— Ну, что? Как? — Да всё отлично, — успокоил его Тифон. — Вон как зажигает. Ща поиграет ещё чуток, и мы его сменим. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо. Он похлопал меня по спине. — Всё будет зашибись. — Ну ладно, — Борис немного расслабился. — Но вы близко не подходите. Камень летит. — Да конечно, — пообещал я. — Отсюда посмотрим. Тифон помахал заметившему нас Дятлу. Тот обрадовался и тоже стал размахивать руками, отчего ковш экскаватора хаотично задергался над остатками третьего этажа. Я показал Дятлу кулак, и он весело поднял два пальца вверх. — Это что зонт? — Тифон кивнул на большой, круглый, ярко-желтый предмет возле входа. Раньше такой нам не попадался. — Из Юпитера небось принесло, — сказал Борис. — Ветрина-то какой ночью был. Внезапно, сквозь монотонное тарахтение экскаватора, прорвался настойчивый автомобильный сигнал. Но вместо того, чтобы идти к воротам, Борис принялся рыться в карманах, затем выудил оттуда ключ и отдал Тифону: — Сами откройте ему. — Кому? — удивился я. — Ну этот ваш артист с утра спрашивал. Пришёл, разбудил, ключ просил. А я спросонья плохо соображаю, вот и сказал, чтоб он попозже зашел. Он ответил, что за кофе смотается и вернется. — Это Артём, — пояснил я Тифону, не вдаваясь в подробности, и мы отправились ему открывать. Дошли до ворот, но вместо того, чтобы сразу их отпереть, Трифонов вышел за калитку и с вызовом остановился прямо перед капотом Пандоры. Стекло в машине опустилось. — Открывай, давай, — крикнул сквозь музыку Артём. — Кофе гони, — приветливо потребовал Тифон. Артём полез на заднее сидение и, достав из большой коробки два бумажных стакана, протянул нам. — Я на всех взял. Там ещё коробка горячих блинчиков и шоколадные пончики. У меня заурчало в животе. Тифон с упоением вдохнул витающие вокруг машины аппетитные запахи и открыл водительскую дверь. — Дай, хоть на пончики взглянуть. — Обойдешься, вы сейчас всё сожрете, а мне ещё ребенка кормить, — посмеиваясь откликнулся Артём. — Лучше ворота открывай. На месте нормально позавтракаем. Но Тифон, облокотившись локтями о раскрытую дверь, с удовольствием пил кофе и никуда не торопился. — Какого ещё ребенка? — У меня один ребенок. Артём так улыбнулся, что стало ясно: речь о его подруге со странным именем. — И как там Диснейлэнд? — дразня поинтересовался Тифон. — Что-то быстро вы вернулись. Хвастливо задрав подбородок, Артём откинулся на сидении: — У нас сегодня ночью такой Диснейлэнд в чемоданной был, что я даже жениться пообещал. — Чемоданная? — прищурился Тифон. — Это на вокзале что ли? — Это в корпусе, — подключился я. — Только Соломин там уже всё порушил, так что аттракцион можно считать закрытым. — В смысле? — Артём замер, голубые, блестящие на солнце глаза вмиг сделались непроницаемыми. — Как порушил? — Ну слышишь грохот? Это Ванька зажигает, — я засмеялся, но вместе с тем, как менялось лицо Артёма, до меня вдруг начал доходить смысл происходящего. — Она там? Со всей дури оттолкнув Трифонова, он стремительно выскочил из машины, поскользнулся на асфальте возле калитки, но не упал, а спотыкаясь от спешки, прямо по лужам, помчался к корпусу. «Won't you die tonight for love?» — издевательски неслось ему вслед из раскрытой двери Пандоры. Несколько секунд мы с Тифоном стояли, пытаясь переварить ситуацию, а затем молча побросав недопитый кофе прямо на дорогу, кинулись за ним. Бегал я лучше Трифонова и сразу же обогнал, но окажись на моем месте Макс, он бы бежал ещё быстрее. В разы быстрее. Он бы летел. Но Макса не было. Он преспокойно спал в домике. Возможно, если бы песок и земля не были после дождя такими вязкими, если бы солнце так безжалостно не слепило, если бы я не заметил на крыше спорткомплекса Сашу и не отвлёкся на неё, немного притормозив, возможно, я бы успел остановить Артёма до того, как он влетел в разваливающееся на глазах здание и торцовая стена обрушилась на него. Трифонов бросился к экскаватору, вытаскивать Дятла, однако толку в этом уже не было. На крыше в сияющих лучах солнца отчаянно махала руками Саша, но я на неё не смотрел, мой взгляд остановился на застывшей неподалёку от неё девушке в лёгком голубом платье, и вдруг ни с того ни с сего, я отчётливо вспомнил, что это странное имя, которое каждый раз выскакивало у меня из головы, означает — жизнь. Пожалуй, Трифонов был прав — плохого во всей этой любви было не меньше, чем хорошего. Конец Продолжение в книге "Всё зелёное"