— Думаю, что стажер со мной сегодня не разговаривает, — улыбка сошла с лица Оливера так же быстро, как появилась. — Голова в коробке, — медленно проговорил он. — Голова последнего убитого вами человека, — уточнила Хенли. — Именно из-за него вы и находитесь здесь. Вы стали небрежны, не то что с вашими предыдущими жертвами. С ними вы действовали очень аккуратно. Кто-то видел, как вы сбрасывали его перед муниципальным домом культуры. Вы оставили собственные следы ДНК и сохранили его голову. Никогда не думала, что у вас есть склонность к некрофилии. Правая щека Оливера слегка ввалилась, словно он прикусил ее изнутри. — Тед Банди обезглавливал некоторых из своих жертв, занимался с ними сексом и хранил головы, — продолжала Хенли. — Именно это вы сделали с седьмой жертвой? Вы хранили его голову в морозильнике, потому что планировали еще ею заняться? Планировали что-то романтическое? Хенли прямо держала спину и не прятала глаз от взгляда Оливера. Она считала про себя вдохи и выдохи, контролируя ритм. Она не позволит Оливеру себя запугать. — Кто он? — спросила Хенли. — Кто этот человек, которого вы заставили подбрасывать отрубленные головы к моей входной двери? Выполнять за вас грязную работу? Оливер склонился к ней. Она чувствовала, как мерзко у него пахнет изо рта. — На тот случай, если ты не в курсе, я сижу тут взаперти. Я едва ли могу заказать доставку морепродуктов с карри, не то что заставить кого-то найти голову, а потом организовать ее доставку к дому в Брокли. Хенли слегка дернулась. Он знал, где она живет. Что еще он знает о ее личной жизни? — У тебя, должно быть, очень милый домик с голубой входной дверью. Нет, голубой не твой цвет. В тебе больше глубины, он не для тебя. Тебе может понравиться цвет, который показывает твою стойкость. Черный тоже не подойдет. Слишком очевидно. Может, темно-фиолетовый? Хенли почувствовала себя беззащитной. Она сосчитала до десяти, пытаясь снова взять себя в руки. — Ваш подражатель. — Он. Не. Мой. Подражатель, — ответил Оливер с кристально-чистым, ледяным раздражением в голосе. — Наверное, вам тяжело. Вы же не можете его контролировать. Он быстро работает. Гораздо более эффективно, чем вы. — Три жертвы, а сегодня только понедельник, — спокойно сказал Рамоутер. — Может, вы не хотели, чтобы ваш подражатель оставлял голову у моего дома. Может, у вас были другие планы, но подражатель действует по-своему, — сказала Хенли. У Оливера вздымалась и опускалась грудь. Он злился все больше и больше, и это было заметно. — Чего вы боитесь? Что подражатель превзойдет вас? Пластиковый стул, на котором сидел Оливер, жалобно заскрипел, когда тот откинулся назад. — Может, эти новые убийства — это часть его плана, а не вашего. Да, мы с констеблем Рамоутерем сидим здесь и разговариваем с вами, но ведь все внимание направлено на него. Мы здесь из-за него, и вы медленно начинаете понимать, что нас интересуете совсем не вы? — Всех всегда интересую я, — ухмыльнулся Оливер. — У нас три жертвы, — сказала Хенли, прилагая волевое усилие, чтобы говорить ровным голосом и сохранять спокойствие. — Шон Делани. Узомамака, или Зоуи, Дарего. И Дэниел Кеннеди. Хенли увидела реакцию у него в глазах. Эти имена что-то в нем пробудили. Хенли медленно повторила их. И это выражение снова промелькнуло — узнавание. — Сколько ей было лет? Девушке? — спросил Оливер. — Вы прекрасно знаете сколько. Это сообщали во всех выпусках новостей. — Восемь, три и четыре, — произнес Оливер. — Что это означает, черт побери? — взорвалась Хенли. — Не скажу, — нараспев произнес Оливер. — Ей было двадцать шесть лет. Она работала медсестрой, — ответил Рамоутер. — У нее вся жизнь была впереди — пока кто-то не разрубил ее на части и не вырезал у нее на коже полумесяц и двойной крест. — Мне всегда кажется странным, когда люди говорят такое о мертвых. «У нее вся жизнь была впереди». Совершенно очевидно, что не была, раз они мертвы. Нам может не нравиться способ ухода из жизни, но, когда приходит твое время, ты покидаешь этот мир. — Оливер сделал паузу. — Восемь, три и четыре. Хенли встала и направилась к двери. — Пошли, Рамоутер, — позвала она. — Мы здесь просто теряем время. — Что скажете насчет вашей последней жертвы? — спросил Рамоутер. Оливер покачал головой. — Я уже говорил вам: я его не убивал. Но очень мило, что кто-то теперь его снова собирает. — Он рассмеялся. Это был низкий, хриплый смех, эхом отразившийся от стен. — Шалтай-Болтай. Только Шалтая-Болтая не смогли снова собрать. Глава 38 Восемь, три и четыре. Оливер повторял эти цифры у себя в голове как мантру, когда надзиратель снова надевал на него наручники. Усиленные меры безопасности. Заключенные, представляющие наибольшую опасность для себя и окружающих. Это всегда смешило Оливера. Опасность для себя? Нелепо даже думать о том, что он когда-нибудь сам лишит себя жизни. Восемь. Три. Четыре. Три убийства. Три оскверненных тела, по частям разбросанные по Лондону, как какое-то жалкое жертвоприношение в его честь. Но он не хотел, чтобы его делали идолом, он хотел, чтобы его боялись. Оливер посмотрел