— Я Игорь Ерохин, помните меня? Мы с Николаем в одном классе учились. — Помню я тебя, Игорь Ерохин, помню. Так чего ты хочешь-то? — Мне бы Николая, — попросил он, почему-то вмиг оробев. Он никак не ожидал, что бабка хорошо слышит, да вдобавок еще помнит его. Бабка помолчала, потом сказала тихую непонятную фразу: — Мне бы тоже. — А что, он не живет здесь? Переехал? — Переехал, — вздохнула старуха. — Далеко переехал. — Адрес не дадите? Она повернулась и молча ушла в глубь квартиры. Ерохин остался стоять на пороге, не решаясь ни окликнуть ее, ни пройти за ней. Через минуту бабка вернулась, Игорю показалось, что она отирает глаза платочком. — Зачем тебе Николай? — спросила она требовательно. — Повидаться хотел. А что, нельзя? Друзьями были все-таки. — Успеешь еще повидаться-то, туда спешить не надо. Придет время — повидаешься, — грустно сказала старуха. — Он что, в тюрьме? — Хорошо бы, коли так. Только нету его там. На том свете Николай, — тихо ответила бабка и заплакала. — Убили его в прошлом году. — Кто? — спросил он, судорожно сглотнув. В горле стало сухо, и снова начали неметь ноги. — Кто ж знает, — она горько вздохнула. — Шпаной был, шпаной и остался. Следователь говорил, он деньги у кого-то вымогал, их много было, группа целая. Чего-то все делили, делили, не то рынок какой-то, не то магазин, я не поняла. Да какая разница, кто его убил? Нету его больше, вот что главное. А почему да отчего — на то воля божья. Ты ступай, сынок, не трави мне душу. Пройдя еще квартал и подходя к дому, где когда-то жил с родителями Равиль Габдрахманов, Игорь понял, что боится. Юрка Орешкин — алкаш, с ним все понятно. Колька Закушняк — рэкетир, его смерть неумолимо вытекала из его образа жизни, помноженного на глупую безалаберную голову. Если сейчас окажется, что Равиль жив-здоров, значит, ничего страшного. Все еще, может быть, обойдется. Все может оказаться случайностью, диким совпадением. Господи, сделай так, чтобы Равиль был жив! На звонок в квартиру никто Игорю не открыл. Он постоял еще немного, потом позвонил к соседям. В одной из квартир ему открыла девочка в школьной форме. Одна нога ее была в сапожке, другая — в домашней тапочке, видно, она только-только пришла из школы. — Здравствуй, сестренка, — приветливо улыбнулся Игорь. — Ты не знаешь, Габдрахмановы в сорок второй квартире живут? — Нет, — покачала головой девочка, пыхтя над сапожком, у которого заело «молнию». — В сорок второй живут Петриченко, у них сын на два класса старше меня, он меня по утрам в школу водит. А вы дяди Равиля друг, да? — Точно, сестренка, ну и умница же ты, — отчего-то обрадовался Ерохин. — А где он? — Они переехали. Дядя Равиль женился на Розе, и тогда они разменялись. — Чего они сделали? — не понял Игорь. — Разменяли квартиру, чтобы молодые жили отдельно. Девочка с деловым видом повторяла слова и фразы, услышанные от взрослых, но делала это так естественно, словно сама была обладателем всей информации о жильцах дома и всего квартала. — Погоди, ты так застежку сломаешь, — рассмеялся Игорь, глядя на девочку. — Давай я тебе помогу. Он присел на корточки и ловко расстегнул «молнию». — А кто такая Роза? — спросил он. — Роза — дочка тети Нурии и дяди Шуры-татарина. Вы что, Розу не знаете? Ее весь дом знает. Она бездомных собак прикармливала. Такая добрая, прямо золотое сердце. Игорь прыснул. В устах девчушки это звучало ужасно смешно. Конечно же, он прекрасно помнил и дядю Шуру-татарина, и его дочку. На самом деле его звали Шарафетдином, но соседи быстро сократили неудобное для произношения имя до привычного русского Шуры. Он был мастером на все руки и человеком безотказным, помогал соседям всегда и с удовольствием, поэтому во всем огромном многоквартирном доме не нашлось бы ни одного человека, не знающего, кто такой Шура-татарин. У него была тихая вечно беременная жена Нурия и куча детей, самой младшей из которых и была Роза, обожавшая животных, выхаживавшая больных птиц и прикармливавшая бездомных собак и кошек. Роза была на два года младше Равиля, и сколько Игорь его знал, столько слышал о том, что дети из двух татарских семей «жених и невеста». На самом же деле Равиль обратил на девочку внимание только после специнтерната, когда ему было семнадцать, а ей — пятнадцать. — А ты случайно не знаешь адрес Равиля? — спросил Игорь словоохотливую малышку. — Нет. Папа знает, но он вечером придет. Вы приходите вечером, папа вам скажет. — Приду, — кивнул Игорь. — Спасибо тебе, сестренка. — Пожалуйста, — важно и с достоинством ответила девочка. 