Глаша на миг помрачнела, потом, воинственно шмыгнув носом, вновь воспряла духом: — Маманя говорит, что верить в сказки не зазорно. И сказки — урок. Вит, округлив глаза, обернулся и, подозрительно посмотрев на внучку известного швартовского «сказочника», как выяснилось, осторожно поинтересовался: — Глафирия, а сколь тебе годков-то стукнуло? — Пока еще тридцать, — гиена, вновь самодовольно глянув на меня, торжествующе ухмыльнулась. Словно в том, что она до сих пор девица, есть какое-то несусветное преимущество передо мной. Затем добавила: — Как дедуня сказал, я яблочко в самом соку. Главное, чтобы кому попало надкусывать не давала, но попробовать лизнуть — можно. Вдруг будущий жених привлечется вкусом, потеряет разум и решится… Рядом с телегой остановился Маран, осматривавший обоз перед дорогой, но, услышав Глафиру, споткнулся. Замер. Недоверчиво смотрел на швартовское «яблочко в соку», а та, заметив внимание к себе, заиграла белесыми бровями и, завалившись на скрученные сбоку кибитки ковры, приняла, по ее мнению, соблазнительный вид. Мы с Витом, открывшим рот, то переглядывались, то смотрели, как Глаша оглаживает свои бедра и плотоядно сверлит нашего волка маленькими глазками. Наконец в кои-то времена оторопевший Маран мотнул темноволосой головой, словно стряхивая с себя этот взгляд, зло, брезгливо сплюнул и пошел дальше. А Вит усмехнулся и, проводив глазами верхом проехавшего мимо нас в голову обоза княжеского поверенного, неожиданно обратился к Глаше: — Детка, ты нашему голове свои яблочки лучше не суй: не оценит, женатый он давно. А вот тот молодец, что сейчас гарцевал мимо, — поверенный самого князя Валиана. Кот молодой, холостой, — Вит смерил подобравшуюся и внимавшую ему девицу озорным взглядом. — Из оцелотов он, поняла? Видала бы ты его в обороте: мех, стать, прыть — красавчик, одним словом. Кажись, яблочки наливные уважает. У нас в Волчьем клыке только и хрустел теми, что с прошлого года чудом сохранились… — Я приличная девица, между прочим, и надкусывать только жениху позволю, — заявила «детка», а сама, молчком спихнув меня с козел, села рядом с Витом и озаботилась: — Точно-точно холостой? А кто еще из ваших? Тяжелый случай, даже жалко эту гиену стало: бедняжка — ни умом, ни лицом не вышла. Вит открыл рот, собираясь съязвить, но я тронула его за рукав, и он, улыбнувшись понятливо, ответил: — Точнее некуда! Прости, детка, но среди наших оборотней нет холостых, все давно и счастливо женатые. Ведь молодняк в такие важные поездки не берут. Чай, дань и женщин везем самому князю. Стрела, хитро пущенная Витом, попала в цель: Глаша-Глафирия, судя по хищно блеснувшим глазам, решительно настроилась покорять Романа, кажется, впервые за несколько напряженных, унылых дней обещая нам развлечения. * * * Всю дорогу Глаша не смолкала, только мне часто приходилось направлять беседу, чтобы не злить старого доброго Вита ее советами по завлеканию мужиков. Из рассказов о жизни в Шварте мы узнали, что война действительно сильно прошлась по землям гиен: расположение городка на перекрестье больших трактов, речная пристань, да и самое обычное имущество — все это влекло и княжеских наемников, и охочих до чужого добра и женщин соседей и мародеров. В схватках погибло много молодняка, были разграблены торговые дома, склады, хозяйства. Украли много молодых женщин, а оставшихся быстро разобрали вернувшиеся с войны холостяки. Сейчас в Шварте зорко следят за несозревшими девчонками, прячут и берегут для своих. Девиц и десятка не наберется, поэтому решили на совете рискнуть и отправить на смотрины Глашу, во всех отношениях видную и к замужеству готовую. Даже на гарем согласную. А чтобы не прогневить светлейшего князя, подчистили все запасы и собрали дань. Теперь вся надежда на длинное благодатное лето: наловят рыбы, соберут урожай — авось выживут, если дружно постараются. Впрочем, гиены известны крепкими стайными и родовыми узами. Это вам не пройдошливые шакалы, где каждый сам за