– А почему – Тинни? – Она когда-то была Кристиной, ну а потом… потом одряхлела и стала Тинни. Вы просто не могли ее не слышать. – Наверное, я на какое-то время задремал. Я… я немножко недосыпаю. – Еще бы! Есть хотите? – Это чисто теоретический вопрос или у вас есть что-нибудь съестное? Эрика засунула руку в машину и извлекла полдюжины булочек, баночку с консервированным языком, граммов двести масла и шесть помидоров. – Консервный нож я забыла. Стукните по крышке чем-нибудь острым, и она проткнется. Эрика деловито разрезала булочку перочинным ножиком и стала ее намазывать маслом. – Вы что, постоянно носите с собой еду? – спросил он подозрительно. – Ага. Я всегда есть хочу. И потом, иногда прихожу домой только к вечеру. Держите нож, отрезайте консервы и кладите на булку. Потом нож дадите мне, я вторую булочку разрежу. Он послушно сделал, как она велела, и Эрика стала разрезать еще одну булочку, из деликатности стараясь не смотреть в его сторону, чтобы ему не приходилось сдерживать голод. Наконец он заговорил: – Вы, конечно, понимаете, что поступаете нехорошо. – Почему это? – Нехорошо, потому что помогаете сбежавшему преступнику; вдвойне нехорошо, потому что ваш отец – констебль. К тому же – и это еще серьезнее, – если я тот, за кого они меня принимают, в эту минуту вы подвергаете себя страшной опасности. Нельзя такие вещи делать. – Если бы вы были убийцей, то какой смысл вам еще и меня убивать? Чтобы я не донесла на вас, что ли? – По-моему, если человек убил однажды, так ему ничего не стоит сделать это опять. Больше одного раза все равно не повесят. Значит, вы не считаете, что я убил? – Уверена, что нет. – Откуда такая уверенность? – Вы на это не способны. – Спасибо! – сказал он с чувством. – Я не в том смысле. – А! Понял! – Он слабо улыбнулся. – Не очень лестно, но обнадеживает. Скажите, у вас в роду, случайно, не было святого Георгия? – Георгия? Нет, не было. Да вы не бойтесь, ради правого дела я вру без запинки. – Да, сегодня вам этого не избежать. Если вы только и вправду не собираетесь меня выдать. – Не думаю, что меня кто-то будет допрашивать, – сказала она, не потрудившись даже отреагировать на его последнюю реплику. – Кстати, должна сказать, борода вам не идет. – Она и мне не нравится. Я захватил с собой бритву, но без мыла и воды у меня ничего не получается. У вас, случайно, нет с собой в машине еще и кусочка мыла? – Нет. Я не мою руки перед едой. Зато у меня есть такая мыльная жидкость, «Снежинка» называется. Я ею пользуюсь для рук, когда приходится менять колесо. – Она достала бутылку из кармана в машине. – А вы, похоже, гораздо умнее, чем мне казалось. – Да? Из чего вы сделали такой вывод? – Из того, что вы удрали от инспектора Гранта. Отец говорит, что тот знаток своего дела. – Я тоже так думаю. Да я бы ни за что не решился на побег, если бы так не боялся, что меня посадят. Вообще-то, те полчаса были самыми захватывающими за всю мою жизнь. Теперь я знаю, что значит жить на полную катушку. Раньше я думал, что это – когда у тебя есть куча денег и ты можешь делать все, что пожелаешь, по двадцать разных развлечений в сутки. Оказывается, это совсем другое. – Она действительно была такая хорошая – Кристина Клей? – С вами не соскучишься – перескакиваете с одной темы на другую, – проговорил раздраженно Тисдейл, сразу перестав улыбаться. – Да, она была прекрасным и очень великодушным человеком. – Он даже забыл про еду. – Знаете, что она сделала? Она подарила мне ранчо в Калифорнии, потому что знала, как я ненавижу сидение в конторе. – Знаю. – Да? – Я слышала, как отец и другие это обсуждали. – А! И вы все-таки верите, что я не убивал ее? Да, похоже, вы действительно считаете меня ни на что не годным. – Красивая она была? – А вы ее никогда не видели? На экране, я имею в виду? – Кажется, нет. – И я тоже. Забавно, да? Когда переезжаешь с места на место, то часто пропускаешь самые известные фильмы. – А я вообще редко бываю в кино. До хорошего кинотеатра от нас далеко. Съешьте еще языка. – Крис думала, что спасла меня от бедности. Какая злая ирония: ее подарок обернулся для меня смертным приговором. – Вы не догадываетесь, кто бы мог это сделать? – Нет. Я же не знаю никого из ее друзей. Она просто подобрала меня на улице как-то ночью. Наверное, вам представляется это диким? – Совсем нет. Если вы понравились друг другу. Я очень большое значение придаю внешности. – Не могу до сих пор отделаться от ощущения, что полиция ошибается. Что это все-таки не убийство, а несчастный случай. Вы бы видели пляж в то утро. Абсолютно пустынный. Кругом ни души. Еще все спали. Почти невероятно, чтобы в этот час и в это место кто-то явился специально, с целью совершить убийство. Ведь мог же и на самом деле произойти несчастный случай. – Если бы ваше пальто нашлось и на нем все пуговицы оказались целы, это сняло бы с вас подозрение? – Думаю, да. По-моему, это единственная улика, которая есть у полиции против меня. Но вы-то больше моего знаете, что у них есть, – сказал он с мимолетной улыбкой. – Где вы были, когда его потеряли – это ваше пальто? – Как-то мы поехали в Димчарч. Помнится, это было во вторник. Мы вылезли из машины и пошли прогуляться вдоль мола. Наши пальто остались на заднем сиденье. Они всегда у нас там лежали. Я не хватился своего, пока мы не остановились дозаправиться на обратном пути. Я повернулся, чтобы взять сумочку, которую Крис туда кинула, когда мы садились. Он вдруг запнулся и страшно покраснел. Эрика взглянула на него с недоумением и потом тоже смутилась. Она не сразу сообразила: признание, как само собой разумеющееся, того факта, что женщина за него платила, для Тисдейла было более унизительным, чем само обвинение в убийстве. – И пальто на месте не оказалось, – поспешно проговорил он. – Оно могло исчезнуть, только пока мы прогуливались. – Может, цыгане? – Вряд ли. Я их не встречал. Скорее всего, случайный прохожий. – На пальто есть какая-нибудь особая примета? Ну, по которой можно доказать, что оно ваше? – Мое имя есть на ярлычке. – Если его украли, то первое, что вор сделает, – это сдерет ярлычок. – Да-да, конечно. Погодите, я вспомнил еще кое-что: маленькая дырочка ниже кармана – кто-то сигаретой случайно прожег. – Вот это уже лучше. Тут уж сомнений не будет. – Если его найдут! – Не думаете же вы, что вор сам принесет его, узнав, что оно нужно полиции? И потом, полиция не смотрит на те пальто, которые на ком-то надеты. Они ищут брошенное. Собственно, ваше-то пальто никто и не ищет. Ради того, чтобы доказать, что то, с оторванной пуговицей, – не ваше. – Что же мне делать? – Сдаться. – Что?! – Сдаться властям. Вам дадут адвоката и все такое прочее. Тогда уже он займется поисками вашего пальто. – Не могу я этого сделать. Просто не могу, и все тут. Между прочим, как вас зовут? – Эрика. – Так вот, Эрика, при одной мысли, что меня запрут, мне делается плохо. – Клаустрофобия, что ли?