Вот как он сейчас выглядит. И вполне верю, что такой и руку на женщину поднять может. Мне становится так страшно, что колени дрожат. Я должна что-то сказать. Должна себя защитить. Но про фото говорить никак нельзя. Тем более сейчас! — С чего ты взял, что дело во мне? Дело в вас. Это вы что-то всегда делите, а я просто разменная монета! — выпаливаю я, надеясь, что хоть это меня спасет. В крохотном мозгу идиота начинает что-то вертеться. Он остывает, а я начинаю наконец-то дышать. — Ты на него работать не будешь, усекла? — уже спокойнее говорит он, а я только и могу, что кивнуть. Отворачивается к окну и трет шею. А я все еще сижу как на измене и не знаю, чего ждать. — Иди, — бросает мне пренебрежительный жест рукой. Я поднимаюсь на дрожащие ноги и только делаю шаг к спасению, как слышу: — Стой! Да что же это такое? Медленно оборачиваюсь и молюсь, чтобы в его больную голову не пришла какая-нибудь страшная идея фикс. — Будешь. — выдает он. — Что?! — не понимаю я. — Ты, моя женушка, будешь на него работать. — Я сейчас ослышалась? — И не просто работать, ты будешь следить за каждым шагом моего брата и докладывать мне, поняла? Он, что, издевается? Решил, что я его рабыня? Что хочу, то ворочу? — Я на такое не подписывалась! — Лера, я устанавливаю правила! Твою сестру отправят в Турцию послезавтра, если ты не будешь меня бесить. — У нас другой уговор! — А мне плевать на договор. Ты в моей власти. Если я буду в тебе сомневаться, оттяну момент отправки Вари за границу! — Но в договоре прописано…. — Лера, либо ты играешь по моим правилам, либо нет. — давит меня взглядом, а к страху внутри меня примешивается столько отвращения и злости, что хочется плюнуть ему в лицо. Козел! — Не слишком ли это? Чего еще ты потом от меня потребуешь? — Что потребую, то и сделаешь, ясно? Ясно. Более чем! Я его ненавижу! Ненавижу всеми фибрами души! Гад! На глаза снова ползут слезы отчаяния и безысходности, но этому уроду плевать. Он думает только о себе. — Я не слышу ответ. Тебе ясно? — Ясно, — едва слышно шепчу я, и чувствую, как ноги слабеют, а перед глазами все плывет. Я будто проваливаюсь в липкое, холодное болото отчаяния и скоро задохнусь. За своими мыслями не сразу слышу стук в дверь, и слишком поздно замечаю, что мы уже не одни. Степан что-то спрашивает, затем впускает в кабинет солидного мужчину в коричневом костюме. — Теперь о брачном договоре, — выдает Антон, и мужчина, судя по всему, тот самый юрист, спешит достать документы. Вот он последний гвоздь в мой гроб. Глава 31. Блондинка с вечеринки Вы когда-нибудь тонули? Вам знакомо-то чувство, когда вы уходите под воду, все глубже, и глубже. Она заполняет нос, обжигает горло. Вы хотите сделать вдох, но не можете. Изо всех сил отчаянно пытаетесь выплыть, но ничего не выходит. И, в конце концов, обессилев, сдаетесь, уходите на черное дно, под толщу ледяной воды. Именно так я себя сейчас чувствую. Бреду по бульвару от станции метро до дома. А мира вокруг, будто не существует. Люди кажутся тенями. Жизнь пустой и разрушенной. Я разрушенная. В душе холод и сквозняк. Тяну на себя дверь подъезда. Поднимаюсь по ступеням, невольно вдыхая противный запах мусоропровода, и ничего не чувствую при этом. Захожу домой. Стягиваю обувь, как обычно, и иду в комнату. Мама дома. Суетиться, собирай вещи, разбросанные по дивану и креслам, в серый старый потрепанный чемодан. Не замечает меня. Это хорошо. Мне нужно заставить себя улыбнуться, прежде чем обратиться к ней. — Ой. Лера, я не услышала, как ты вошла! — подпрыгивает мама. — Я вошла тихо, — говорю ей и отчаянно пытаюсь делать вид, что все в порядке. Надеюсь, у меня получается. Или нет? Она хмурится. — Все хорошо? — звучит беспокойство в нежном мамином голосе, она тут же берет меня за руку и тянет на диван, предварительно отодвигая с бежевой потертой обивки пару кофт. — Отлично, — вру я, заставляя голос звучать бодрее. — Он тебя не обидел? — Нет, мам. Все нормально. Мы партнеры. — Точно? — Точно, — киваю я, касаясь пальцами сухой, шероховатой кожи ее руки. Когда-нибудь я вылезу из этой западни. Встану на ноги и позабочусь о том, чтобы руки мамы были нежнее кожи ребенка. Чтобы она не знала больше тяжкого труда. Именно эта мысль заставляет меня жить и бороться с отчаянием. — Я сегодня забегала в твое кафе по дороге, но тебя там не было, Лера. — Я больше там не работаю, мам. — Что случилось? Уволили? — Я сама ушла. Антон предложил работу в офисе. — В самом деле? — сияет мама, а затем опять хмурится. — С чего это он такой добренький? Ты с ним поаккуратнее. Добренький. Очень…. А вот насчет последнего полностью согласна. — Просто невесте богатенького наследника не пристало таскать подносы. Это бизнес и только, мам. Не беспокойся. Да и хватит обо мне. Ты уже все вещи собрала? — Практически. Знаю, что вылет только послезавтра, но не могу сидеть на месте, — качает головой и прижимает руки к сердцу. А я жмусь к ней, желая впитать ее тепло и вновь ощутить себя ребенком в безопасности и уюте. На пару секунд помогает. — Завтра утром мне нужно в офис. А в обед я побегу к Варе. — К ней сейчас не пускают толком никого. Иммунитет слабый, прости, солнышко. Ты ей позвони. Сегодня ей дали телефон.