Она очень настаивала, а я не сильно сопротивлялась. Внезапно у нас обнаружилось гораздо больше общих тем для разговоров, чем можно было предположить. Клубника была очень крупная, свежая и сладкая. И после недельного отсутствия аппетита показалась невероятно вкусной. — У Трифонова всегда всё в порядке. Он вообще про себя слова не скажет. Мы сидели на кухонных диванчиках друг напротив друга, а между нами на столе стоял таз с клубникой. — Только выпытывает и выспрашивает: а что ты делала с часу до двенадцати? А что перед обедом? А после? С кем разговаривала? О чём? — Это приятно, — я с грустью подумала о своей переписке с Артёмом. — Шутишь?! — Зоя встряхнула волосами, и они, рассыпавшись, засветились в лучах солнца. — Это бесит! Думаешь, почему он всё выспрашивает? Пытается выяснить, с кем я общаюсь и как провожу время. А у меня на даче много друзей. И, да, мы гуляем. Чего такого? Или мне теперь из дома не выходить? — её голос звучал обиженно. — Мне вообще-то восемнадцать, а не восемьдесят. Ну, ты меня понимаешь. Я неопределённо пожала плечами. У Артёма тоже было обострённое чувство собственности: я всё время должна была находиться рядом, разговаривать только с ним, смотреть на него, восхищаться и одобрять. Но меня это ничуть не тяготило. — Конечно, не понимаешь. У тебя же нет помешанного на ревности и кидающегося на всех без разбора парня. Раньше, когда мы ещё просто дружили, он тоже от меня всех гонял, но такого беспредела не было. Я и так или в Москве работаю, или на этой дурацкой даче клубнику собираю. Все нормальные люди отдыхать уехали. В Инсте сплошные пляжи, коктейли и вечеринки. А я даже купаться с ребятами без разборок не могу съездить. И зачем я только в это ввязалась? Вот я вернулась, думала, придёт. А он взял и умотал на эту свою дурацкую стройку. Как нарочно, — Зоя вдруг замолчала, сложила перед собой руки и выпрямила спину, как ученица. — Извини, что я так много болтаю. Накипело просто. Так, что у них там происходит? Вместо ответа я просто раскрыла сообщения Артёма и стала их читать, всё равно ничего личного в них не было. Зоя слушала с интересом, громко смеялась, а от роликов осталась в полном восторге. — На самом деле, я по ребятам очень скучаю, — призналась она. — Обычно у нас тут весело и всегда что-то интересное происходит, а это лето дурацкое. Одни нервы. Кстати, я не поняла, что там за девчонки такие? Нормально вообще, да? Я тут вздохнуть не могу спокойно, а он с девчонками. И она, ещё больше развеселившись, стала рассказывать, как в Тифона влюбились какие-то сёстры и хотели увезти с собой в Крым. История была похожа на выдуманную, потому что мне сложно было представить, как две девушки могут привязать такого парня к креслу, но рассказывала её Зоя весело, увлеченно и солнечная энергия, которая от неё исходила, передалась и мне. Впервые за эти дни я вернулась домой в хорошем настроении, а стоило войти в квартиру, как мама накинулась на меня прямо в дверях. — Мы едем! Теперь точно. Ура! — она широко распростёрла руки, чтобы принять меня в объятия. Очки сползли на нос, волосы взъерошились. — В этот раз я не поеду, — я отдала ей пакет с часами. — Мне нравится у тёти Кати и Питер тоже. Но сейчас совсем нет настроения. — Это не в Питер, — мама едва не кричала. — Папу пригласили работать! Понимаешь? Там, в Университете. Не просто курс читать, а преподавать на постоянной основе. Это просто чудо какое-то. — Значит, вы опять надолго уедете? — я отправилась мыть руки, она за мной. — Это значит, мы едем вместе. Как раз доучишься там, в университет поступишь, и я хоть буду спокойна за твоё будущее. — Что? — я, конечно, услышала её слова и поняла тоже, но осознать никак не получалось. — Надолго уедем? — Если повезёт, навсегда. Как документы оформим. Месяца через два, может, чуть больше. Надеюсь, к Новому году будем уже там. Вода из-под крана текла ледяной струёй, руки покраснели, однако почувствовала я это не сразу. — Мам, папе почти семьдесят. Тебе шестьдесят. Как вы собираетесь привыкать к новой жизни? — У папы много знакомых. Ну, и потом… Чтобы дать тебе возможность стать человеком, я бы и в сто лет поехала. — Но я не хочу. — Это ты сейчас так говоришь, потому что в голове у тебя туман, но он очень быстро рассеется, поверь, — она посторонилась, выпуская меня из ванной. — А мы-то всё думали, какую школу тебе подобрать. Видишь, жизнь сама подкидывает решения. — Я не хочу! — Это не обсуждается, — рассержено