– Она уехала кататься на лошадях, Милли. – А-а… Даже не помню, когда я в последний раз это делала… А, вспомнила. Никогда. Так что, конец? – Спасибо тебе, малышка. На мой взгляд, ты отпахала двойную смену. – Да брось, лейтенант, не надо. – Надо, надо, – ответил он. – Отсчет идет со вчерашнего вечера, когда у нас была встреча. И не пытайся меня убедить, будто вчера ночью ты ничего не планировала, вместо того чтобы спать сном красоты. Так что я плачу тебе за переработку. – Ха… ну, ладно, спасибо. Может, я могу еще что-нибудь сделать из дома – по Интернету что-нибудь посмотреть? – Не надо, Милли. – То есть я могу просто уходить? – Вместе с малым. Отдыхайте. – Ну, вот, столько разговоров, и никакой стрельбы, – сказала она с сожалением. – Э-эх, михо, михо!.. Что, опять?! – Майло, потянувшись было за очередным пончиком, передумал. Глава 38 Я пил в фургоне холодный кофе, когда Майло, долго, напоказ повозившись с коробкой с пончиками, наконец закрыл ее и забросил в дальний конец: с глаз долой. – Терапия когнитивного поведения. – Учитывая ситуацию, голос его звучал почти беззаботно. Но беззаботность как рукой сняло, когда лейтенант снова уставился на бежевый дом. – На мой взгляд, – заговорил он, – возможностей тут всего две, и обе плохие. Первая: никакого ребенка в этом доме нет и не было, а это значит, что я возвращаюсь к тому же, с чего начал. И вторая: ребенок тут был, но поскольку сейчас о нем никто не заботится, то можно предположить, что он уже не нуждается в заботе. – Как тебе третий вариант? – спросил я. – Рамбла жива-здорова, просто Киара бросила ее одну, потому что она легкомысленная дура и из-за своей социопатии не в состоянии представить, к каким долговременным последствиям могут привести ее поступки. – То есть она решила взять перерыв в уходе за ребенком и поехать на свидание с мистером Эдом? – И он бросил еще один долгий взгляд на дом. Потом набрал номер Рида. – Как ситуация, Моз? – Она оплатила час, села на лошадь и поехала в парк. – Дай мне знать, когда она соберется домой. – Понятно. Майло повернулся ко мне: – Всего час… что ж, может быть, ты прав и она просто решила проветриться. Господи, хоть бы ты оказался прав и худшее, что случилось бы при этом с девочкой, это она проголодалась бы, испугалась или обделалась. Худшее для Рамблы. Но не для ее матери. – Может, небрежное отношение к ребенку послужит тебе оправданием, если ты войдешь сейчас в дом? – предположил я. – Можно ведь просто оглядеться, необязательно вышибать при этом дверь. – Вот именно. – И я вышел из фургона. * * * Киара Фаллоуз не позаботилась закрыть за собой ворота. И все же, прежде чем нарушить границы частной собственности, Майло огляделся по сторонам. На улице никого не было видно, но это не исключало соседей, которые вполне могли наблюдать за нами из окон своих домов. Если так, то они видят сейчас двух парней в толстовках и джинсах. На Майло была еще бейсболка с поломанным козырьком, отчего его лицо казалось каким-то перекошенным. Я захватил с собой пустую коробку для инструментов, которая валялась в фургоне. – Ну, что, идем класть плитку? – спросил Майло. – Вообще-то я занимался и этим, только давным-давно. – Летняя подработка? – Мой первый дом. – Ну и как? – Неплохо, хотя в полиции интереснее. Мы прошли по опустевшей подъездной дорожке и сунулись на задний двор. Компактный, ничего лишнего: плешивый квадрат травяного газона, ржавеющий навес для барбекю в дальнем углу. Из зелени только фикусы – живая изгородь с трех сторон двора. Никакого доступа с соседних участков. Сам дом давно пора было покрасить, а композитную крышу подлатать. Все окна закрывали изнутри старомодные венецианские жалюзи, но дверь черного хода, ведущая в кухню, была снабжена окошком из четырех стеклянных квадратиков, сквозь которое легко можно было заглянуть внутрь. Майло взлетел на крылечко из трех ступенек и уставился в стекло. – Пакет молока и миска на разделочном столе… похоже, Киара не убрала за собой после завтрака… ничего страшного не видно… и ничего, имеющего отношение к ребенку, тоже. – Он сошел с крыльца. – Глянь теперь ты, вдруг я что-нибудь пропустил. Я сделал, как он просил. – Нет, все верно. Мы снова обошли дом кругом, ища какой-нибудь просвет в жалюзи. Я обнаружил один в восточном окне, заглянул и увидел кусок хозяйской спальни: двуспальная кровать королевского размера, с четырьмя деревянными колонками по углам, на каждой колонке – резная шишечка, прикроватные тумбочки и комод в том же стиле, висячая лампа с абажуром – дешевая подделка под Тиффани, на полу ковер от стены до стены. Вернувшись во двор, мы стали искать какие-нибудь признаки недавних земляных работ. Но ничего не нашли: землю давно не перекапывали, торф тоже никто не поднимал, и живую изгородь в последнее время явно не беспокоили. Майло обошел дом в третий раз, через каждые несколько метров останавливаясь и прикладывая к стене ухо. Вернулся он хмурый, показал мне большим и указательным пальцами ноль и, прислонившись к стенке гаража, начал без всякой цели постукивать по ней каблуком ботинка. Каждый удар поднимал из травы облачко пыли, которое тут же оседало снова, но чуть дальше. – Вечером пошлю сюда Бинчи, пусть покараулит, но раскатывать губу все равно не советую. – Я и не раскатываю. – Что, мой пессимизм наконец приучил тебя к скромности в запросах? – спросил он. – Не пессимизм, а реальность. Его каблук еще пару раз врезался в штукатурку, прежде чем до него наконец дошло, что он делает, и, опустив голову, Майло увидел на крашеной стене пятно. Он встал на колени, достал носовой платок и попытался его стереть. Темно-серое пятно посветлело, но до конца не стерлось. Он разогнул спину, нахмурился. Лейтенант запихивал платок в карман, когда мы услышали тихий стук. Стук доносился изнутри гаража. Тук. Глухой, едва слышный. Долгая пауза. Тук, тук. Мы оба повернулись и уставились на гараж. Майло снова ударил ногой в стену, на этот раз сильнее. Тут же последовал немедленный ответ: туктуктуктуктуктуктук. И сразу за ним другой звук – ужасный, пронзительный и в то же время глуховатый. – Держитесь! – крикнул в стену Майло. Снова стук. И опять плач – точнее, вой. Мы бросились к боковой двери, которая открывалась из гаража во двор. Простая деревянная дверь, выкрашенная белой краской, с обычной блестящей ручкой. Однако второй взгляд показал, что не такая уж она и простая: на ней не было ни петель, ни замка, а когда Майло попытался повернуть ручку, она не поддалась. Он тянул, толкал, дергал – дверь стояла как влитая. Стук внутри гаража усилился. Такой же глухой, как и прежде, настойчивостью он напоминал колокольный набат.