— Это точно. Но я выиграла нам час. Пока он в Чайнатауне, мы сможем добраться до аэропорта. — У тебя хорошо получается, — лицо Пола расплывается в улыбке. — Быть в бегах. — У меня в последнее время было много практики. Мы с Полом сидим рядом в электричке, его огромный чемодан стоит между нами, как третий человек. До аэропорта примерно полчаса, и мы можем ещё поговорить. Хотя можно столько всего спросить, столько всего сказать, я не могу найти слова. Наконец я задаю самый простой вопрос, который могу только придумать: — Почему Эквадор? — Этот план придумал другой Пол, не я. Я думаю, это потому, что у Эквадора нет договора о выдаче с Соединенными Штатами. Конечно. Одно дело уничтожить данные моих родителей, но, когда Пол атаковал Триаду, он совершил преступление, которое ему не простят. Полу из этого измерения тоже нужно сбежать, поэтому наш Пол видит его насквозь. — Ты всегда оставляешь открытой заднюю дверь, да? — Прежде, чем встревать в неприятности, стоит задуматься о том, как ты выберешься, — он теперь смотрит на меня, серые глаза потемнели от напряжения. — Тебе тоже нужно выбраться из этого, Маргарет. — Ух. Ты предлагаешь мне сбежать в Эквадор? — Ты не едешь со мной, — говорит он без выражения. Даже несмотря на то, что у меня нет намерений бежать в Южную Америку, его прямое несогласие меня ранит. Пол молчит, потом добавляет: — Я имел в виду, тебе нужно отправиться домой. — Мы оба сейчас отправимся домой. Так? — Я полагаю, что Пол доставит эту версию в Аэропорт, потом прыгнет. Но Пол медлит с ответом на секунду дольше, чем необходимо. — Куда ты теперь собираешься? — Я пока не могу тебе этого сказать. Я хочу его задушить. — Разве то, что ты от меня всё скрываешь, привело к чему-нибудь хорошему в этом путешествии? Почему ты не можешь мне доверять? Он закрывает глаза, как будто от меня у него болит голова. — Дело не в том, что я тебе не доверяю. — Тогда в чём? Я пыталась верить тебе, даже когда все остальные говорили мне, что не надо этого делать… — Ты думала, что я убил Генри, — говорит Пол в ответ. Что ж, это хороший аргумент. — Это не считается. Конли подставил тебя. Это выглядело, как будто ты испортил папины тормоза. Пол пожимает плечами. Он думает, что я должна была знать, что это не так, и может быть он прав. Я тихо говорю: — Мне очень жаль. — Нет. Не извиняйся. Я понимаю, что ты была не в себе. И Конли может быть очень убедительным, когда хочет, — но тело Пола остается напряженным. Если он не зол, тогда почему…? Ох. — В России… — я не знаю, что сказать, с чего начать. — Ты и я… я не знаю, помнишь ли ты что-нибудь… — Я помню, что мы занимались сексом. Я хочу отвернуться, но стесняться сейчас просто смехотворно. Кажется, Пол понимает, что он опять был слишком прям. — И я ещё помню, что меня ранили. Он выжил? — Нет. Ты, он, умер у меня на руках. Голова Пола опускается, как будто он чувствует потерю также глубоко, как и я. Может быть, так и есть. — Мне жаль. В моих глазах закипают слезы, но я пытаюсь справиться с ними. Он тихо добавляет: — Я знаю, что ты любила его. Не меня. — Может быть. Я не знаю, — шепчу я. Он делает глубокий вдох, почти с изумлением. Я понимаю, что может быть, это больше, чем то, о чём осмеливался мечтать Пол. Всё, что он сделал, всё что отдал и чем рисковал из-за меня Пол делал без малейшей мысли о том, что его будут любить в ответ. — Маргарет… — Я не знаю, где заканчивается он, и начинаешься ты. Поезд сбрасывает скорость и останавливается на следующей станции, и очевидно половина населения этого района сегодня направляется в аэропорт. Когда дюжины людей наполняют вагон, таща за собой сумки, мы с Полом