– Извините. Поймите, это слишком. Мы уже рассказали полиции все, что знали о субботних событиях, вернее – ничего! Я покинула «Кедры» в половине седьмого и вернулась домой, чтобы уложить дочь спать. Точно сказать, когда оттуда ушел муж, я не могу: когда я уходила, он еще играл в теннис. Но знаю, что, когда застрелили Уорренби, его не было даже рядом с Фокслейн. Хемингуэй, редко заглядывавший в свои записи, произнес: – Наверное, местная полиция запамятовала мне это сообщить. Откуда вам об этом известно, мадам? – Он шел от заливного луга, – ответила она, смело глядя ему в лицо. – Я видела его там! – Правда? – Хотите, поднимемся наверх, и я покажу вам окно. Оттуда виден заливной луг. Я зачем-то поднялась наверх – мы держим на чердаке много вещей – и заметила мужа. – После паузы она добавила: – Уверена, что говорила об этом другому детективу, когда он явился сюда в первый раз. Готова поклясться! – Не сомневаюсь, – кивнул Хемингуэй. – Однако у вас могли быть свои причины, чтобы не сказать об этом сержанту Карсторну. – Какие же? – Например, при первом визите сержанта вы еще не поняли, что могли видеть луг с чердачного окна, – предположил Хемингуэй. Миссис Линдейл вспыхнула, ее обычно бледное лицо зарумянилось. – Если я не сказала об этом сержанту, то лишь потому, что была потрясена известием об убийстве мистера Уорренби и плохо соображала. – Что заставило вас это вспомнить? – Когда у меня нашлось время подумать, прокрутить в голове свои действия после возвращения домой в субботу… – Она осеклась и так крепко стиснула пальцы, что побелели костяшки. Хемингуэй покачал головой: – Не следовало утаивать это от сержанта, когда он явился сегодня утром за ружьем вашего мужа. – Поднимитесь наверх и убедитесь! – Я не подвергаю сомнению ваши слова, – сказал Хемингуэй и виновато уточнил: – Насчет того, что с вашего чердака виден заливной луг… Оба помолчали. – Послушайте! – решительно произнесла Делия Линдейл. – Точно вам говорю, вы теряете время зря. Мы были едва знакомы с Уорренби и ничего не можем вам рассказать! Почему бы вам не спросить мистера Эйнстейбла, что он делал в субботу, простившись с моим мужем? Почему он не уехал домой на машине, с женой? Почему решил вдруг побывать на своих посадках? Но нет, Эйнстейблы живут здесь уже не одну сотню лет, поэтому они вне подозрений! Как и Гэвин Пленмеллер. Лучше бы выяснили, чем занимался он, а не донимали меня! Разве это не мог быть он? Он не выносил Уорренби! Спросите мисс Паттердейл, она подтвердит, что Пленмеллер говорил: надо что-то предпринять, чтобы от него избавиться! Я стояла с ней рядом, когда он это сказал на коктейле у Эйнстейблов в прошлом месяце. Мистер Клиберн тоже там находился. И Уорренби с племянницей. Помню, как все твердили: удивительно, что сквайр их пригласил! Знал ведь, что соседи враждуют с Уорренби – и все равно позвал! – Зачем он это сделал? – поинтересовался Хемингуэй. – Наверное, потому, что Уорренби был прохвостом. На таких Эйнстейблы привыкли смотреть сверху вниз. Уверяю вас, они не позвали бы в Олд-плейс первого встречного. Миссис Эйнстейбл и меня не пригласила бы, если бы не просьба мисс Паттердейл. Тогда она снизошла… Не хочу ни на кого бросать тень подозрения, но разве Уорренби не держал сквайра в кулаке? После того как Уорренби убили, я долго размышляла, кому могло понадобиться застрелить его, вспоминала разные мелкие эпизоды, которым раньше не придавала значения. – Какие, например? – Хотя бы вот это… Эйнстейбл пытался уговорить моего мужа поддержать Уорренби на выборах юриста Речного комитета. Не пойму, какая разница, кто им стал бы, но на Уорренби настаивал один сквайр. Теперь, когда все позади, я удивляюсь, зачем сквайру понадобился именно он, а не Драйбек. Ведь Драйбек – его поверенный и старый друг – тоже хочет это место… Уверенные шаги в коридоре заставили ее прерваться и оглянуться на дверь. Вошел хмурый Кенелм Линдейл в старых серых штанах и распахнутой цветастой рубахе. Он был разгорячен и явно недоволен. – Полиция? – резко спросил он. – Старший инспектор Скотленд-Ярда, – объяснила его жена. – Я сказала, что нам нечем ему помочь. Линдейл достал из кармана штанов носовой платок и вытер лицо и затылок. – Хорошо, – сказал он, глядя на Хемингуэя. – Что вы хотите узнать? Мы приступили к сенокосу, поэтому буду рад, если вы сразу перейдете к делу. – Нужно просто проверить ваши показания, сэр, – соврал Хемингуэй. – Итак, вы говорили, что покинули теннисную площадку примерно в семь десять? – Плюс-минус несколько минут, точнее не скажу. Я ушел вместе с мистером Эйнстейблом через садовую калитку. Возможно, он лучше знает время, я его не спрашивал. – Когда вы расстались с мистером Эйнстейблом, сэр? – Через пару минут. Он свернул к своим новым посадкам, они тянутся прямо за «Кедрами», а я двинулся дальше. Вы увидите, что одна моя калитка открывается на дорогу напротив тропы, ведущей к деревне. Это ярдах в ста отсюда по дороге. Я вошел в эту калитку и отправился смотреть, как мои работники справляются с заданием на заливном лугу. Дома я был к половине восьмого, точно знаю, потому что посмотрел на часы в коридоре. – Я думала, ты взглянул на свои часы, дорогой, – заметила его жена. – Те, дедушкины, часы спешили на десять минут, сегодня я их подвела. Извини, надо было сказать тебе раньше, я не знала, что ты ориентировался по ним. Муж подошел к камину, выбрал трубку из коллекции на полке и снял крышку со старомодного кувшина с табаком. Пока он набивал трубку, морщина у него на лбу становилась все глубже. – