— Нет, не я. Но я видел парня, который был весь измят, словно его избили кувалдой. И мне не даёт покоя вопрос, что с ним произошло. Ведь если во время тревоги все находятся в капсулах, а единственные бодрствующие где-то на нижних палубах, то почему он спускался с нами? — Интересно. А ты разглядел его номер? — Сейчас проверю. Я нашёл запись того, как карабкаюсь по лестничным пролётам. Вот этот аватар, но он всё время ко мне или спиной, или боком. Нет, номера не видно. И здесь… и тут не видно… стоп! Вот этот момент, когда он перевалился через перила! Я вижу номер, но он перевёрнут. Поворачиваю изображение. Отправляю запрос. — Аватар принадлежит Хилари Янг, — ответил ИскИн. [Хилари Янг — Старший инженер] — Это Хилари Янг. — Не может быть. Янг отключили, а перед этим она рехнулась и выжгла себе глаза. Я сам это видел, — сказал Гарри. — А я её разбирал, — произнёс Сэм. 61 Меня словно громом поразило. — Кауфман! Он рассказывал о ней, когда звонил мне! — И что он сказал? — с недоверием спросил Гарри. — Что она была его заместителем, а потом сошла с ума, начала всё крушить, убежала и выжгла себе глаза. — Да, действительно, всё почти так и было. — Почти? — Она сначала что-то долго объясняла Кауфману, прежде чем впасть в это состояние. — Что? Что она объясняла?! — Не знаю, у них был приватный диалог. Меня не подключили. Но длился он секунд двадцать. Потом она подключила нас всех и стала нести какой-то бред. За двадцать секунд можно, пожалуй, целый том «Войны и мира» передать, при скорости общения аватаров. Что-то тут не чисто. — Сэм, что скажешь? Могла Янг встать и пойти? — Как? Она разобрана. Первостепенные платы и процессоры с ячейкой памяти на складах первой палубы, второстепенные платы, приводы и датчики у нас на складе, а элементы корпуса на складе гальваники. Или ты ошибся, или это какой-то фокус. — Парни, вы не понимаете! Ключевые элементы сознания некоторых аватаров пропали, а теперь Янг разгуливает по кораблю. А может это она и есть садовник? — Какой садовник? — Убийца. Я его так прозвал. — Олдман, читал бы ты поменьше второсортных детективов. — Янг! — напомнил я. — Хорошо, допустим она восстала и разгуливает по кораблю. Ты предлагаешь заняться её поимкой? — Да! Объяви тревогу, проверь все ячейки, потом проверим все помещения на корабле. — Ты хоть представляешь сколько времени на это уйдёт? Даже если все ячейки будут без приватного доступа, у нас уйдёт несколько часов на то, чтобы проверить их все. А если попадутся с приватом, что делать тогда? Разорваться на части и сидеть под каждой дверью, в ожидании когда она откроется? — Не знаю, Гарри, не знаю, но что-то делать надо. Нельзя просто сидеть! У вас тут творится какая-то чертовщина — то разобранная Янг разгуливает по кораблю, то отключённая и разобранная Веббер оказывается жива, то расчленённый Кауфман мне звонит… Сэм! Где голова Кауфмана?! — В станции. Где же ещё. — Янг! Она же пошла на десятую палубу. Я помню как она выбралась с лестничной клетки. Тогда я подумал, что такой повреждённый аватар направляется в ремонтные мастерские, но теперь, какой же я дурак! Там же не было никого в тот момент! — Я уже бегу, Олдман! Сейчас проверю. — Гарри, помоги нам. — Как? — Не знаю. Придумай что-нибудь! Надо найти эту Янг. У неё измята голова, это очень яркая примета. — Хорошо, сейчас передам парням, чтобы высматривали. Лифты уже включили и я сел в ближайший из них, позабыв о том, что он неисправен. Лязгая и грохоча, кабина опустилась на десятую палубу, двери, скрежетнув, открылись и я помчался в сторону мастерской #6. — Всё в порядке, Олдман. На месте твоя голова. — Не повреждена? — Нет. Всё как было, лежит в