– Почему же тогда вы его приняли? – Потому что так велит закон. – Судья подалась ко мне примерно на дюйм. – Умеете хранить секреты? Конечно, умеете, вы же психотерапевт… Мне надо вести себя здесь примерно, потому что я очень рассчитываю на повышение. Со стороны оно выглядит как обычный горизонтальный перевод в уголовный суд. На деле же он вовсе не горизонтальный, потому что там я буду вести громкие финансовые процессы. Махинации банкиров, крупных инвесторов и все такое. Финансовые дела – моя первая любовь в юриспруденции, с них я начинала прокурором, потом перешла на другую сторону – защищала высокопоставленных мошенников, а потом меня назначили сюда. С условием, что я наберусь здесь судейского опыта, а как только понадобится судья для ведения процессов по серьезным корпоративным преступлениям, мою кандидатуру рассмотрят одной из первых. Так что разногласия по исходу дела – это последнее, что мне нужно. А уж тем более апелляция или, упаси господи, кассация[5]. Вот почему я приняла к рассмотрению дело Сайкс против Сайкс и надеюсь с вашей помощью закруглить его быстро и без потерь. – Я вас понял, судья, но у меня свои темпы работы… – И я это тоже хорошо понимаю, – перебила меня Нэнси. – Я не собираюсь учить вас тому, как ее лучше делать, просто обозначаю свои приоритеты: я заинтересована в том, чтобы это дело не лежало, а двигалось. В смысле, я не хочу, чтобы оно оставалось у меня на руках и наносекундой дольше, чем того заслуживает. И тут объективные психологические данные могут оказать мне большую помощь. О’кей? – О’кей. – Уверены, что не хотите шоколадку? Шоколад способствует выработке эндорфина. Я улыбнулся. – Ладно, – продолжала Нэнси Маэстро. – Дело Сайкс против Сайкс. Или, как я его называю, Мегера против Тетехи. Сайкс номер Один – она же Мегера – зовется Констанция. Врач, богатая, дом в Вествуде оценивается в семизначную сумму; короче, может дать ребенку все лучшее, что можно купить за деньги. Но, к несчастью для нее, ребенка, о котором идет речь, она не рожала, а просто решила пойти к цели коротким путем. То есть оттягать уже готового ребенка у младшей сестры. Она повернула свой вращающийся стул влево и тронула пальцем аккуратно выщипанную бровь. – И тут мы подходим к Сайкс Номер Два. По имени Шери. Постоянной работы нет и не было, зато есть несколько приводов по мелочам; живет на то, что удается выудить из супницы федеральной благотворительности. Ребенка зачала под небом Малибу, но имя отца называть отказывается. Обитает в паршивой квартиренке в Восточном Голливуде, и что-то подсказывает мне, что, когда малышка Рамбла подрастет, она не пойдет учиться ни в Кроссроудз, ни в Бакли, ни в Гарвард-Вестлейк. – Судья нахмурилась. – Вполне возможно, став взрослой, малышка тоже освоит ремесло доильщицы федеральных фондов, но это уже не мое дело. – У Шери есть приводы, но в целом в ее жизни нет ничего такого, что делало бы ее непригодной для роли матери. – И не мечтайте, – сказала Нэнси Маэстро. – Говорю же вам, дайте мне дело какого-нибудь насильника или убийцы – все лучше, чем копаться во внутрисемейных дрязгах. Будь мать девочки матерой бандиткой или конченой наркоманкой, представляй она хоть какую-то угрозу для дочери, я бы ни минуты не сомневалась, что тут делать, и вечером мы все ушли бы домой с чувством исполненного долга. – Вы считаете, что девочке было бы лучше с Конни? Судья сверкнула на меня глазами. – Я так не сказала. Вот когда сами увидите Конни, тогда и поймете почему. Но я ищу выход, который позволит мне максимально обеспечить безопасность и благополучие ребенка, не выходя за рамки закона. – Вы сказали – мегера, – сказал я. – У Конни сложный характер? Вместо ответа судья начала крутить банку с конфетами. – У вас есть дети, доктор? – Нет. – У меня тоже. Замуж выскочила совсем молодой, развелась, повзрослела. Моя жизнь нравится мне такой, какая есть. А вот Конни Сайкс, напротив, произвела на меня впечатление женщины, которая до поры до времени всю душу вкладывала в карьеру, потом вдруг спохватилась, что осталась одна, и захотела создать семью мгновенно. – За счет сестры. – Вот именно. В этом все и дело. Сестринские межличностные. Или, скорее, отсутствие таковых. Что не помешало Шери бросить дочку на Конни, а самой свалить с какой-то рок-группой. – Надолго? – Восемьдесят восемь дней, – сказала она. – Адвокат Конни утверждает, что три месяца, но адвокат Шери все дотошно подсчитал и оспорил предыдущее заявление. И все это на многих страницах скучной прозы. Понимаете, с чем мне приходится иметь тут дело? Я кивнул. – Во время своего отсутствия Шери поддерживала контакт с ребенком или с сестрой? – Конни заявляет, что звонков было всего два, точка. Шери утверждает, что звонила сестре часто, но у той все время было занято. Когда Шери пришла за девочкой, Конни не захотела ее отдавать. Сцена разыгралась