себя и собственный кошелек. Время от времени назойливая попутчица порывалась делиться со мной советами своей мамани, главным правилом у которой было: в погоне за счастьем, считай мужиком, нет преград, а на дороге оно не валяется. Так что, если нашла, хватайся четырьмя лапами, зубами, хвостом и не выпускай. Не можешь перелезть преграду к счастью — обойди, пролезь, прокрадись. Не можешь купить — укради. Не сговаривается — загони в ловушку. Самый боевой совет звучал так: если не можешь соблазнить, возьми силой — женщине все простят! Услышав этот совет, я глубоко задумалась о том, как можно взять силой будущего жениха — мужчину, который непременно сильнее женщины. Теперь понятно, отчего Глашин отец хорошо знает всех родственников ее матери, — поминает частенько! После остановки на ночлег Глаша преобразилась: многозначительно посмотрев на меня, распустила волосы и без конца перекладывала их то на плечи, то за спину в одном ей понятном беспорядке. Видно, для большей соблазнительности. Выпячивала губы, усиленно моргала, будто ей что-то в глаз попало. Потешно! Я закашлялась, когда, хитро мне подмигнув, швартовская прелестница расстегнула пуговички на нижней рубахе и приоткрыла бледную грудь. Чуть оттянула сарафан пониже, но старенькая одежда никак не хотела слушаться хозяйку, сбивалась. Пришлось бедняжке без конца тянуть вниз подол и полы рубахи в стороны. При этом она не забывала перекидывать волосы туда-сюда и вилять полными бедрами перед усевшимся на бревне Романом. Наблюдая за охотницей за счастьем, я невольно застыдилась, уж больно это зрелище напоминало собственную попытку увлечь мужчину. Ох-ох, и у меня самой беда с головой. — Ох, срамота-то какая! Да разве ж приличная девка ляжками так вихлять будет? На такую никто и не взглянет! — вторил моим подозрениям старый Вит, проходя мимо с ведром, чтобы набрать воды в ручье. Глаша остановилась, мрачно посмотрела на песца и высказалась: — Не бывает непривлекательных женщин, бывают слабые мужики! Вит резко остановился, звякнув ведром: — Это кто ж тебе сказал? — Дедуня! Старик посверлил гиену внимательным взглядом, потом неохотно согласился: — Может, ты и права. Роман, как в прошлый раз, склонив голову к плечу, наблюдал за Глашиными заигрываниями. Конечно, он сразу понял, на кого она «охотится», но при этом лишь довольно щурился и снисходительно улыбался, откровенно забавляясь. Четверо возниц-гиен развели для себя костер отдельно и, судя по запаху, варили уху, не обращая внимания на соплеменницу. А вот мужчины моего клана кидали на нее мрачные, хмурые взгляды, и морщинки между бровями у них становились все глубже. Что-то их растревожило. Я подошла к нашему костру, намереваясь присесть, но тут за моей спиной раздался приглушенный рык Марана: — Ата Роман, почему ж вы в этот раз не учите девицу, как правильно мужчин соблазнять? Нам еще дней восемь пути, так, может быть, взялись бы за столь деликатную работу? Лу Глафирии явно не терпится сразить женихов наповал женскими чарами. А такой… кот-ухажер, как вы, верно, знаток в этом деле. До того благостно отдыхавший возле костра кот лишь ушами шевелил, прислушиваясь к лесным звукам. А после Маранова предложения подобрался и улыбаться перестал, поскольку Глаша, словно оголодавшая хищница, все свое внимание на него устремила, причем по-охотничьи плавно и неслышно, едва не пригибаясь к земле, направилась к «дичи». — Ата-а Рома-ан, это правда-а? — нараспев проурчала она, медленно, замирая от удовольствия, приблизилась и плавно присела рядом с вожделенным котом, не сводя с него горящего красноватого взгляда. Выглядела при этом освещенная огнем Глаша-охотница весьма устрашающе. Поверенный князя вымученно улыбнулся ей, а затем, бросив мрачный взгляд на Марана, пристыдил: — Я, конечно, понимаю, что вас так обеспокоило, ата Маран. Стоящих претенденток все меньше, а повитуха ваша — редкое, бесценное сокровище для клана, но зачем же так мужика подставлять, который вам ничего плохого