— В этом мы с тобой одинаковы, однако я не хамлю тебе, как ты мне! Олег пропустил его слова мимо ушей. Для него такое поведение было нормой. Тем же прежним тоном он заметил: — Я позвал тебя, думая, что ты привезешь мне мой кинжал, а ты стал выкатывать глупые претензии! Ты не просто не отдал мне мой нож, ты стал обвинять меня в том, чего я не совершал! — А не ты ли недавно обвинял меня в похищении Романа? У тебя короткая память! Олег с силой выдохнул из себя воздух, лицо побледнело: — Имей в виду, кинжал — это очень дорогая вещь для меня, и не только потому, что его рукоять в алмазах, не только! Вот и мастери выводы сам! — это прозвучало, как угроза. Глеб сделал над собой усилие, подавляя пыл. Нет, он не собирался уступать напору Рисемского, он в ответ жестко потребовал: — Тогда займись вместе со мной его поисками! Олег остолбенел от требовательного голоса, не ожидал. — Иначе нож может пропасть навсегда! — закончил Глеб. — Такие вещи навсегда не пропадают! — холодно отреагировал Рисемский. Корозов встал со стула и, не прощаясь, отвечая Олегу его манерой, твердо шагнул к двери. Тот провожал его мрачным взглядом, и было непонятно, какими мыслями забит его мозг в эти минуты. У Корозова встреча оставила в душе неприятный осадок. Бесполезная потеря времени. Рисемский не захотел пойти на контакт. Глеб еще больше утвердился в своем мнении, что без Олега в этой истории не обошлось, что надо убедить Акламина, чтобы он начал розыск именно с Рисемского. Сел в машину в плохом настроении. Яркий солнечный день показался не совсем светлым и ясным. Люди на тротуарах какие-то неловкие и измученные. И пес, выскочивший из-за угла, был худым, ободранным и жалким. Кучка голубей лениво, словно нехотя топталась на тротуаре, поклевывая какие-то крошки, путалась в ногах у пешеходов, не спешила убраться с дороги, как будто не замечала людей. Пока пес не ворвался в их сонное царство, заставив встрепенуться, оторваться от неторопливой трапезы, разбежаться и взлететь всех вместе. Глебу хотелось после встречи с Рисемским умыться, и не просто умыться, а окунуться целиком. Проехали совсем немного, как в кармане у Корозова зазвонил телефон. Глебу не хотелось разговаривать ни с кем, тем более что на дисплее высветился незнакомый номер, но он все-таки поднес телефон к уху и сразу даже не сообразил, чей голос раздался из него: — Глеб, это ты? Я не ошиблась? — Я, а кто это? — неохотно отозвался он. Голос был женский и Корозов, еще не отойдя от прежних мыслей, услыхал: — Это Ева Нарлинская, Глеб! Корозов сперва удивился, откуда она могла знать его номер, но тут же вспомнил, что сам давал ей визитку. Поморщился, потому что звонила она не вовремя. Между тем, в ответ произнес: — Да, да, узнал, Ева! Не ждал! Рад услышать! Но, видимо, голос его был не настолько приветливым или показался Еве совсем неприветливым, потому что Нарлинская сказала: — По твоему голосу я не чувствую особенной радости, Глеб. — Рад, рад, — повторил он, не постигая, почему должен испытывать особенную радость от ее звонка. Ну, просто рад и этого достаточно. Впрочем, по-настоящему его всегда радовал только один женский голос — его жены Ольги. — Работа задергала, — сказал в оправдание. — Забудешь на ней, как улыбаться. Ева неожиданно перешла на громкий шепот, и Глебу почему-то представилось, что она рукой прикрывала рот: — Нам надо срочно встретиться, Глеб! Корозова обескуражила ее просьба: — Срочно? Отчего такая спешка? Что-нибудь случилось? — спросил. — Это очень серьезно и это не телефонный разговор. — Ну, если так серьезно, тогда в любое время, Ева. Какой ресторан тебе больше по душе? Нарлинская на минуту замешкалась, ее явно не устраивало приглашение в ресторан, и она тут же от ресторана отказалась. Тогда Глеб предложил ей место проще: кафе. Но и кафе не устроило Нарлинскую. И тогда Корозов, не догадываясь, чего она хочет, попросил саму сделать выбор. Ева помедлила и сказала: — Я хотела бы, чтобы нас никто не видел вместе! Глеб несколько оторопел, что за тайны такие, что за секретность, как в шпионском фильме? Но громкий шепот Нарлинской задрожал от напряжения, умоляя не отказывать ей: — Очень, очень надо, Глеб! — Тогда запоминай! — подумав, сказал Корозов и назвал адрес пустой квартиры, где недавно собирался спрятать Блямбу. — Когда сможешь подъехать? — Через полчаса! — поспешно ответила Ева. Глеб посмотрел на время, прикинул в уме, и закончил: — В таком случае жду тебя через полчаса! Оставив охрану у дверей в квартиру, предупредив о Нарлинской, Корозов едва успел расположиться в комнате на кожаном диване, как дверь слегка скрипнула, и послышался мелодичный голос Евы. Глеб поднялся навстречу. Она не вошла, вбежала в прихожую и, заглянув в комнату, с робкой улыбкой на губах протянула ему ладошку. На девушке была