– Если вы с ними знакомы, то можете кое-что мне рассказать. Меня всегда интересовало, справедливо ли все, что о них говорят. – А что говорят? – Они в самом деле колдуньи? – А разве их считают колдуньями? – шутливо спросил Роберт. – Во всяком случае, такой слух ходит в наших местах, – ответил Карлей, и его блестящие черные глаза впились в лицо Роберта. Но он тут же отвернулся, и глаза его забегали по сторонам с обычным для него выражением нескрываемого любопытства. И тут Роберт понял, что Карлей снабдил его информацией, которая может ему пригодиться. – А я-то думал, – сказал Роберт, – что с тех пор, как в наших местах появилось такое развлечение, как кино, охоте за ведьмами пришел конец. – Да бросьте вы! Дайте идиотам любой предлог, и они начнут гоняться за ведьмами! А, вон и ваш старикан. Ну, всего хорошего! По самой своей натуре Роберт искренне интересовался людьми и их неприятностями, что составляло главную и наиболее привлекательную черту его характера. Он выслушал старого мистера Уиньярда с таким вниманием и доброжелательством, что тот мысленно прибавил сто фунтов к имени Роберта, уже упомянутого им в завещании. Сразу же после свидания Роберт отправился к отдельному телефону. Но желающих звонить было много, и он решил позвонить из гаража на Син-лейн. Контора была уже закрыта, да и далеко отсюда. Кроме того, в гараже – автомобиль, и если его, Роберта, попросят приехать, то это будет нетрудно. – Добрый вечер, мистер Блэр, – сказал Билл Броу, с трудом протискивая свою массивную фигуру в узкую дверь гаражной конторы. На его круглом, спокойном лице сияла улыбка. – Вам нужен ваш автомобиль? – Нет, мне прежде всего нужен ваш телефон, если, конечно, можно. – Еще бы, разумеется. Роберт зашел в маленькую, жарко натопленную контору и поднял трубку. Ответила Марион, и голос ее прозвучал тепло и радостно: – Вы даже представить себе не можете, как легко мы вздохнули, получив вашу записку. А у вас, между прочим, очаровательный племянник! – Племянник? – Ну, тот молодой человек, которого вы к нам прислали… – Он мне не племянник, – холодно отозвался Роберт. Почему это, когда тебя называют чьим-то дядей, сразу стареешь? – Это мой двоюродный брат. Роберт надеялся, что его пригласят заехать, но его не приглашали. Надо было действовать энергичнее. – Я бы хотел вас видеть, чтобы кое-что обсудить. – Да, конечно. А что, если мы заедем в вашу контору как-нибудь утром, когда будем в Милфорде за покупками? Как вы считаете: что нам теперь делать? – Понадобится частное расследование. Впрочем, это не телефонный разговор. – Да-да. Так мы заглянем к вам в пятницу утром, хорошо? Или пятница вас не устраивает? – Нет, вполне устраивает, – вяло отозвался Роберт, подавляя разочарование. – Около полудня? – Прекрасно. Итак, в двенадцать часов послезавтра в вашей конторе. До свидания и еще раз спасибо за поддержку! И Роберт отправился на свою ежевечернюю прогулку по Хай-стрит, изо всех сил стараясь забыть, что его, так сказать, отвергли. Ведь поначалу он ничуть не стремился ехать в дом Фрэнчайз и даже не скрывал своего нежелания. Естественно, Марион хотела избежать повторения этой малоприятной сцены. Правда, он взял на себя защиту их интересов. Но это – дело, а дело должно обсуждаться по-деловому в конторе. «Ну что ж, – думал Роберт, усаживаясь на свой любимый стул у камина и разворачивая вечернюю газету (напечатанную утром в Лондоне), – ну что ж! Когда они явятся в пятницу, то надо будет перевести деловые отношения в более личные и постараться стереть память о тогдашнем отказе». Тишина в доме успокаивала. Кристина заперлась в своей комнате и выйдет оттуда только после двух дней молитвы и религиозных возвышенных размышлений, а тетя Лин возилась на кухне с ужином. Пришло письмо от Леттис, единственной сестры Роберта. Во время войны она была на фронте, водила грузовик, влюбилась в высокого молчаливого канадца и сейчас воспитывала своих пятерых детишек в Саскачеване. «Приезжай, Робин, милый, – писала она, – пока мои ребята не выросли и пока ты сам не оброс мохом. Общество тети Лин тебе просто