кинула мама и уже с кухни добавила: — Так и знала, что всё испортишь. Мы никогда не можем оценить степень наших проблем, пока не стало хуже. Ещё прошлым летом я грезила о том, чтобы уехать в страну, где меня никто не знает, и где моя жизнь стала бы насыщенной и увлекательной, как в сериалах Netflix, но, внезапно исполнившись, прекрасная мечта превратилась в проклятье. Я отыскала толстую синюю тетрадь на пружине, за которую не бралась уже несколько месяцев. Раньше в неё я заносила всё, что не умещалось в голове. Раскрыла чистый лист и в самом верху написала: «Что делать?». Затем, снизу начертила три колонки. В первую решила записывать возможные выходы из положения, а во вторую и третью — их плюсы и минусы. Первым, очевидно напрашивающимся решением было твердо объявить родителям, что я никуда не еду. Что останусь в Москве одна, закончу школу и потом, как и все, благополучно поступлю в универ. Плюсы: это решало всё. Минусы: этого не произойдет. Мама ни за что не согласиться оставить меня, и папе придется отказаться от предложения. Они тоже останутся в Москве, и чувство вины перед ними постепенно убьёт меня. Второе: беспрекословно отправиться с родителями, куда они захотят. Плюсы: не придётся с ними ругаться. Минусы: я умру. Третье: умереть до того, как мы куда-то уедем. Плюсы: больше ничего не нужно будет решать. Минусы: меня не станет. Четвертое: пообещать, что я приеду к ним после окончания школы. Плюсы: мама захочет увидеть мою золотую медаль. Минусы: после того, что случилось весной, она не оставит меня одну даже на месяц. Пятое: серьёзно заболеть. Плюсы: никто не станет меня обвинять. Минусы: родители будут глубоко несчастны, и меня снова убьет совесть. Шестое: разлюбить Артёма. Плюсы: я разлюблю Артёма. Минусы: я разлюблю Артёма. Последний вариант заставил глубоко задуматься. Ведь, по сути, он решал всё. Я закрыла тетрадь и переползла на кровать. Можно было ещё навсегда заснуть. Около девяти неожиданно приехала тётя Катя. Она частенько моталась из Питера в Москву по работе и всегда останавливалась у нас. Мама сразу усадила её ужинать, и та, находясь под большим впечатлением от поездки в Сапсане рядом с какими-то сектантами, без конца пересказывала их разговоры. — Только и твердили, что о конце света. В следующее воскресенье. Представляешь? — со злостью выковыривая из котлет лук, который она терпеть не могла, тётя Катя на манер проповедника заунывно-грозным голосом затянула. — Тьма, живущая внутри каждого из вас, сольётся в целое. Крестражи дьявола объединятся. Всепоглощающее зло закроет свет. И погрязнет мир в страдании. И отныне не будет никому прощения. Потому что вы и есть оно, а оно — вы. И имя вам — легион! — Крестражи дьявола? — со смехом повторила мама. — Похоже на секту свидетелей Гарри Поттера. — Тебе смешно. А я четыре часа слушала эту муть. — Народ потихоньку сходит с ума. Что не удивительно. Ни будущего, ни перспектив, ни радости. Кать, мы решили отсюда насовсем уехать, — мама отодвинула свою тарелку и выжидающе уставилась на неё. — В смысле? — тётя Катя отвлеклась от лука. — В смысле навсегда. — А вдруг что-то случится, и вы не сможете вернуться? Война, например? — Может и война. Но тогда какая уже разница, с какой стороны находиться? Не представляю, как они дальше жить будут, — она кивнула на меня. — За себя уже не страшно, а за них очень. Пустая стала жизнь. Бессмысленная. — Это точно, — согласилась тётя Катя. — Кручусь сутками, как проклятая. Проекты, проекты, проекты и только в поезде отдохнуть получается, а тут эти… Конец света вполне можно было вписать седьмым пунктом в мой список. И, пожалуй, это был самый лучший вариант. Как-то мы с Артёмом его уже обсуждали. Я ушла к себе, завалилась на кровать и живо вспомнила тот момент. Смотрим у них дома заумный фильм о перемещениях во времени. Слишком много разговоров, и что происходит, понимает только Макс. Мы же с Артёмом постоянно отвлекаемся друг на друга. — Ты хотел бы знать, каким будешь лет через десять или двадцать? — Конечно, нет. Я сижу, прижавшись к нему спиной, и поэтому не вижу выражения лица. Размеренное дыхание греет затылок. Будущее не входит в список его любимых тем, впрочем, как и прошлое. Только иногда я об этом забываю. — Когда я не могу заснуть, представляю себе длинный-длинный коридор, в котором за каждой дверью находятся все самые лучшие варианты моего будущего. — Хорошо тебе. А за моими дверьми только темнота и пустота.