Одна девушка, Оксана, была очень худенькая, с бесцветными бровями и ресницами. Вокруг лица — ореол пушистых, выгоревших на солнце русых волос. Вторая — Ника. В тёмных очках с большим ртом и контрастным пепельным омбре. Пинап был пухлым, здоровым увальнем в розовой панаме, широких шортах по колено и бусами на шее. Другой парень, я прослушала, как его зовут, тёмный, смуглый, черноглазый. Возможно, татарин. Весёлый и смешливый, как Лёха. Пока они болтали о всякой ерунде, я прикидывала, с кем из них лучше поговорить. В итоге, выбрала Пинапа. С парнями всегда проще договариваться. Когда под громкие крики и улюлюканье толпы мужики, человек десять, закончили биться друг с другом мешками на длинных веревках, Алёна сказала: — Наконец-то. Сейчас поджигать будут. — Что поджигать? — Главный костер. В него каждый должен бросить какую-то вещь. На счастье. А как прогорит, прыгать будут. Это весело, в прошлом году троих в больницу увезли: двоих с ожогами, третьего со сломанной ногой. Но мне хороводы нравятся. Такое лёгкое безумие. Массовое умопомрачение. Увидишь. Уж что-что, а хороводы водить я не была готова. Впереди вспыхнул огненный столб. Народ восхищённо загудел. Небо над нами стало желтовато-серым. Сквозь звучащую из колонок музыку было слышно, как гудит огонь. Толпа стала уплотняться, и я обнаружила, что мы движемся вместе с очередью прямиком к костру. Люди по очереди подходили к нему и что-то бросали. — Ты будешь кидать? — спросила я Лёху, заметив, как он судорожно роется в карманах. — Зажигалку брошу. У меня вторая есть. — Она же взорвется. — Ага. Прикольно народ стреманётся. — Вот ты дебил. — Всё нормально, — он положил руку на плечо Алёне. — Я на даче сто раз так делал. Это безопасно. Круг большой. А ты венок свой брось, ну или носки. Я посмотрела на свои ноги. Носки бросать ради тупой забавы было жалко. Других здесь у меня не было. — Хочешь? — Алёна протянула две, перевязанные красной нитью, палочки, которые она купила в палатке за пятьдесят рублей. — Просто зажми в кулаке и представь, что выбрасываешь всё плохое, что у тебя было за этот год. Я подумала о «плохом». Перед глазами мигом пронеслась вся история с Детьми Шини, бессонные ночи после того, как Амелин уехал и годовые тройки по географии и истории. По большому счёту у меня не происходило ничего особенно плохого, а то плохое, которое потом закончилось хорошо, нельзя было считать по-настоящему плохим. — А как же ты? Ты же себе брала. — Я ленту кину, — Алёна сняла с головы плетёную повязку. — Она всё равно дурацкая. Я её в прошлом году здесь купила. Услышав наш разговор, Якушин тоже полез в карманы. Вытащил маленький серебристый шарик, тот, что нашёл на карьере, какое-то время задумчиво подержал на ладони, затем убрал. После чего достал использованный проездной билет и остановился на нём. У Гришиных друзей оказались такие же палочки, как у меня. Лучше бы мы просто по пятьдесят рублей в костер бросили и то было бы символичнее. Хоровод образовался, когда костёр постепенно начал оседать. В последний раз я водила его в детском саду и вспоминала об этом без ностальгии. Но здесь деться от него было некуда: люди толпились, как на проход к эскалатору в метро. Впереди меня оказалась Оксана, позади Якушин, а перед Оксаной Пинап. Мы шли друг за другом под музыку, и я всё думала, как бы мне подобраться к Пинапу, но руки никто не расцеплял. Музыка ускорилась, я еле успевала переставлять ноги. Алёна радостно взвизгивала, Оксана пританцовывала, Якушин раскраснелся и повеселел. Но