4 И снова Игорю Ерохину пришлось провести бессонную ночь. Вчера вечером он вернулся в дом, где жила забавная словоохотливая девчушка, и узнал у ее родителей новый адрес, правда, не Равиля, а родителей Розы. Оказалось, в многоступенчатом обмене с целью отделить молодых участвовали обе семьи, получив в результате из двух трехкомнатных квартир три двухкомнатные. Но Шура-татарин, много лет проживший бок о бок со своими соседями, на прощание всем оставил свой новый адрес и наказал в случае каких-либо поломок или неисправностей обращаться только к нему. Ехать к родителям Розы было поздновато, и Игорь отложил визит на следующий день, проведя ночь без сна и перебирая в уме возможные объяснения тому странному факту, что двое из четверых погибли, а отец мальчика несколько раз попался Игорю на глаза. Иногда ему удавалось придумать очень правдоподобную версию, и он на несколько минут успокаивался и с облегчением вздыхал. Но мысли по-прежнему лезли в голову, и вот уже только что придуманное объяснение казалось притянутым за уши, искусственным и глупым, а ТО, другое объяснение, лежащее на поверхности, — единственно правильным. Но верить в это не хотелось, и Игорь вновь и вновь представлял себе, как завтра найдет Равиля, как расскажет ему обо всем, как они вместе посмеются над его страхами. Равиль в их подростковой компании был белой вороной. Отличник, зубрилка, всегда первым успевающий сделать упражнения по немецкому, хорошо знавший историю, худенький субтильный очкарик, он тянулся к плечистым накачанным двоечникам, курившим в туалете, смачно матерившимся и длинно сплевывающим. Пацаны списывали у него домашние задания по всем письменным предметам, он помогал им на контрольных по физике и математике, а они за это разрешали ему быть с ними в одной компании. Учили его пить вино, играть в карты и рассказывать сальные анекдоты. Приобщали к «взрослой» жизни, хотя были ровесниками. Милостиво позволяли восхищенно наблюдать из уголка, как они «кидают железки» под руководством спившегося дисквалифицированного спортсмена-тяжелоатлета. Равиль их обожал. Он им поклонялся. Он готов был на все, чтобы заслужить их одобрение. Теперь, спустя много лет, Игорь Ерохин вдруг понял, что маленький Равиль не был дурачком, каким они его тогда считали. Он был слабым и несчастным. Но он был умнее их. И сейчас вся надежда была только на него. Равиль во всем сможет разобраться, он все объяснит, он успокоит Игоря. Не может быть, чтобы все было так плохо, этого не должно быть! На другой день Игорь помчался к дяде Шуре-татарину. Выйдя от него через полчаса, он понял, что надежды не осталось. Равиль тоже погиб, а его жена Роза, оставшаяся с крошечным малышом на руках, каждый месяц получает от кого-то деньги. Деньги хорошие, говорил дядя Шура, Розе они очень помогают. Видно, нашелся добрый человек, наверное, кто-нибудь из банка, где работал Равиль, там все сотрудники — люди состоятельные, не грех и помочь бедной девочке, когда такое горе свалилось. Но Игорь твердо знал, что благотворительностью здесь и не пахнет. У наивного дяди Шуры слово «банк» было накрепко связано со словом «достаток», а достаток — с благородством. Ерохин не обольщался, он слишком хорошо понимал, что банк — это деньги, а деньги — это злоба, жадность и жестокость. Да и откуда в сбербанке состоятельные люди? Обычная государственная структура, там работают такие же нищие, как и всюду. Но разве понимает это старый татарин с пятью классами образования? Этот человек убил Равиля и шлет деньги его юной вдове. Значит, он убежден в своей правоте и тверд в своих намерениях. Значит, он не отступится. Игорь Ерохин — последний, кому Вакар собирается воздать по заслугам, покарать за прошлый грех. Он столько лет выжидал, он так долго терпел, что теперь выполнит задуманное, чего бы ему это ни стоило. Вернувшись вечером домой, Игорь впервые в жизни испытал настоящий страх. Это был даже не страх, а ужас, ужас перед неизбежным, тот самый, который лишает человека воли и коварно предлагает смириться и обреченно ждать конца. Первым желанием было напиться до бесчувствия, чтобы хоть на какое-то время забыться. Но Игорь сумел преодолеть слабость. К утру, промаявшись всю ночь, он пришел к выводу, что должен опередить своего противника. Он, Игорь Ерохин, не позволит себя убить. Он первым нанесет удар. Если Вакар сумел убить трех человек и остаться на свободе, стало быть, никто в милиции не связывает эти три смерти с той давней историей. А коль так, то и убийцу Вакара не станут