короткая легкая синяя юбка и белый топ, слегка открывавший грудь. Лицо как будто нарисованное рукой хорошего художника. Ничего удивительного не было в том, что поклонники съедали ее своими глазами и несли к ее стройным ногам цветы. Глеб пожал руку, обратив внимание, что Нарлинская не спешила вытащить ее из его ладони. Приблизилась и доверительно произнесла: — Я так устала от всего, Глеб! Я устала от шума, от того, что меня узнают на улицах, от поклонников, от аплодисментов. Мне так не хватает тишины! Простой человеческой тишины! Сейчас столько разных проблем, они сыплются, как из рога изобилия! Как хорошо вот так, чтобы никого лишнего и чтобы тихо-тихо вокруг! Глеб не подал вида, что не доверяет ее излияниям. Здесь она откровенно переборщила. Ведь артист в тишине без восторгов публики разлагается, теряет форму, превращается в обычного смертного, и это его убивает морально, а иногда и физически. Корозов жестом показал на стулья вокруг стола и кресло, приглашая сесть на любое из мест. Ева прошла по ковру, не решаясь сразу выбрать, где сесть, остановилась у тумбочки с телевизором, развернулась лицом к Глебу и с неподдельной досадой продолжила: — Так много скверны в жизни, Глеб. Так много. Никогда не поверишь, пока сам не окунешься в нее. Это ужасно, Глеб. Искренность ее слов по-прежнему вызывала сомнение у Корозова: — Никогда не поверю, что такая молодая красавица, известная в городе актриса окунается в скверну. Тебя носят на руках, твой успех бежит впереди тебя. Разве можно тебе думать о чем-то плохом? — заметил он. Между тем, на молодом лице Евы оставалось озабоченное грустное выражение. Она говорила, как зрелая, немало прожившая и много повидавшая на своем веку женщина, у которой не катилась жизнь по накатанной дорожке, а с трудом пробивала себе путь: — Я всегда должна быть настороже, Глеб. Я как будто тащу в гору тяжелую тележку с поклажей. Стоит мне остановиться и выпустить ее из рук, как она мигом унесется под гору, а с нею вместе мгновенно улетучится мой успех. Ведь успех не приходит сам по себе к кому попало, он предпочитает находиться рядом с тем, кто работает на него, он порабощает, он заставляет проливать сто потов, он изматывает. Глеб соглашался с подобными выводами, его собственный успех выстраивался по тем же канонам. Ева уловила в его глазах согласие, поправила прическу, открывая высокий лоб, и легко опустилась в кресло, утонув в его мягкости: — Ты представить себе не можешь, сквозь какие терния у меня пролегает путь к успеху! Корозов не брал в толк, зачем все это она говорила ему. То ли выливала из себя наболевшее, то ли это было вступлением к разговору, с которым пришла. Предваряла его непонятными Глебу ужасами своей жизни. Он сел на диван: — Ну, почему же? Представить могу! — сказал. Нарлинская закрутила головой: — Не спорь, Глеб, ты не знаешь! Иногда повеситься хочется! Ее откровенность была шокирующей, ему стало несколько не по себе от такой открытости, уж слишком мрачно все. И потом, с чего бы вдруг? Ну, были бы они давно знакомы и на короткой ноге, тогда понятно. Но ведь это не так. Само собой, у каждой медали есть оборотная сторона, и, наверное, оборотная сторона жизни Нарлинской не так притягательна и изящна, как представляется зрителю в театре, который судит о ней по ролям, по игре на сцене и по ее внешности. Ева определенно хотела вызвать к себе сочувствие, однако его все это начинало утомлять. Он попытался добавить оптимизма в разговор: — Все обиды со временем забываются, — сказал. — Время стирает многие неприятности из человеческой памяти. Нарлинская после этого замолчала, было слышно, как она дышала. Затем взмахнула рукой: — Не обращай внимания, Глеб. Хандра, хандра. На меня иногда находит. — У красивой девушки это ненадолго. Выйдешь на улицу, увидишь, как на тебя оборачиваются прохожие и хандра улетучится. Красота всегда привлекает людей. — Иногда красота приводит к трагедии, — вздохнула Ева. — Вот и тебе я не очень хорошую весть принесла. Конечно, я бы могла ничего не говорить или сказать это по телефону, но по телефону не передать того, что можно сказать при личном общении. Корозов был несколько озадачен таким продолжением разговора. Что же это за плохую весть она принесла? После шапочного знакомства на ресторанном банкете, не более того. Откуда вообще у нее могла появиться для него какая-то весть? Она, приподнявшись на подлокотниках, извиняющимся тоном произнесла: — Мне не хотелось бы портить тебе настроение, но, увы, Глеб, приходится, прости, это для тебя важно. Глебу поначалу пришла на ум мысль, что Еве понадобилась от него какая-нибудь помощь. И он не удивился этому. Обычное явление, когда к владельцу магазинов обращаются за той либо иной услугой. Ева, очевидно, не исключение. Так устроена жизнь. Куда от этого денешься?