— Эй. Брось мне подушку, ладно? Сделаю себе собачью постель на полу. Я бросаю ему одну из подушек, он вытаскивает одеяло из изножья кровати. Так тихо, что я слышу шуршание ткани. Когда я засовываю ноги под покрывало, он выключает свет, и мы снова оказываемся в темноте. Я медленно ложусь, но ощущаю его присутствие. Мой дыхание становится быстрее, сердце молотком стучит у меня в груди. Волноваться глупо. Я доверяю Тео. Нет причин волноваться о том, что он что-нибудь сделает. Потом я понимаю, что Тео — не человек, в котором я не уверена. Чего я не знаю, это того, что могу сделать я. Это было бы так просто, так хорошо забыть все, кроме этой постели и своей кожи. И это Тео. Единственный человек, на которого я могу положиться, которого я хочу держать ближе, чем любого другого… Мой шепот, это единственный звук в комнате. — Тебе не нужно спать на полу. На секунду мне ответом была только тишина. Потом Тео встает со своего места в ногах моей кровати. Его силуэт очерчен лунным светом, и я понимаю, что он снял футболку перед сном. Не говоря ни слова, он обходит кровать, садится рядом, прижимаясь бедром к моей ноге. Матрас прогибается под ним, и я немного скатываюсь к нему. Тео ставит руку рядом с моей подушкой. Другой рукой он отводит влажные кудри от моего лица. Я хочу сказать ему что-нибудь, но не могу придумать что. Всё, что я могу, это лежать, часто и прерывисто дышать, смотреть на него снизу-вверх, желая, чтобы он снова прикоснулся ко мне и ужасаясь от того, что он это сделает. Тео медленно наклоняется ко мне. Моя футболка немного приоткрывает плечо, и его губы прикасаются ко мне там, вдоль линии ключицы, поцелуй длится всего секунду. Я лежу словно громом пораженная. Он шепчет: — Попроси меня снова, когда мы будем сами собой, — потом он поднимает голову с мягкой улыбкой. — В следующий раз я не остановлюсь на твоём плече. С этим он поднимается с кровати и идет на свое место. Я уже знаю, что до утра он не скажет ни слова. Должна ли я чувствовать себя униженной или польщенной? Но мое сердцебиение успокаивается, я чувствую себя в безопасности с Тео, в большей безопасности, чем я чувствовала себя после того, как мы узнали о папе. Потому мне легко закрыть глаза, расслабиться и заснуть. Я просыпаюсь от звуков смеха. На одну короткую секунду я думаю, что вернулась домой. Столько раз я просыпалась под звуки смеха моих родителей и сестры, и может быть их ассистентов. Голоса приплывали ко мне в комнату с запахом черничных вафель. Но нет. Я всё еще в спальне другой Маргарет, в её теле, в её мире. Я ни за что не надену эту розовую футболку при свете дня, поэтому я копаюсь в тумбочке, надеясь найти что-нибудь, что можно надеть. Потом мои пальцы касаются шелка, и я поднимаю канареечно-желтый халат-кимоно с утонченной вышивкой. Это меня поражает, как ни странно, потому что это выглядит, как моя вещь. Маргарет из этого измерения увидела этот шелковый халат и отреагировала так же, как могла бы я, потому что мы — один и тот же человек, хотя я все еще не могу до конца осознать это. Я оборачиваю халат вокруг себя и тороплюсь на кухню. Иллюзия моей прежней жизни не проходит, потому что я клянусь, что могу чувствовать запах черничных вафель… — Ах ты непослушный мальчик, — воркует тётя Сюзанна, и она все еще смеется над своей шуткой, когда я захожу и вижу её сидящей за кухонным островком, когда Тео занят у плиты. Он одет в майку и боксеры, у него тяжелый случай щетины и ухмылка. — Мы только познакомились, а у вас уже есть мой номер, — говорит Тео, наливая тесто на сковородку. Закончив, он поднимает глаза и видит меня. — Доброе утро, Мег! — Гм, привет, — слабо говорю я. — Ты, готовишь завтрак? — Черничные блинчики. Я узнал рецепт у мастера, — под этим Тео имеет в виду моего отца. — Они подразумевались, как вафли, но у Сюзанны шокирующий дефицит вафельниц. — Виновна, каюсь, — руки тёти Сюзанны сложены под подбородком, жест, который выглядел бы детским даже у кого-то моего возраста, не то что её. Я помню из своих прошлых поездок в Лондон, что она так делает, когда хочет скрыть морщины на шее. О боже, она с ним флиртует. Я могла бы приревновать, если бы это не было так смешно. Тео, конечно, флиртует в ответ. — Девочка, кто-то должен отвести тебя в магазин. — Не думай, что я не искала папочку, — говорит она. — Конечно, все сложилось как надо. Может быть мне стоит стать мамочкой для разнообразия. — Интригующее предложение, — он поднимает свою изогнутую бровь, потом переворачивает блинчик. Я больше не могу на это смотреть. — Я пойду оденусь, — сообщаю я и тороплюсь обратно в свою комнату. Мой шкаф дома наполнен платьями, летящими юбками, цветочными рисунками, яркими цветами, вязаными и кружевными вещами. Этот шкаф больше похож на журнальную страницу, демонстрирующую самые дорогие и непрактичные дизайнерские вещи в мире. Но я нахожу простую серую футболку и серые слаксы, которые подойдут, и одну пару туфель, которая выглядит так, что не убьет мои ноги. Выходя я встречаюсь с