замолкаем, не в силах смотреть друг другу в глаза. Я думаю о звонке с музыкой Рахманинова на моём телефоне. Кто мы с Полом друг для друга в этом измерении? Должно быть, мы примерно те же, если эта песня напоминает мне о нём. Если он захотел отказаться от всего в одночасье, сломать свою собственную жизнь, пытаясь защитить работу моих родителей и защитить меня… Поезд снова плавно начинает двигаться, и все начинают говорить и слушать музыку. Шум вокруг нас снова даёт нам уединение. Наконец, Пол говорит: — Что насчёт тебя и Тео? Я думал, он был тем, кто… Я думал, он был тем самым. Тео мне небезразличен. Я не могу отрицать этого, не могу легко отодвинуть это в сторону. Но что бы я ни чувствовала к нему, это не то же самое, что я чувствую к Полу. — Нет. Не Тео. Я полюбила одного Пола. Я влюбилась в его неизменную душу. Значит ли это, что я полюбила каждого Пола, везде? Пол спешит заполнить тишину, словно слова, спотыкающиеся друг о друга, как будто он так долго сдерживал их, что не может продержаться больше ни секунды. — Я знаю, что я не, что я никогда не был… — Он смотрит на свои широкие руки, лежащие на чемодане. — У меня плохо получаются слова. Я никогда не знаю, что сказать, потому что с тобой… Каждый раз, когда мы разговариваем, кажется, что я понимаю тебя неправильно. — Ты не всегда понимаешь неправильно. Он слегка качает головой, улыбка на его лице печальна. — Я не Пол из России. Я не могу говорить так, как он. Хотел бы я так уметь. — Это не то, что я имею в виду, — всё могло бы быть намного проще, если бы я была уверена, что у меня были чувства только к лейтенанту Маркову. Но с каких пор любовь стала простой? — В тот раз, когда ты смотрел, как я рисую, и сказал мне, что я всегда рисую правду, ты понял это правильно. Действительно правильно. Улыбка Пола смягчается, как будто он начинает верить. — Ты сказала, что не знаешь, где заканчивается лейтенант Марков и начинаюсь я. Я киваю, обхватывая себя руками, и сворачиваюсь на своём сидении. — Я помню, что был частью его, — его голос тихий и мягкий. Я поднимаю глаза к нему. Кажется, мне одновременно тяжело встретиться с ним взглядом, и я не могу отвести от него глаз. — Я знаю, что нам обоим нравилось то, что ты ищешь красоту в каждом человеке. Каждую секунду. Он хотел бы быть забавным, как ты, уверенным в своих словах, и я тоже это чувствовал. Мы оба мечтали о том, чтобы поцеловать тебя у стены. Никто из нас не думал, что у нас когда-нибудь будет шанс с кем-то таким удивительным, как ты. Мы бы оба отдали всё, чтобы сохранить тебя в безопасности. В этой секунде у меня перед глазами всё расплылось от слез. Пол, должно быть, видит это у меня в глазах, он сомневается, как будто чувствует себя виноватым в том, что расстроил меня. Но продолжает. — Я и лейтенант Марков не один и тот же человек, - говорит он. Никто не знает этого лучше, чем я. — Но мы и не абсолютно разные. Мы с ним были одинаковы в одном: в наших чувствах к тебе. Поезд подъезжает к последней остановке в аэропорту. Все начинают вытаскивать свои вещи, и я вытираю щёки, потом помогаю Полу вывести его чемодан через двери. Вместо того, чтобы следовать за толпой вперёд, он задерживается на тускло освещённой платформе, и я знаю, что это потому, что он хочет попрощаться со мной наедине. Как только все остальные ушли вперёд, я говорю: — Пол… — Я люблю тебя. От этого я почти вскрикиваю. Не от удивления, теперь я уже знаю это, знаю так точно, как можно быть уверенной в чём-то в мире. Но у меня всё равно такое ощущение, что я плыву через быстрины, сквозь водопад, и падаю в ревущую бездну. Он продолжает, как будто боится верить моей реакции.