– Точно все хорошо? – спросила Алиша с едва уловимым техасским акцентом. – Точно, – отозвалась певица и попыталась сосредоточиться на пробниках плакатов. Все они выглядели более или менее одинаково, но отличия, так или иначе, имелись: фон, шрифт и слоганы – все чуть-чуть, да разное. На снимке Кейли была точь-в-точь как в жизни. По крайней мере, ей так казалось. Ростом, к глубокому своему сожалению, Кейли не вышла – всего пять футов два дюйма. Лицо слегка вытянутое, но этого, слава богу, никто не замечал: всех приковывал взгляд бездонных голубых глаз, обрамленных бесконечно длинными ресницами. А еще всем, особенно журналистам, не давали покоя губы Кейли: «Коллаген – или все же?..» Если относительно губ мнения разделились пятьдесят на пятьдесят, то насчет волос ни у кого вопросов уже не возникало. Волосы – главный козырь Кейли. Золотые локоны длиной четыре фута – она ни разу не стригла их за последние десять лет и четыре месяца (только кончики подрезала) – развевались на легком ветерке от вентилятора, который любезно подставил знающий свое дело фотограф. Завершали образ модельные джинсы, бордовая блузка с высоким воротником и брильянтовый крестик. «Кейли, ты должна владеть умами поклонников, – всегда поучал ее отец. – И не только за счет песен! Пускай твой образ стоит у них перед глазами денно и нощно! Мужчина и женщина в кантри-музыке – это два разных полюса. Если ты попробуешь нарушить устои, то поплатишься славой. Мужчине, исполняющему кантри, не обязательно шибко следить за собой: брюхо, сигаретка, испещренное морщинами и поросшее щетиной лицо, мятая рубаха, сношенные башмаки и вытертые джинсы – за примером далеко ходить не надо, ты на меня посмотри! Однако с девушками вроде тебя все обстоит иначе. На концерте тебе лучше выглядеть так, будто ты собралась на свидание, и не с кем-нибудь, а с самим Господом Богом! Короче, Кейли, ты должна быть примером для подражания! Никаких глубоких декольте – ты для слушателей святая! Но обтягивающие джинсы и блузки не воспрещаются – хоть какие-то козыри нужно ведь на руках иметь! Ну а макияж неброский, в пастельных, нежно-розовых тонах». – Пускай будут вот эти плакаты. – Супер, – сказала Алиша, погасила экран планшета, на секунду задумалась, а затем прибавила: – Правда, я еще не показывала их Бишопу. – Ничего, главное, что мне нравятся. – Да, но ты же знаешь – без разрешения твоего отца я ни шагу ступить не могу. Теперь задумалась Кейли. – Ладно, значит, покажи ему, – наконец отозвалась она. – Как тут акустика? Пойдет? – поинтересовалась Алиша, которая просто жить не могла без музыки. Более того, она время от времени тоже выступала – ее голос отличался приятным тембром. Именно поэтому Алиша и работала помощницей у Кейли, а не у какой-нибудь большой шишки, где за свою серьезность и деловитость она запросто могла бы получать в два раза больше. К Таунам Алиша устроилась только нынешней весной, и выступлений Кейли в этом зале ей слышать еще не доводилось. – Не поверишь, но акустика здесь просто великолепная! – оживилась певица, оглядывая уродливые бетонные стены. – Не чета залам, построенным в шестидесятые! Умельцы, проектировавшие те помещения, совершенно не доверяли возможностям музыкальных инструментов. Даже академическому оркестру не под силу озвучить такое большущее помещение, решили они и налепили везде, где только можно, звукоотражающих конструкций. Звук действительно стал достигать задних рядов, но вместе с тем увеличилось и количество паразитных отражений. В итоге получился настоящий акустический кошмар наяву: эхо, порождающее эхо, – одним словом, не музыка, а каша! Когда выступаешь в таких залах, порой кажется, будто твоя группа взяла да и сменила вдруг тональность – так сильны эти паразитные шумы! Но нашему скромному Фресно повезло больше. Этот концертный зал, как мне однажды поведал отец, проектировали, полагаясь исключительно на акустические свойства голоса и музыкальных инструментов. Деки, струны, трости и кожаные мембраны барабанов – все это для проектировщиков не было пустым звуком! Кейли уже собиралась попросить Алишу спеть дуэтом – помощница была прекрасной бэк-вокалисткой, – как вдруг заметила, что та, нахмурившись, вглядывается в сумрак зала. «Утомили, наверное, беднягу мои заумные разглагольствования», – подумала Кейли, но затем присмотрелась и поняла: хмурится Алиша по иной причине. – Что случилось? – Разве, кроме нас и Бобби, тут есть кто-то еще? – Ты о чем? – Мне кто-то почудился вон у той двери, – отозвалась Алиша и ткнула наманикюренным пальцем в зал. «Да я же именно там и видела чью-то тень десять минут назад!» – насторожилась Кейли. Невольно сжимая и разжимая во вспотевших ладонях телефон, певица прищурилась: тени в сумраке зала то оживали, то замирали. «Есть там кто? Или нет? – размышляла она. – Попробуй разбери!» – Наверное, показалось, – проговорила наконец Алиша и пожала широкими плечами: на одном из них пестрела татуировка в виде красно-зеленой змеи. – Так или иначе, сейчас там уже никого нет. Ладненько, я пойду. Обедаем в час? – Да, все верно. Алиша ушла, а Кейли так и осталась стоять, рассеянно вслушиваясь в удаляющиеся шаги помощницы и вглядываясь в черноту дверного проема подсобки. – Эдвин Шарп! – вдруг гневно шепнула девушка. – Эдвин, Эдвин, Эдвин! «Наконец-то я произнесла твое имя вслух! – мысленно воскликнула Кейли. – Раз уж я тебя призвала, то слушай внимательно! Убирайся прочь из моего зала! И без тебя хлопот полон рот! Не бывать тебе моей тенью!» И она отвернулась от зияющего чернотой прохода в подсобку, откуда за ней, конечно же, никто не следил. Встав по центру сцены, Кейли окинула взглядом расклеенные на пыльном полу полоски малярного скотча, обозначавшие места музыкантов, и прикинула, как ей лучше передвигаться во время выступления. В следующее мгновение из зала раздался крик. – Кейли! – подскочил из-за микшерного пульта Бобби, опрокидывая стул и сдергивая с головы чашки мониторных наушников. Он указал на потолок прямо над певицей и яростно замахал рукой. – Берегись! Нет! Кейли! Она вскинула голову и увидела, что один из семифутовых прожекторов «Колотран» отвалился от крепления на потолке и летит прямо на нее на толстом электрическом кабеле. Инстинктивно шагнув назад, Кейли споткнулась о гитарную стойку – разве все упомнишь, когда жизнь висит на волоске! Кейли охнула, замахала руками, пытаясь удержать равновесие, и бухнулась копчиком на подмостки. Огромный софит – смертоносный маятник – неумолимо приближался. В отчаянии попытавшись подняться, Кейли, ослепленная светом испепеляющих тысячеваттных ламп, снова упала. А затем все вокруг погрузилось во тьму. Глава 2 Кэтрин Дэнс вела весьма насыщенную жизнь и, так сказать, была едина в нескольких ипостасях. Во-первых, она была матерью: не так давно овдовевшая Кэтрин одна воспитывала двоих детей, без пяти минут подростков. Во-вторых, Кэтрин работала агентом в Калифорнийском бюро расследований (сокращенно КБР). Будучи специалистом по кинесике, она допрашивала подозреваемых, применяя методы невербального анализа. В-третьих, Кэтрин была послушной и почтительной (хотя иногда – с кем не случается? – и не слишком примерной) дочерью своих родителей, живущих неподалеку. И в-четвертых, Кэтрин была меломанкой. Она просто обожала музыку, и если бы не эта отдушина, то от боевых действий на первых трех фронтах она – как пить дать – точно бы свихнулась! Подобно Алану Ломаксу, этномузыкологу прошлого столетия, Кэтрин Дэнс путешествовала по стране и записывала народные песни, испытывая при этом те же самые чувства, что и охотник, выслеживающий оленя или дикую индейку. Время от времени она снаряжала внедорожник и отправлялась на поиски новой музыки: когда с детьми и собаками, а когда и в одиночку – именно так и получилось на этот раз. Она выехала из Монтерея и направила свой «ниссан-патфайндер» по шоссе № 152 вдоль засушливых калифорнийских равнин, прямиком в городок Фресно, расположившийся в долине Сан-Хоакин. «Три часа пути – и я на месте, – думала Кэтрин, – в самом сердце аграрной Америки!» К огромным заводам долины, видневшимся на горизонте в мареве раскаленного воздуха, тянулись вереницы грузовиков с открытыми двойными прицепами, доверху набитыми