Из информации, собранной Мишей, интерес, да и то не самый оперативный, представляла следующая: Панасенко, выезжая вчера из своего двора, притормозил у стенда с газетами, вышел и начертал что-то шариковой ручкой. Миша, разумеется, кинулся к стенду и прочел слово из трех букв. – На «Правде»? – строго спросил Покровский. – Нет, на «Вечерней Москве». – «Вечерняя Москва» ладно, – согласился Покровский. – Это он тебе написал, – сказал Жунев. – Ты понял? Миша нехотя сказал «да». – Этот… – Жунев употребил то же самое слово из трех букв, – из парткома… приходил. Тридцатилетие Победы, а у нас ветеранов глушат… – Ты его послал? – Покровский хорошо знал Жунева. – Немножко… Ясно. А парткомовский, значит, обиделся и устроил кипиш. Преуспел: по поводу эпизода на «Соколе» позвонили аж из Мосгорисполкома, требовали оперативных результатов. Кравцов рассказал, что видного парня по кличке Шеф, живущего в генеральском доме, быстро удалось вычислить расспросами во дворе. Дома оказались родители, отец, действующий генерал, и жена его, очень напористая, полковник в отставке. Все по фамилии Шевченко. Очень были недовольны, что милиция заявилась. Кравцову больше пришлось объясняться, по какому праву он заслуженных людей отвлекает. В итоге пообещали, что Эдик позвонит, когда появится. Но он дома не каждый день появляется. – А зачем нам вообще эти… скалолазы? – спросил Жунев. – Злодей наверняка изучал место заранее, – сказал Покровский. – Могли его видеть люди, которые часто туда лазают… Надо во все стороны рыть… Пока в голове каша. Не окажись на каркасах следов галош, все проще – левый эпизод, ненужная ерунда. Но они там оказались. – Ты уже полдня в деле, – с напускным недовольством сказал Жунев. – И что, до сих пор нет глобальных идей? – Есть! Смотрите, что получается, – сказал Покровский и написал в столбик: 1910 1908 1904 1898 1898 – Это года рождения гражданок по порядку, от Ярковой до двух выживших. Четко в сторону увеличения возраста жертв. Первая покушаемая самая молодая, четвертая и пятая, ровесницы, самые старые… – И хрен ли? – спросил Жунев. – Можем гарантированно через неделю задержать преступника. Иных маньяков десятилетиями ловят… – А как через неделю? – Элементарно. Вы что, действительно не видите закономерности в цифрах? – посмотрел Покровский. – Кроме увеличения возраста? – Все четные… – пролепетал Миша. – Правильно! Но не просто четные. Между первой и второй старушками разрыв в два года рождения, между второй и третьей четыре года, между третьей и четвертым эпизодом… сколько? – Шесть, – сказал Кравцов. – Каждый раз прибавляется два года. – О чем и речь. Значит, в пятом эпизоде будут старушки старше предыдущих на восемь лет… Их, кстати, может быть и три сразу, но тут мы пока не можем выстроить ряда, мало данных. Главное, что тысяча восемьсот девяностого года. В шестом эпизоде – отнимаем от тысяча восемьсот девяностого восемь плюс два, десять лет – тысяча восемьсот восьмидесятого. В седьмом эпизоде минус сколько лет от шестого, Миша? – Минус двенадцать, – осторожно сказал Фридман. – Одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год рождения… – Старше Ленина, – сказал Кравцов. Жунев закурил, положил зажигалку на стол, крутанул ее, смотрел, как крутится. – Бабушек старше Ленина в Москве, думаю, наперечет, – продолжил Покровский. – Между первым и вторым случаем прошло восемь дней, между вторым и третьим два дня, между третьим и четвертым три дня. Если он сохранит ритм в два-три дня, около недели, значит, остается до покушения на стосемилетнюю гражданку! Ко всем стосемилетним москвичкам