вредно!» Роберт даже услышал голос Леттис, произносящий эти слова. Она и тетя Лин никогда ни в чем не были согласны и смотрели на вещи по-разному. Он улыбался, чувствуя себя отдохнувшим и спокойным, но этот блаженный покой был нарушен вторжением Невила. – Почему ты мне не сказал, какая она? – с порога спросил Невил. – Кто? – Ну, эта самая Шарп. Почему не сказал? – Я и не думал, что ты ее увидишь. Все, что от тебя требовалось, – бросить письмо в дверную щель. – Никакой щели в двери нет. Я позвонил, а они как раз вернулись откуда-то. Она сама мне открыла. – Я думал, после обеда она спит. – По-моему, она никогда не спит. Она вообще не из людской породы – вся огонь и сталь. – Ты прав, старая дама весьма резка на язык, но будь снисходителен. У нее была очень тяжелая… – Какая еще старая? Ты это о ком? – О старой миссис Шарп, разумеется. – Да я и не видел старой миссис Шарп. Я говорю о Марион. – О Марион Шарп? А откуда ты знаешь, что ее зовут Марион? – Она мне сама сказала. А это имя ей идет, правда? Даже представить нельзя, чтобы ее звали как-нибудь иначе! – Когда это ты успел так коротко с ней познакомиться, если видел ее только в передней? – Она угощала меня чаем. – Чаем? Я-то думал, что ты торопишься на французский фильм. – Я никогда никуда не тороплюсь, если такая женщина, как Марион, приглашает меня к чаю. А ее глаза ты заметил? Ну конечно заметил. Ведь ты ее адвокат. Великолепнейший оттенок серого, переходящий в светло-коричневый. А какая изумительная линия бровей, будто след кисти гениального художника! Крылатые брови. По дороге домой я сочинил о них стихи. Хочешь послушать? – Нет, – твердо ответил Роберт. – А как тебе понравился фильм? – Я его не видел. – Не видел? – Я же тебе говорил, что мы пили чай с Марион. – Короче, ты хочешь сказать, что провел в доме Фрэнчайз несколько часов? – Очевидно, – мечтательно отозвался Невил. – Но боже мой, мне показалось, что я провел там всего семь минут. – А как же твоя страсть к французским фильмам? – Но Марион сама настоящий французский фильм. Даже ты должен это видеть! – (Роберт поморщился, услышав «даже ты».) – К чему мне отражение, когда передо мной сама действительность? Непосредственность. Вот в чем ее главная прелесть. Я никогда не встречал никого, кто был бы так непосредствен, как Марион. – Даже Розмари? – Роберт был в том состоянии, которое тетя Лин деликатно называла «вышел из себя». – А Розмари милочка, и я на ней непременно женюсь, но это совсем другое дело! – Вот как? – произнес Роберт обманчиво-кротким тоном. – Конечно. На таких женщинах, как Марион, не женятся, это все равно что обручиться с ветром или с облаком. Как обручиться с Жанной д’Арк. Просто оскорбительно думать о Марион как о будущей жене… Между прочим, она хорошо о тебе отзывается. – Очень мило с ее стороны. Слова эти были произнесены так сухо, что даже Невила проняло. – Тебе она не нравится? – спросил он, бросив на двоюродного брата удивленно-недоверчивый взгляд. Роберт уже перестал быть добрым, ленивым, терпимым Робертом Блэром. Теперь это был просто усталый человек, который не успел поужинать и который не забыл о том, что планы его были нарушены, а сам он отвергнут. – Насколько я успел заметить, – проговорил он, – Марион Шарп попросту худощавая сорокалетняя женщина, которая живет вместе со своей резкой на язык старой матерью в уродливом старом доме и нуждается в юридической помощи, как, впрочем, и многие другие. Но, еще не докончив фразы, он уже раскаивался в своих словах. Ему уже хотелось взять их обратно, словно он предал друга… – Видимо, она просто не в твоем вкусе, – беззлобно заметил Невил. – Ты всегда предпочитал глуповатых блондинок, не правда ли? – Не понимаю, откуда ты это взял? – Все женщины, на которых ты чуть не женился, принадлежали именно к этому типу. – Никогда я ни на ком «чуть не женился», – выдавил из себя Роберт. – Это тебе только кажется. Молли Мандерс, например, едва тебя не заарканила. – Молли Мандерс? – сказала разрумянившаяся у плиты тетя Лин, внося поднос с шерри. – Такая дурочка! Вечно смотрелась в карманное зеркальце.