искать среди тех, кто когда-то убил его сына. И никто никогда не узнает… 5 Владимир Сергеевич Вакар отнес в учебный отдел экзаменационную ведомость и уже собрался было выйти в коридор, как услышал удивленный возглас Вероники — преподавателя-методиста. — Ну и дела! Вы сегодня поставили только одну «пару». Что это с вами, Владимир Сергеевич? Вакар славился на всю Академию Генштаба тем, что бывал на экзаменах абсолютно нетерпим к незнанию своего предмета. Его нельзя было умаслить ничем — ни протежированием, ни лестью, ни подарками. — Есть профессии, в которых неграмотность приводит к фатальным последствиям, — повторял он. — Это относится в первую очередь к врачам, инженерам и военным. Если от вашей ошибки могут погибнуть люди, вы не имеет права на ошибку. Он не стеснялся ставить «неуды» и категорически запрещал пересдавать экзамен другому преподавателю. Если такое все же случалось и пронырливый слушатель ухитрялся добиться разрешения на пересдачу кому угодно, только не профессору Вакару, Владимир Сергеевич находил возможность опротестовать результаты экзамена и упорно гонял хитреца по всем темам тактико-специальной дисциплины, пока не убеждался в том, что вероятность той самой ошибки достаточно мала. Сегодня он был на удивление снисходителен, и хотя отличных оценок поставил, как обычно, мало, но двойка была действительно только одна. Сегодня он заметил, что его будущая жертва следит за ним. Сегодня и впрямь был необычный день. — Я сегодня добрый, — улыбнулся он Веронике. — Наверное, расположение планет благоприятное, и слушатели отвечали на удивление прилично. Вернувшись в свой кабинет, он снял генеральскую форму и переоделся в штатское. Подумав немного, снова разделся, повесил костюм в шкаф, надел спортивную форму и спустился в зал. — Товарищ генерал! — вытянулся перед ним в струнку инструктор-методист. — Добрый вечер, капитан, — кивнул Вакар и быстро прошел в дальний конец зала, где стояли макивары. Он наносил удары и старался уклониться от многочисленных имитаторов рук и ног, которые стремились ударить его в голову, в плечо, в голень. Его тренированные руки не чувствовали боли от соприкосновения с жесткой деревянной поверхностью макивары, ноги автоматически совершали мягкие пружинистые движения, уводя его поджарое тело от коварных деревяшек, а глаза цепко держали в поле зрения все источники опасности. Сегодня все изменилось. У Владимира Вакара появился противник. Не безвольная жертва, не спившийся алкоголик, не глупый и доверчивый мерзавец-рэкетир, не тихий и ничего не подозревающий бухгалтер, а настоящий противник. Жестокий убийца, знающий, что за ним ведется охота, и стремящийся первым напасть на охотника. Вакар видел, как Ерохин вывел молоденького милиционера на стройку, а вышел без него. Генерал тогда не стал больше преследовать Игоря, а остался возле метро и спустя некоторое время заглянул на огороженную территорию. То, что он увидел, подтвердило его подозрения. Он никому об этом не сказал по единственной причине: чтобы никто не связал их имена и не открылась тайна трех предыдущих убийств. И еще он боялся, что, если Игоря привлекут за убийство милиционера, он, Вакар, не сможет выполнить свой долг перед Еленой и Лизой, и дом снова погрузится в вечный тягостный и так опротивевший ему траур. Вакар бил по макиваре, видя перед собой ненавистное лицо Ерохина. Ему отпущено Еленой четырнадцать дней, из которых два уже прошло. Если он не успеет, то может потерять жену, которая в своем маниакальном упорстве обязательно сделает по-своему и наймет какого-нибудь проходимца, который потянет ее за собой на скамью подсудимых. Он должен успеть, повторял про себя Владимир Сергеевич в такт наносимым ударам и быстрым прыжкам и «уходам», он должен успеть. И теперь он полностью владеет ситуацией, не ждет покорно, пока Ерохин соберется с ночевкой к своей пассии и ранним утром пойдет по удобному пустырю. Нет, теперь он может взять все в свои руки. Если Ерохин за ним следит, его можно, как осла за морковкой, отвести туда, куда нужно. Заманить туда, где можно будет наконец покончить со всей этой историей. Как следует потренировавшись, Вакар отправился в душ. Стоя под прохладными струями воды, он ощущал приятную мышечную усталость и с удовлетворением отметил, что одышки нет совсем. Генерал Вакар был в отличной форме. 6 Виктор Костыря даже не сразу понял, отчего он проснулся. На светящемся табло электронных часов горели зеленые цифры 4.00. Он снова закрыл в глаза, и в этот момент услышал звонок в дверь.