боксе, а он зафиксирован на полке. Не суетись, всё нормально. У меня словно камень с души свалился. — Спасибо, Сэм. Пожалуйста, береги её. — Стараюсь. — Проверь мастерскую и соседние. И склад! Проверь склад! Эта Янг могла что-то взять. — Хорошо, только не истери, пожалуйста. Ни минуты покоя с тех пор как ты явился, Олдман. Лучше бы ты меня засадил в кутузку, — вздохнул он. — Нет. Страдай. Мы рассмеялись. Сэм хороший друг. 62 Самым сложным в моей карьере было дело Тореадора. Маньяка стали называть так потому, что он оставлял на улицах жертвы под красным покрывалом, которое один из журналистов прозвал мулетой. Поиски мотивов каждый раз ставили меня в тупик. Их попросту не было, как и следов. Убийца расчленял очередную жертву, клал то, что от неё осталось, прямо на дорогу и накрывал ярко-красным покрывалом. Никаких улик: ни волос, ни отпечатков, ни даже следа, который могла бы взять собака. Хитрый ублюдок всё предусмотрел, он надевал перчатки и специальный облегающий комбинезон, тщательно скрывал свои волосы под париком, прятал лицо под слоем грима, а зрачки за менявшими их цвет линзами. Он даже опрыскивал подошвы ботинок из перцового баллончика, как и покрышки, прежде чем уехать. На то, чтобы его вычислить, я потратил более семи лет, но когда мы припёрли этого мерзавца, свидетелей у него оказалось больше, чем у Иеговы. Дело разваливалось в суде снова и снова, а его адвокат будто насмехался над нами в течении трёх лет, на протяжении которых подонок оставался на свободе, а убийства продолжались. Всё завершилось в тот момент, когда его адвокат погиб под колёсами пьяной дуры, перепутавшей педали на перекрёстке. Поразительно, насколько сильно может зависеть исход одного и того же дела, если мерзавца защищают разные адвокаты. Впрочем, и сами адвокаты, что мне попадались, были не меньшими мерзавцами, чем наш тореадор. Его засадили пожизненно, но во время вынесения приговора, он улыбался и слал воздушные поцелуи в камеры. У этого ублюдка не было ни сожаления, ни, тем более, раскаяния в содеянном. Он убил триста семнадцать человек, но людей волновало лишь то, что он был известным актёром и ради его свободы они были готовы сами сесть в тюрьму, давая ложные показания и подтверждая одну его ложь за другой. Одни — чтобы показать свою преданность и восхищение, другие — в надежде сблизиться. Именно тогда я начал испытывать отвращение к людям. Все лгут — повторял я себе постоянно. И только благодаря этому, мне удавалось раскрывать самые безумные и запутанные убийства. Но не здесь, не на корабле. Кубик Рубика из улик и фактов, что я пытался собрать, по-прежнему беспокоил меня. В нём всё ещё не хватало целой стороны — мотивов. Конечно, у меня начали вырисовываться кое-какие теории, но на конкретный мотив они не тянули. Попытавшись отбросить всё лишнее, я постепенно пришёл к тому, что это такой же больной ублюдок, получающий удовольствие от процесса убийства. Ему не нужен мотив, так же как голодный не раздумывает о причинах, прежде чем съесть попавший в его руки бургер и запить его кофе. Кофе… как же хочется ощутить его вкус и аромат, проникающий в ноздри и, кажется, в самый мозг. Я бы убил за возможность выпить свежесваренный кофе! Меня устраивали мои теории ровно до тех пор, пока не появилась Хилари Янг. В этот момент я потерял покой и все мои предположения рассыпались в пыль. Хорошо хотя бы то, что аватар не мог страдать бессонницей и мне не приходилось мучиться от её последствий. Мысли всегда были ясными, а тело бодрым. Что за чертовщина тут творится? Почему мёртвые восстают, а живые не хотят мне помочь? Из раздумий меня вывел звонок: [Сэм Гарднер — Наноэлектронщик]