на работе у последней. – В приемной врача. – Скорее, в лаборатории, ведь Конни патолог. Она говорит, что брала с собой девочку туда для оптимального ухода: чем бросать Рамблу на няньку или сдавать ее в детский сад, удобнее было иметь ее при себе, там, где ее служащие «регулярно делили с ней заботы по присмотру за ребенком». В общем, Шери явилась туда и, не обращая внимания на протесты служащих, схватила маленькую Рамблу. Судья скорчила гримасу. – Это же надо, какие имена дают порой люди своим детям… А что, если бы рандеву состоялось на Буш-драйв?.. Извините, я обещала больше не ерничать, но вот сорвалась. Я сказал: – Конни привязалась к племяннице, а Шери разорвала эту связь, так что теперь они враги не на жизнь, а на смерть. – В общем и целом, да, доктор, кстати, можно называть вас просто Алекс? – Даже нужно. – Вы попали в точку, Алекс. На мой взгляд, то, что переживает сейчас доктор Конни, – это сепарационная тревога в чистом виде, хотя она мудро решила не упоминать о своих чувствах в заявлении для суда, поскольку наша судебная система плевать хотела на эмоциональные проблемы не родителей. Вместо этого она заявляет, что Шери бросила ребенка, следовательно, «а», она не годится на роль матери, и «бэ», Шери с самого начала хотела передать дочь Конни, о чем у них якобы была устная договоренность, и только «низкая способность контролировать свои побуждения» помешала Шери ее выполнить. Ну, и разные голословные утверждения, до кучи: Шери-де и наркоманка, и образ жизни у нее пагубный, и окружение вредоносное. Наркомания Шери, как мы выяснили, заключается в двух приводах за марихуану, имевших место один двенадцать, а другой четырнадцать лет назад. Еще раз ее арестовали за мелкую кражу в магазине, когда ей было восемнадцать, то есть девятнадцать лет назад. Как я уже говорила, дайте мне героин, крэк, крэнк, положительный анализ на ВИЧ, грязные иглы, что-нибудь, с чем можно работать. А марихуана и мелкое воровство – это же полная жэ. – То есть в глазах закона так называемые преступления Шери равняются нулю. – Мало того, она вообще производит впечатление женщины, которая куда лучше подходит на роль матери, чем ее сестра. – Характер мягче? – И мягче, и приветливее, и добрее. Кроме того, я видела ее с девочкой, и та явно чувствует себя с ней нормально. Правда, я еще не видела ее с теткой, процесс ведь только начался, но мне совсем не хочется повторно разлучать шестнадцатимесячного ребенка с мамой. Как вы думаете? – Думаю, что вы правы. – Отлично. Я сошлюсь на ваш опыт эксперта в следующий раз, когда адвокат Конни опять начнет доставать меня требованиями дать ее клиентке шанс попробовать себя в роли матери. – Что, адвокат настырный? – Не адвокат, заноза, – сказала она. – Из молодых, да ранняя: зовут Медея Райт, работает на Старка и Старка, ну, а их подход вам известен: они из тех юристов, для которых жалко бывает только у пчелки. – Тогда у нас могут быть проблемы, – сказал я. – Почему? Я рассказал ей о своей стычке со Стерлингом Старком. – Да вы шутите, – сказала она. – Он же подстрекал вас ко лжесвидетельству, старый козел. Надеюсь, вы на него заявили? – Нет, просто послал его подальше. – Эх, жаль, а то можно было бы устроить ублюдку такую веселую жизнь… – Мне это ни к чему. – Стерлинг Старк, – сказала она. – А знаете, Алекс, я ведь могу сообщить вам хорошую новость: он умер. Да, пару лет назад, отдал концы прямо на судебной парковке. Похороны были в Хэнкок-парке, судей пригласили всех до единого. Как я слышала, некоторые даже пришли. Так что никакого конфликта интересов больше нет, и вы можете свободно общаться с мисс Медеей Райт. – А кто защищает Шери? – Независимый адвокат из Вэлли, по имени Майрон Баллистер. – Судья нахмурилась. – Не тяжеловес. – Да уж, – ответила она. – Но и ставки у него наверняка поменьше, чем у Старка и Старка. Что, хотите сказать, гандикап? Так-то оно так, но закон на стороне Шери, а Медее только и остается, что строчить бессмысленные ходатайства да накручивать количество часов, проведенных в суде. – Те самые ходатайства, которые вам так хочется отправить в мусорную корзину. Нэнси Маэстро взяла еще конфетку. Развернула медленно, съела быстро. – До чего же мне не терпится поскорее вылезти из этой дыры и заняться настоящими преступниками… Ну, ладно. Вы с нами? – Разумеется. – Вот и отлично, – сказала она. – Так, значит, своих детей не завели? Чтобы сохранять объективность? – Нет, – сказал я. – Просто так сложилось. Она посмотрела на меня внимательно. – Женаты? – Почти. – Помолвлены? – Состою в длительных отношениях. – Не спешите связать себя по рукам и ногам, значит? Что же, жизнь и так коротка, незачем тратить ее на глупые ошибки… Ладно, я пришлю вам материалы. – Один вопрос, – сказал я. – Сколько было Рамбле, когда Шери оставляла ее с Конни? – Она жила у нее от шести до девяти месяцев.