когда из колонок вдруг послышался голос Верки Сердючки и её «Гоп-гоп», хоровод безжалостно рассыпался и подхватившись, народ ринулся отплясывать. Начался полный хаос. Я и глазом не успела моргнуть, как какой-то ряженый мужик подхватил меня под локоть и, высоко подскакивая, помчался галопом кружить. Раскрутил, а потом внезапно выпустил. Я думала буду лететь до самого карьера, но под локтем уже была рука веселого татарина. Всё рябило, мелькало, вертелось и подпрыгивало: «Гоп-гоп»… Татарин перекинул меня Лёхе, тот кривозубому мужичонке в очках, после него был конопатый мальчик, пузатый краснолицый дядька, высокий костлявый парень. Меня мотало почище, чем на американских горках. И, когда вдруг передо мной оказался Саша, я вцепилась в него, как в спасательный круг и следующие две песни боялась отпустить. — Вообще-то я не танцую, — смеясь сказал Якушин. — Я заметила. — Хочешь, уйдем? — Сейчас не могу. У меня дело, — я поискала глазами Пинапа. — Расскажешь? Наверное, мне стоило рассказать ему или может даже попросить помощи, но это означало снова нарваться на неприятный нравоучительный разговор о том, какая я глупая, и что Амелин мне не подходит. — Потом. — Ну, как хочешь, — он взял меня за руку и потянул в цепочку, играющую в ручеек. Это было, конечно, уже слишком, но среди них я заметила панаму Пинапа и только поэтому согласилась. Я выбирала его три раза, но каждый раз, дольше минуты простоять вместе у нас не получалось. В первый раз я лишь успела прокричать: — Я — Тоня. — Я запомнил, — ответил он. — Хорошо. Пинап кивнул и его тут же увела какая-то женщина. Во второй раз он рассмеялся: — Опять ты. Я закричала: — Хочу с тобой поговорить. — Прямо сейчас? — Нет, вообще. И меня утащил Лёха. Людей было много, на их лицах гуляли отсветы костра, но большинство оставалось в тени и, высматривая панаму Пинапа, я успела сменить человек десять, когда наконец нашла его. Пока бежали под сводом рук, быстро сказала: — Давай отойдем, поговорим. — Вообще-то я дела с отдыхом не смешиваю. Приходи завтра. — Мне срочно нужно. — У меня с собой всё равно ничего нет. Мы встали в общий ряд. — Но если прям невтерпёж, попроси у Ники, у неё всегда заначки есть. Может, продаст. — Я ничего покупать не собираюсь, я поговорить. — Тогда подходи через десять минут к палаткам, — едва он успел это произнести, как кто-то резко дёрнул меня за руку и стремительно потащил за собой. Только бы Пинап теперь не послал меня куда подальше, а назвал свою цену. Он мог, конечно, потребовать, чтобы Амелин извинился перед ними или что-то в этом роде. И это было бы справедливо. Если вдруг так случится, то я готова лично привести его к ним. Хоть пинками. Они же должны понимать, что обвинение в убийстве слишком высокая цена за утопленные телефоны. А если не поймут, если у нас не получится договориться, я всё равно придумаю, как заставить их забрать заявления. Пусть это будет и неправильно и, возможно, как-то нехорошо, но, в отличие от Амелина, «терпеть» я не умела. Игра в ручеёк для меня закончилась. Я дёрнула руку, собираясь тут же отправиться к палаткам, но ничего не произошло, человек, с которым я стояла в паре, крепко сжал мою ладонь. Очнувшись от своих мыслей, я подняла голову и увидела ослепительно белую улыбку на чёрном, разрисованном наподобие боевого раскраса индейцев, лице. — Что ты здесь делаешь? — едва опомнившись от удивления, сказала я. — За тобой слежу. — Зачем? — Просто подумал, что с выбором — это я сглупил. Переборщил чуток. Да? Как ты считаешь?