мы приставим усиленную охрану и сможем задержать злоумышленника. – Какие хорошие были две недели, спокойные, без этого вот твоего головожопства, – сказал Жунев. – Размяться уже нельзя в начале сложного расследования… – Длинно, Покровский… Все согласны, что все четыре эпизода связаны? Кравцов и Миша Фридман закивали. Покровский, подумав немного, тоже кивнул. – Связаны, но хрен пока знает как, – Жунев сделал в деле какую-то пометку. – При этом есть ощущение, что выбор жертв случаен. Так? – Конечно, гораздо проще выскочить с рельсом, когда видишь абстрактную пенсионерку, чем четыре раза конкретных подкараулить, – согласился Покровский. – Маньяк, получается, самая очевидная версия. Кто-нибудь ловил маньяков? – спросил Жунев. Никто не ловил. – Маньяк в рифму коньяк, – сказал Жунев, достал из тумбы письменного стола бутылку. – Я тоже не ловил. Давай, Кравцов, резюмируй по каждому эпизоду, какие есть факты. – По кирпичу на Скаковой никаких. Ни следов, ни свидетелей. Завтра пойдем с товарищем капитаном, еще раз залезем на этот балкон. Но шансов мало. По горячим следам не работали… – Мог, сволочь, в толпе стоять… Кинул и выскочил к людям, – сказал Жунев. Показал Фридману знаками взять лимон с тарелки на тумбочке, а рядом там и нож, а что не только взять, но и нарезать надо, Фридман и сам догадался. – По рельсу у «Гражданской» есть следы галош и ниточки от перчаток. Галоши и перчатки новые, зацепиться не за что. Сорок четвертый размер галош – это не то что примета… – Но ее подобие, – Жунев разлил, поднял рюмку, все чокнулись. – Дай бог, чтобы не последняя. – У «Гражданской» нитки и галоши, в Петровском похожие нитки, на каркасах похожие галоши, – резюмировал Покровский. – Три последних эпизода таким образом связаны вещественными уликами. Первый – нет. – Это все у нас вещественные? – спросил Жунев. – Негусто. – Еще есть пуговица сегодня. Но она может и не иметь отношения, – сказал Кравцов. – Первый эпизод заметно отстоит по времени, – заметил Покровский. – Есть такое, – согласился Жунев. – Но не может же он быть простым совпадением! – воскликнул Кравцов. – Не должен, но может, – сказал Жунев, разливая по второму кругу. Рюмочки у него были грузинские, металлические, с чеканкой, с непонятными буквами. – Пороемся там завтра, на Скаковой, – сказал Покровский. – Еще есть заметное отличие между первыми тремя событиями и четвертым. – На «Соколе» живы старушки! – догадался Миша Фридман. – Живы полбеды, – сказал Покровский. – Тут другое: хотели ли их вообще убивать? Попробуй попади ночью. В то время как три первые бабушки ликвидированы наповал. – Все три без шансов, – согласился Жунев. – А в этих промазал и добивать не прибежал. – Там и не добежишь добивать, – сказал Покровский. – Прилично вокруг шуровать. Впечатление, что он больше продумывал, как отходить потом безопасно, чем как убить. Некоторое время, недолгое, все молчали. – Может быть, пациент всякий раз пробует разные способы? – спросил Жунев. – Попробовал издалека. Не вышло. Но что он теряет? Лето впереди, старушек вокруг пруд пруди… Время мирное, слава КПСС. – Лето впереди… – согласился Покровский. – План вместе составляем? – деловито спросил Жунев. Видно было, что ему не хочется. – Мы потыкаемся день-другой туда-сюда, – сказал Покровский, имея в виду, что и ему пока лучше без утвержденного плана расследования. Подошел к окну, глянул на луну. Хорошая луна, толстая, в чистом небе. – Сейчас я обратно на «Сокол». Кравцов, со мной? – Конечно! Осмотреть место в темноте? – догадался Кравцов. – А я могу с вами? – робко спросил Миша Фридман.