– Несколько месяцев, миледи? Или лет? Она звонко рассмеялась. – Какой вы настойчивый! Все, что я скажу, будет зафиксировано и использовано как свидетельское показание? Меня привлекут к ответственности за лжесвидетельство или за что-то столь же ужасное? Раньше обо мне говорили, что я кончу жизнь на виселице. Только это было очень давно! Вы удивитесь – надеюсь, что так! – если я скажу, что уже разменяла шестой десяток! Есть от чего прийти в уныние… Только и остается, что не делать из этого секрета. Притворяться, будто ты моложе своих лет? Никогда! Старший инспектор явился к леди Нест скорее для порядка, чем в ожидании узнать от нее нечто важное, но эти ее речи вызвали у него настороженность. Они не только звучали искусственно; по его мнению, таким знатным дамам не пристало так разговаривать с полицейскими. Леди Нест бросила окурок в огонь и уже вставляла в драгоценный мундштук следующую сигарету. Дважды взбив подушки у себя за спиной, она трижды переложила с колена на колено ноги в нейлоновых чулках. Руки ни секунды не лежали спокойно: то она стряхивала пепел с сигареты, то закладывала за уши жидкие пряди волос, то теребила жемчуг у себя на шее, то расправляла складки на подоле. – Собственно, я знаю, что вам больше пятидесяти лет, мадам, потому что давно рассматриваю ваши фотографии в светской прессе, – нагло заявил Хемингуэй. – Неужели? Очаровательно! Веселые были деньки! Однажды я рекламировала крем для лица – как это взбесило всю мою семейку! Мне, конечно, щедро заплатили, однако рекламировать крем для ног я все-таки отказалась. – Уверен, крем мгновенно раскупили. Так вы сказали, миледи, что познакомились с Сэтоном-Кэрью много лет назад? – Ничего я не говорила! Ведь вам нужна точность? Вряд ли я смогу вам помочь. Я всегда мучалась с датами: точные люди – ужасные зануды. «Когда это было, во вторник или в среду?» Можно подумать, что это важно! Много лет. Закадычным другом он, конечно, не являлся. Сэтон-Кэрью был потрясающе привлекательным, но не совсем безгрешным. – Вы были знакомы с кем-нибудь из его родственников? – Боже, нет! А они вообще у него имелись? Полагаю, они несносные люди: он никогда не упоминал своих близких. Во всяком случае, при мне. Почему бы вам не спросить у миссис Хаддингтон? Она знала его гораздо лучше, чем я. – Насколько я понимаю, они были старыми друзьями? – Более того! Почему такой шокированный вид? Говорю же, он был очень привлекательным. Но в мужья не годился. Я вовсе не осуждаю Лилию, более того, на ее месте я поступила бы так же. Но что в подобных связях хуже всего? При первой же размолвке происходит разрыв. А тут еще красавица дочь! Я так рада, что бездетна! Ни за что не вынесла бы, чтобы возлюбленный оставил меня ради моей дочери! Ни одна женщина такого не вынесет. Это превращает ее в посмешище. Я восхищаюсь Лилией Хаддингтон: она сумела все это проигнорировать. Восхитительно, не правда ли? Она и глазом не повела! – Вы с ней хорошие подруги? – Утверждать это было бы сильным преувеличением. Мы просто общаемся, но мало ли с кем я общаюсь! – Кажется, в прошлом году вы представляли мисс Хаддингтон в лондонском свете. Так мне говорили. – Да, я оказала им протекцию. Синтия Хаддингтон – милейшее дитя! – Если вы не станете возражать, леди Нест, то я замечу, что обе они должны чувствовать себя в долгу перед вами. Все знают, что в высшем свете любое ваше слово на вес золота. Леди Нест застенчиво улыбнулась и загородила ладонью глаза, как от яркого света. – Вы очень добры. Думаю, кто-то попросил меня помочь миссис Хаддингтон. Так оно всегда и бывает. Отказаться трудно. Потом сама не замечаешь, как возникает определенная степень близости. Хемингуэй покосился на инспектора Гранта. Тот встал, пробормотал слова извинения и вышел из комнаты. Следуя своей интуиции, которая, как утверждали его оскорбленные друзья, никогда его не подводила, Хемингуэй сказал: – Мы не всегда записываем слова наших собеседников и не используем их как показания, миледи, особенно в таких расследованиях, как это, которое может оказаться весьма деликатным. Не хочется вмешиваться не в свое дело и тем более задавать мистеру Паултону множество вопросов, из-за каких могли бы возникнуть неприятности… – Мой муж? При чем тут он? – резко спросила она. – И что за вопросы? Моя дружба с Лилией Хаддингтон кажется вам необычной? – Именно так, миледи, – честно ответил Хемингуэй. – Так я думал сначала. Сам я в высшем обществе не вращаюсь, но при моем ремесле поневоле узнаешь вещи, которые вы назвали бы элементарными. Почему вы представили миссис Хаддингтон вашим друзьям и что связывало вас, ее и Сэтона-Кэрью? Она соскочила с дивана и отбежала к окну. – Что за абсурд! – Миссис Хаддингтон познакомила вас с мистером