чесноком, помидорами и прочими овощами, а также всевозможными фруктами – чего только там не везли! За окном проносились поля: как зеленые, засеянные, так и черные, с которых уже собрали урожай. Остальные невозделанные земли напоминали пересушенный кусок тоста. Предвкушая встречу с музыкантами, Кэтрин Дэнс давила на газ, оставляя позади шлейф пыли и мертвых насекомых, разбивавшихся о ветровое стекло. Следующие несколько дней Кэтрин собиралась записывать народные песни мексиканцев, живущих в окрестностях Фресно. Песни музыканты заимствовали у земледельцев, поэтому и группу назвали «Лос Травахадорес», что в переводе с испанского означает «Трудяги». Для записи Кэтрин обычно использовала портативный рекордер «Таскам HD-P2» – для агента КБР игрушка дорогая, но окупилась она уже с лихвой. Записанные песни Дэнс редактировала, а затем публиковала на своем веб-сайте «Мелодии Америки», откуда их можно было скачивать за символическую плату. Большую часть выручки Кэтрин отдавала музыкантам. Остававшаяся часть денег уходила на поддержку веб-сайта да на редкие походы в ресторанчик с детьми. В этом нелегком деле Дэнс помогала ее подруга Мартина Кристенсен. Разбогатеть они не разбогатели, но внимание привлекли – за их успехами следили со всех уголков страны. Кэтрин только-только развязалась с очередным непростым делом в КБР и взяла мини-отпуск. Сына и дочь она оставила родителям. Целые дни дети проводили в музыкально-спортивном лагере, а ночевали у бабушки с дедушкой, поэтому времени у Кэтрин – чтобы записать «Лос-Травахадорес», осмотреть Фресно, исследовать национальный парк Йосемити и, быть может, отыскать новые таланты в этих плодородных (не только на овощи и фрукты) землях – было хоть отбавляй. Но не одна лишь латиноамериканская музыка привлекала ее в этих краях. Бейкерсфилд-саунд, знаменитое направление в жанре кантри-энд-вестерн, зародившееся в одноименном городке в паре часов пути на юг от Фресно, – вот что манило Дэнс. Возник этот поджанр еще в пятидесятые годы прошлого века как ответ на слишком уж отлакированное – спасибо продюсерам – нэшвиллское звучание. Родоначальниками нового направления стали Бак Оуэнс и Мерл Хаггард, а честь возрождать бейкерсфилд-саунд в наши дни выпала Дуайту Йокаму и Гари Аллану. Кэтрин глотнула спрайта, попереключала радиостанции и задумалась о Джонатане Боулинге, которого называла просто Джоном. Она хотела взять его с собой и превратить поездку в романтическое путешествие, но Джон, как назло, отказался. В ближайшие несколько дней Боулингу предстояло вплотную заняться новым проектом. По причинам, которые остались непонятными даже для нее самой, Кэтрин решила не дожидаться Джона и отправилась в вояж одна. «Наверное, всему виной перенапряжение. Профессиональное выгорание», – размышляла Дэнс, вспоминая, как всего пару дней тому назад они вместе с двумя выжившими жертвами похитителя провожали в последний путь третью, менее удачливую. Кэтрин включила кондиционер. Погода на полуострове Монтерей держалась теплая, хотя в это время года вполне могло и внезапно похолодать. Поэтому Дэнс на всякий случай оделась в серую хлопковую рубашку с длинным рукавом и голубые джинсы. «Ну что за красавица!» – сказала она своему отражению в зеркале, перед тем как отправиться в путь. Зажав руль между коленями, Кэтрин сняла очки в розовой оправе и протерла их платком – капля пота, скатившаяся со лба, неведомым образом оказалась на одной из линз. Термометр «ниссана» показывал тридцать пять градусов по Цельсию. «А чему, собственно, ты удивляешься? Как-никак сентябрь в Калифорнии!» У Кэтрин была и еще одна причина для поездки во Фресно: она собиралась встретиться там со своей старой подругой и звездой кантри – певицей Кейли Таун. Эта исполнительница давно поддерживала проект Кэтрин Дэнс и Мартины Кристенсен, всячески стараясь помогать им в поисках неизвестных широкой публике музыкантов. Не забывала Кейли приглашать приятельницу и на свои концерты – так случилось и на этот раз. Дэнс получила от Кейли билет на ее большой концерт, который должен был состояться в пятницу. Хотя певица и была на добрый