тётей Сюзанной, которая прогуливается обратно в свою комнату с тарелкой в одной руке и вилкой в другой, на тарелке лежит один последний кусочек блинчика. Она сияет и говорит мне театральным шепотом: — Мне нравится этот. Он умнее, чем твои обычные. Кого еще Маргарет приводила домой после клуба? Я не хочу об этом думать. Меня ждет тарелка блинчиков на кухонном островке, и мой желудок благодарно урчит. Тео стоит у раковины, опираясь руками на стойку, и не поднимает головы, когда я вхожу. — Спасибо, — говорю я и сажусь завтракать. — Хорошо, что мы рано начали. Но ты мог бы разбудить меня. — Да, думаю, — он кажется отвлеченным, более усталым, чем раньше. Возможно, он плохо отдохнул на полу. — Тесто для блинчиков такое же, как для вафель? — откусив кусочек, я понимаю, что на вкус они правильные. — Ты уже ел? — Что? Я поднимаю глаза от тарелки, чтобы увидеть, как Тео смотрит на меня. Он выглядит смущенным, даже нервным… И тогда я понимаю. Вокруг его шеи не висит Жар-птица. Он должно быть снял её прошлой ночью перед сном, но сейчас память начала его подводить. В течение нескольких последних минут Тео начал терять контроль над телом, терять сознание. Мама не совсем ошибалась насчет нашего сознания, ускользающего в альтернативном измерении, как выяснилось. — Тебе нужно напоминание, — я роняю вилку, подхожу к нему и хватаю за руку. Осталось достаточно от моего Тео, чтобы он не сопротивлялся или не задавал вопросы, когда я тащу его обратно в свою спальню. Я слегка толкаю его, и он тяжело садится на кровать. На секунду он снова становится сам собой и улыбается. — Разве мы не проходили через это прошлой ночью? — О боже, прекрати флиртовать хотя бы раз в жизни, — я копаюсь в его одежде, лежащей на полу и нахожу Жар-птицу. — Просто надень это, ладно? — Надеть, что? Он уже забыл о ней. Кажется, он не замечает такой же кулон у меня на шее. Мама объяснила это однажды. Поскольку Жар-птица принадлежит к нашему измерению, её будет очень сложно заметить жителю другого измерения. В ту секунду, когда я привлекаю его внимание к кулону, теоретически, Тео может увидеть его, но в обратном случае он окажется вне поля его зрения. Хорошо, что это на самом деле работает. В другом случае, люди внезапно начинали бы сходить с ума из-за того, что на их шее появляется Жар-птица и снимали её, дестабилизируя путешественников, которые только что прибыли. Но люди могут носить её месяцами не замечая. Физика, странная штука. — Держись, — говорю я ему, беру его Жар-птицу в руку, нахожу последовательность, которая инициирует напоминание, потом отпускаю его за мгновение до того, как вокруг него вспыхивает бело-голубой свет. Они говорили мне, что это будет больно. Они не сказали, насколько. Тео сгибается почти в конвульсиях, потом шепотом выругивается и падает вперед, и на секунду мне я думаю, что он потеряет сознание. — Шок? — спросила я маму, когда она рассказала мне об этом. — Напоминание — это только электрический разряд? Она широко улыбнулась, как будто мы разговаривали о бабочках и радуге. — Совсем нет. Напоминание — это достаточно тонкая резонансная вещь. Он просто ощущается, как электрический шок. — Тео? — я наклонилась вперед, положив руки ему на плечи. — Ты снова в порядке? — Да, — он смотрит на меня снизу вверх широкими глазами и тяжело дыша, потом повторяет. — Да. Как будто я спорила с ним. — Это было близко, — я положила руку себе на грудь, чтобы удостовериться, что жар-птица всё еще там. Изгиб твердого металла в моей ладони успокаивает меня и заставляет задуматься. Понадобится ли мне в итоге напоминание? Тео побледнел и держится за кровать, словно ожидает землетрясения. Под моим вопросительным взглядом он говорит: — Мне нужно несколько минут, ладно? — Конечно, — это должно быть так же ужасающе, как и больно. Поэтому я мягко взъерошиваю его уже торчащие волосы и иду обратно на кухню, где приканчиваю свои блинчики и обдумываю планы. Если Пол еще не на пути к нам, мы направимся к нему в течение часа. Должен быть монорельс, который быстро доставит нас в Кембридж, так? Или даже поезд. Мы найдем его прежде, чем он найдет нас. И потом, мы убьем его. . От моего внимания не ускользнуло, что Пол, которого мне нужно уничтожить, на самом деле пассажир в теле другого Пола Маркова. Хотя сейчас мне кажется, что такой злой человек, как Пол будет злым в любом измерении, я не знаю этого достоверно. Поэтому, все не так просто, как найти его и, я не знаю, пристрелить. Потому что есть некоторые действия с Жар-птицей, которые могут быть опасны для путешественника внутри тела. Тео рассказал мне об этом. Фактически, решаю я, мы должны обсудить это прежде, чем сделаем что-то еще, даже прежде, чем покинем дом. Увидев цель, я ставлю тарелку в раковину и возвращаюсь в спальню, чтобы поговорить с Тео. Однако, войдя, я не вижу его. Его одежда всё еще лежит на полу, но я не вижу его тонкую черную куртку. — Тео? — я захожу в ванную, и пройдя два шага, я понимаю, как грубо было это сделать, даже не постучав.