не сделал? Ах ты! Вот же пройдохи мои сопровождающие, гуси лапчатые! Враз сникли. Озаботились. Кто бы сомневался, что на смотринах я более выгодная партия, чем Глафирия. Настроение у меня, в отличие от остальных, наоборот, круто поперло вверх. И дальнейшее представление, как Глаша обхаживала пока еще вяло сопротивляющегося Романа, я смотрела с огромным удовольствием. Думаю, скучать в дороге больше не придется. Глава 7 — Тпру-у-у! — неожиданно остановил лошадей Вит. Очнувшись от дремы, я невольно навострила уши. Из-под шкуры вылезла такая же заспанная Глаша, шмыгнула носом, потерла некрасивое помятое лицо широкими ладонями и подозрительно уставилась на полог, закрывающий вход в кибитку. Я окликнула возничего: — Ата Вит, почему остановились, мы же мало проехали вроде? — Похоже на то, что о нашем обозе только глухой да ленивый не знает. Вот и пользуются, лиходеи… Сейчас разузнаю. Я резко села, испуганно прижав руки к груди: — Опять напали?! — сердце у меня понеслось вскачь. — Маманя! — сипло со сна, совсем не по-женски прохрипела Глаша, подтаскивая к себе шкуры, явно намереваясь, как и я давеча, зарыться поглубже со страху. — «Маманя»… — передразнил ее Вит. Затем отогнул полог, посмотрел на нас обеих с укоризной, мол, эх вы, трусихи. Усмехнулся и пояснил, видно сжалившись: — В паре верст отседова клан шакалов обретается, небольшой клан, но князюшка наш никого своим высоким вниманием не обделил. Поверенный его светлости утречком вперед обоза ускакал, а сейчас вернулся, заодно еще телегу привез с данью от шакалов и девицу тоже. Глаша мигом выпросталась из шкур и недовольно прошепелявила: — Принесла нелегкая лишнюю бабу. Если она на моего оцелота лапу наложит, я ей все космы повыдергаю… — Лу Глафирия, вы уж определитесь, кто вам важнее: цельный князь или его служака-поверенный? — привычно потешался наш возница. Гиена ухмыльнулась хитро, отчего одинокий верхний клык смешно вылез наружу, а рот перекосило: — Дедуня сказал, что гарем — это срамота, а вот маманя считает, что третий не лишний, а про запас. А женщина всегда права… — Маманя, значится, сказала? — мрачно перебил дочь чересчур предприимчивой родительницы Вит. — А то как же, маманя! — хвалилась Глаша. — Она баба толковая, не по годам. Особенно когда спит клыками к стенке. — А это кто… — Папаня! Это он любя говорит, потому как запросто так никого нахваливать не будет, значит — точно умная. Старый Вит, хмыкнув, подыграл Глаше: — Повезло твоему папке с женою. Прямо как мне с моей ненаглядной. Тут уже я не выдержала, захихикала. Но наше немудреное развлечение длилось не долго. Раздался звук приближающихся к кибитке шагов, затем, распахнув полог, на нас уставился Маран: — Лу Савери, лу Глафирия, принимайте попутчицу. Эта лу из клана шакалов Призрачный хвост вместе с нами на смотрины к князю едет. При этом Маран клацнул зубами и по-волчьи зло блеснул глазами, сдерживая бешенство. Но девицу-шакала в кибитку подсадил бережно и вежливо. Следом за ней со всего маху шмякнул на пол два туго набитых кожаных баула. Понятно почему: перед нами, сразу ошарашенно замолчавшими, в замешательстве мялась тоненькая девчонка-веточка лет четырнадцати, не более. В таком же, как на мне, плате малолетки, в теплой стеганой черной душегрее поверх новехонького синенького сарафанчика, расшитого по подолу ромашками, в ладных, хоть и не новых, начищенных сапожках. Девчушка зыркнула по сторонам, оценивая навязанную компанию, вымученно улыбнулась, показав маленькие белые клыки, тонкими пальчиками нервно поправила плат на щеках и широкую белую шелковую ленту, закрепляющую его на голове. Уши, прижатые к макушке, выдали ее волнение и страх — остроконечные, мохнатые, по краешкам рыженькие, с серой полоской посредине. Видимо, и сама девочка двухцветная. Мы с Глашей и Витом потянули носами, знакомясь с запахом слишком молоденькой невесты, и удивленно выдохнули: девочка-шакаленок только вошла в пору созревания — женский аромат едва-едва проявился.