десяток лет моложе, тем не менее Дэнс искренне наслаждалась ее обществом. Кейли выступала давно – то ли с девяти, то ли с десяти лет – и к семнадцати годам уже приобрела широкую известность. Однако слава не испортила девушку. Кейли, писавшая зрелые не по годам тексты песен, была не только необычайно талантливой и глубокой личностью, но также и очень позитивным, жизнерадостным, приятным в общении человеком. А еще Кейли была дочерью легендарного кантри-музыканта Бишопа Тауна. Кэтрин, оказываясь во Фресно (она приезжала туда когда погостить, когда послушать Кейли, а порой и совмещала одно с другим), не раз и не два пересекалась с отцом подруги. Светящийся киловаттами эгоизма Бишоп Таун, точно медведь, вваливался в комнату и начинал вещать как заведенный: годы пристрастия к огненной воде и белому порошку давали о себе знать – даже несмотря на то, что он давно завязал. Болтал Таун исключительно про музыкальную индустрию и себя любимого. Каждая его фраза всегда начиналась с большой буквы «Я». Со сколькими легендарными музыкантами Он водил знакомство? Разумеется, с сотнями. У кого Он набирался опыта? Естественно, исключительно у великих маэстро. Кто учился у Него? Ну конечно же, большинство современных суперзвезд. Со сколькими коллегами по музыкальной сцене Он подрался? Ха, да просто не счесть! Бишоп всячески рисовался и сквернословил – короче говоря, вел себя эпатажно, чем и приводил Дэнс в восторг. Однако, вопреки громким речам, последний альбом его с треском провалился. Голос и силы оставили Бишопа, и никаким новомодным студийным примочкам вернуть их ему было не под силу. Пропало, увы, и блестящее сочинительское мастерство Бишопа. Записывать хиты уже не получалось: ни запоминающиеся мелодии, ни цепляющие фразочки для припевов его больше не озаряли. Но Таун по-прежнему оставался кантри-королем: верная свита ловила каждое слово, а кантри-принцесса Кейли и ее карьера находились под его чутким контролем. И горе тому продюсеру, организатору концерта или представителю звукозаписывающей компании, кто обойдется с Кейли не по чести! За этими мыслями Кэтрин преодолела долину Салинас, в народе именуемую Салатницей. Проехав тысячу миль на запад, Дэнс наконец-то оказалась в огромной плодородной долине Сан-Хоакин, центром которой и был Фресно. Заурядный рабочий городок, полмиллиона жителей, те же самые проблемы, что и везде: грабежи, убийства и террористические угрозы – средний уровень преступности даже несколько выше, чем по стране в целом. «Что же, скажем спасибо безработице! Восемнадцать процентов – это тебе не хухры-мухры», – подумала Кэтрин, и взгляд ее задержался на компании бездельников, отиравшихся на углу дома на перекрестке. Молодые люди – все как один в футболках без рукава, шортах-багги или джинсах – с ленцой посматривали на проезжающие машины, переговаривались, смеялись и пили прямо из горла бутылки, спрятанной в бумажный пакет. Воздух над раскаленным асфальтом и металлом автомобилей дрожал маревом, а пыль стояла столбом. Разморенные на солнце собаки сидели на тротуарах и невидящим взглядом смотрели перед собой. В мелькавших за окнами «ниссана» дворах резвились детишки, прыгая через струйки разбрызгивателей. Для вечно страдающей от засухи Калифорнии эта безобидная игра тянула на серьезное административное нарушение. Следуя указаниям навигатора, Дэнс быстро добралась до отеля «Маунтин-Вью» на Сорок первом шоссе. Кэтрин даже прищурилась, но никакой горной панорамы, конечно же, не увидела: скромные предгорья на северо-востоке, да и только. «Может, вид на величественные горы парка Йосемити откроется, когда осядет эта чертова пыльная дымка?» – Путешественница решила не спешить с выводами. Кэтрин выбралась из автомобиля, и волна жара тут же окатила ее – стало дурно. И немудрено! С тех пор как она завтракала вместе с детьми и кормила собак, прошла целая вечность. Номер еще не приготовили, но Кэтрин было не до того: через тридцать минут, в час дня, они встречались с Кейли. Дэнс зарегистрировалась, оставила сумки на стойке у администратора и запрыгнула обратно в раскаленный докрасна «ниссан».