сверху вниз на шею надзирателя, когда холодный металл зажал тонкий кусочек бледной кожи у него на запястье. Кожа собралась в складки и покраснела. — Что это такое, по-вашему? — холодно спросил Оливер. Надзиратель дернулся, когда Оливер сделал шаг в его направлении. Между ними осталось сантиметра два-три, не больше. У надзирателя участилось дыхание, когда Оливер поднял запястья у него перед носом. — П-простите, — заикаясь, произнес надзиратель. — Простите, они просто… — Исправьте. — Конечно. Оливер нетерпеливо зевнул, пока надзиратель расстегивал наручники. Он опять опустил взгляд на шею надзирателя — она побелела от напряжения. Это было лучшее время для нападения — когда жертва ничего не ожидает и увлечена каким-то простым делом. Отрезать голову оказалось гораздо проще, чем он думал. В человеческой голове всего двадцать костей. В шее всего семь. Меньше мышц, которые нужно рассечь, не так много мяса, но все равно есть сухожилия, связки, жилы. У сержанта Флинна был лишний вес. Жир переплетался с одряхлевшими мышцами и закупоренными сердечными клапанами. Оливер плюнул ему в лицо и помочился на его обнаженное тело перед тем, как пристроить пилу чуть ниже кадыка и нажать на синюю кнопку. Металлические зубцы быстро окрасились кровью, на них налипли куски мяса, звук мотора изменился, потом пила застряла на позвонке С3 и никак не хотела идти дальше. Оливер рассмеялся, вспоминая, как быстро затупилась пила. Он ждал, что надзиратель спросит, что его так рассмешило, но он только поправил наручники у него на запястьях, и они пошли назад в то крыло, где находилась его камера. Надзиратель так ничего и не спросил. Оливер переключился с отрезанной головы Флинна, которую рисовало его воображение, на нее. Номер три. Узомамака Дарего. Большие карие любопытные глаза, которые нервно смотрели прямо на него. Он наблюдал за ней. Он хотел на нее подействовать. Хотел, чтобы она начала нервничать и сломалась, но этого не произошло. Он не сломил ее, но ее сломал кто-то другой. Оливер взял газету из стопки, которую для него оставили на кровати. Статья о частях тела в парке была отмечена зеленым листочком самоклеящейся бумаги. Символы, вырезанные на теле, не упоминались, также не упоминались и две другие жертвы. Восемь, три и четыре. — Кто ты такой, черт тебя побери? — спросил Оливер, взял ручку и нарисовал символы на белых полях у края газеты. Это был его почерк. Газета порвалась, потому что он слишком сильно давил на ручку. Но его символом был не двойной крест. Они ошиблись. Это были два кинжала. «Кто-то пытается привлечь ваше внимание?» — прямо спросила Хенли во время своего первого посещения. Он с удовольствием наблюдал за выражением ее глаз. Она пришла, потому что ее вынудила крайняя необходимость, и в ее глазах читалось отчаяние и отвращение из-за того, что она вынуждена обращаться к нему за помощью. Он видел ее внутреннюю борьбу: она старалась держать ситуацию под контролем и в то же время готова была отдаться ненависти и злости, пока ждала его ответа на вопрос. Хенли понятия не имела, кто все это творит. Она хотела, чтобы он ей помог. В нем бурлила ярость, накалялась до предела, этот жар расползался по телу, поднимался к коже. Оливер знал, что подражатель еще не закончил работу, и это его раздражало. — Не получится у тебя, инспектор, — произнес Оливер вслух и принялся мерить шагами свою маленькую камеру. Места было недостаточно, а ему требовалось место, чтобы подумать. Он услышал гул за дверью камеры — восьмерых заключенных, которые содержались вместе с ним в этом блоке, выпускали из камер для положенных им пяти часов общения. Оливер тоже вышел из камеры на площадку. Блок строгого режима был тюрьмой внутри тюрьмы. «Восемь. Три. Четыре». Ему нужно было самому найти этого чертова самозванца. Ему нужно было выбраться из тюрьмы. Глава 39 — Я не его девушка. На самом деле я никогда не была его девушкой, и он точно не проводил вместе со мной вечер прошлой пятницы. Лорелей Фоссе взяла свою спортивную сумку, бросила ее в багажник машины и захлопнула его. Потом она опустила дизайнерские солнечные очки на глаза и прислонилась к своей машине. Рамоутер щурился, глядя на нее в ярком солнечном свете. Они стояли на автомобильной стоянке перед дорогим спортивным клубом в Ист-Далвиче. Чанс Блейн явно пытался занять место не в своей лиге. Все в этой Лорелей кричало: потенциальная звезда какого-нибудь реалити-шоу. — Вы утверждаете, что он никогда не был вашим парнем? — уточнил Рамоутер. — Никогда. Я даже не меняла свой статус в «Фейсбуке». Я познакомилась с ним в пабе в районе Боро-маркета, мы встречались несколько месяцев, а потом он меня заблокировал. — Он заблокировал вас? — Ага. Можете в это поверить? Я засекла его с другой женщиной, и он заблокировал меня. — Когда это произошло? — Боже, примерно три недели назад. Я ехала по главной улице Льюишема — собиралась встретиться с бабушкой — и остановилась на светофоре напротив больницы. И там увидела его с этой девицей. Они разговаривали, а потом свернули на тропинку. Под ручку! — Вы можете ее описать? Эту женщину?