Ты вообще с ней поосторожнее, — усмехнулся Якушин. — Не смотри, что мелкая. Двинет — мало не покажется. — Так я со всей осторожностью. Почти не коснулся. — Вообще не касайся, — строго предупредила я. — Никак. — Между прочим, никто не жаловался, — Лёха нагло подмигнул, кинул в меня репейник и снова яростно замахал руками. Наконец заборы кончились, и песчаная дорога пошла под уклон. Нашим глазам открылся пожухший от жары желтоватый луг. За ним узкая полоска леса и аккуратные острые крыши домиков. Мы вышли на хорошо утоптанную тропинку. В траве как полоумные стрекотали кузнечики. Но мошкары стало меньше и дышалось намного легче, хотя пить всё равно страшно хотелось, а воды у нас больше не было. Влажная майка прилипла к лопаткам, а кончики волос к шее, и от этого она постоянно чесалась. Якушин расстегнул рубашку, Лёха намотал футболку на голову и уже грозился снять штаны, как вдруг внизу, неподалеку от леса мы увидели длинноволосую стройную девушку в коротком белом платье. Девушка раскидывала руки в стороны и кружилась. Вокруг неё беззаботно скакал золотистый ретривер. Идеалистически-киношная картина. Лёха присвистнул. — Красота какая. Якушин промолчал, но на пару секунд заинтересованно приостановился. И они оба, не сводя с неё глаз, пошли значительно быстрее. Меня же упорно не покидало чувство, что эта луговая нимфа заметила нас ещё раньше, потому что от этого её беззаботного порхания уж слишком веяло театральной самодеятельностью. Однако парни, похоже, этого не поняли: у обоих, как по команде, выпрямились спины и расправились плечи. Лёха стянул футболку с головы, Якушин между делом застегнул рубашку. Последняя надежда на то, что девушка окажется страшной, и мы спокойно пройдем мимо, развеялась, как только она обернулась и с любопытством взглянула на нас. Собака для приличия тявкнула и завиляла хвостом. — О! Привет! — в Лёхином голосе прозвучала такая радость, будто она его старая знакомая, и они сто лет не виделись. — Мы тут немного заблудились. Деревню одну ищем. Поможешь? Внезапно широко разулыбавшись, девушка кивнула. Лицо у неё было гладкое, загорелое, светло-серые глаза круглые, удивлённо-распахнутые, волосы прямые, светло-каштановые, с выгоревшими на солнце прядками, а улыбка странная: нечто между блаженной гримасой буддистского адепта и кровожадной ухмылочкой Харли Квинн. Лёха пихнул Якушина локтем. Тот отмер и суетливо полез за телефоном. Лёха попытался забрать у него трубку, но Якушин не отдал и, подойдя к девушке вплотную, стал показывать карту из своих рук. То и дело убирая занавешивающие экран волосы, девушка начала объяснять, где мы находимся, но Лёха, моментально пристроившись за её плечом, всё то время, пока она говорила, на карту ни разу не взглянул. — Деревня на той стороне. Вам лучше идти напрямик, через коттеджи. Там забор с калиткой, но она часто бывает открытой. Пройдёте по прямой и за ними, сразу после шлагбаума, будет деревня. — А если калитка заперта? — спросил Лёха. — Тогда можно коттеджи обойти, но это дольше. — А перелезть через калитку можно? Она медленно повернула голову в его сторону и посмотрела будто бы с осуждением, но на самом деле с интересом. — Можно, но там охрана иногда ходит. — А как открыть эту калитку? — У тех, кто живет в коттеджах, есть свой ключ. — А ты из коттеджей? — Ну, да. — Значит, у тебя есть ключ? — Значит, есть. — Тогда, может, ты просто нам откроешь? — Может и открою, — она кокетливо встряхнула волосами. Было ясно, что Лёха ей уже понравился. — Классный пёс, — нарушил их милую беседу Якушин. С видом заправского кинолога он присел на корточки и чуть прищурившись, принялся разглядывать собаку. — Это девочка, — сообщила нимфа. — Малаша. Но по паспорту — Матильда. — Клубная, значит, — Якушин понимающе кивнул. Заметив, что внимание людей переключилось на неё, Малаша схватила в зубы мяч и, призывно глядя Якушину в глаза, завиляла хвостом. Он протянул ладонь. — Чёрт! — вдруг громко воскликнул Лёха и схватился за лицо. — Что такое? — девушка обеспокоенно подалась к нему. — Кажется, мошка в глаз попала. — Лучше бы в рот, — Якушин кинул мяч собаке, и та помчалась его ловить. — Это лабрадор? — Золотистый ретривер. Занимает четвертое место в списке самых интеллектуальных пород. Лёха глубоко и шумно втянул воздух: — Классные у тебя духи. — Шампунь, — поправила она. — Я духами не пользуюсь. — Тебе вообще сколько лет? — Девятнадцать, а что? — Замечательный возраст! Наблюдать за их заигрываниями было забавно, но не на такой жаре. До лесной полосы и калитки, о которой шла речь, оставалось совсем немного, и я успела дойти почти до конца поля, когда в спину раздался громкий свист. Обернулась — догоняли уже втроем.