Сэтоном-Кэрью, миледи? – Нет! – Значит, наоборот? Леди Нест помассировала себе лоб. – Нет. Зачем это вам? Вы собирались задать моему мужу эти… глупые вопросы? – Не хотелось бы. Когда возникает подозрение в шантаже, мы проявляем щепетильность. Мы это умеем. – А вы догадливы! Кто вам рассказал? – Никто. – Тогда с чего вы взяли… – Миссис Хаддингтон вам не пара, миледи. Как и Сэтон-Кэрью, насколько могу судить. – Выбросьте это из головы! Ничего подобного между мной и Сэтоном-Кэрью не было и быть не могло. Обычное знакомство, не более. Просто человек, которого я приглашала на свои приемы. – Сэтон-Кэрью был близок с миссис Хаддингтон? – Это разные вещи. Я познакомилась с ним на юге Франции – о ее существовании я тогда еще не знала. – Понятно. А с миссис Хаддингтон вы познакомились… Ее тощая грудь тяжело вздымалась и опадала. – Полагаю, я не должна отчитываться перед Скотленд-Ярдом за своих друзей! – заявила она, задыхаясь. – Нет, не должны, – согласился Хемингуэй. – Я, конечно, не знаю точно, но вас могли, так сказать, заставить ввести миссис Хаддингтон в свет. Раз вы не хотите иметь дело со Скотленд-Ярдом… – Он улыбнулся. – Странные мысли иногда меня посещают! Вы удивитесь, если я расскажу, как часто светские дамы совершают неосторожные поступки, а потом не желают рассказывать об этом полиции. Даже предпочитают быть обобранными до нитки. Глупо, но это так! Леди Нест засмеялась: – У меня никто никогда не вымогал даже пенни, старший инспектор. – Порой шантажисты хотят не денег, – задумчиво промолвил Хемингуэй. – Нечасто, конечно, но бывает, я слышал. – Вы ошибаетесь! – крикнула она, держась обеими руками за спинку кресла. – Если так, то я не стану вас больше беспокоить, миледи. – Рада это слышать. Что вы намерены делать теперь? – Продолжать расследование, – ответил Хемингуэй. Ее лицо исказилось гримасой: – Лучше даже не намекайте на эти ваши оскорбительные мысли моему мужу. У него старомодные взгляды, и, боюсь, он возмутится, а то и разозлится. Отнеситесь к этому как к дружескому предупреждению. – Очень вам благодарен, миледи. – Вы все-таки расследуете убийство, – напомнила она. – Ни я, ни мой муж не имеем к нему никакого отношения. Я бы советовала вам обратить внимание на другой дом. Разумеется, я не хочу сказать о Лилии Хаддингтон ничего дурного, но с Сэтоном-Кэрью тесно связана она, а не я! Полезно, видимо, упомянуть, что мой муж был с ним едва знаком. – Да, он говорил мне, – подтвердил Хемингуэй. – Тем не менее вы правильно поступили, сказав мне об этом, миледи, а то вдруг он сам об этом забыл бы. Пожелав ей всего наилучшего и не получив ответа, он вышел. Инспектор Грант изучал в холле большую картину маслом. Неподалеку стоял дворецкий, не спускавший с него враждебного взгляда. – Уэстер Росс, – произнес инспектор. – Не знаю, где написано это неважное полотно. Я бы не повесил его у себя дома. – Полотно-то неплохое, но стянуть его в присутствии верного цербера у вас все равно не получится. Уходим! Дворецкий ничем, даже движением брови, не дал понять, достигла ли его слуха издевка. Он величественно приблизился к двери, открыл ее и замер, выпуская двоих детективов из дома. Его чувства нашли выражение только в стремительности, с которой он захлопнул за ними дверь. – Чуть ногу мне не прищемил! – пожаловался Хемингуэй. – Ну, что скажете обо всем этом? – Я бы затруднился ответить, что представляет собой эта дама, если бы не видел все собственными глазами, – ответил инспектор. – Теперь я думаю, что мы разворошили гнездо порока. – Если вы намекаете, что она подозрительно похожа на наркоманку, то я склонен с вами согласиться. Только не знаю, как это может нам помочь. – Сидя у нее в гостиной, я смотрел на фотографии на столике, – сообщил Грант. – На одной была подпись Дэна Сэтона-Кэрью. Трудно не узнать это лицо: где-то я его уже видел. – Еще бы! – раздраженно отозвался Хемингуэй. – Только вчера вечером! – Вчера вечером я его не узнал, – возразил Грант и виновато добавил: – Я столкнулся с ним за несколько лет до войны, и тогда он звался не Сэтоном-Кэрью, а просто Кэрью. А вчерашний задушенный… – Грант замялся. – Выкладывайте, Сэнди! Кто это был? Рецидивист? – А вот и нет! Ему ничего нельзя было вменить. Меня тогда только произвели в сержанты и приставили к суперинтенданту Дарлистону. Помните, ему еще поручили… – Вы когда-нибудь с ума меня сведете! – проворчал Хемингуэй. – Как же не помнить! Опасные наркотические средства! Ваш знакомый проходил по данному ведомству? – Повторяю, если он и был замешан в торговле наркотиками, мы ничего не могли найти. Не хватало улик, чтобы выписать ордер для допроса. Больше я о нем не слышал. Я совсем его забыл, а тут смотрю – фотография… Хемингуэй в молчании преодолел еще полсотни ярдов.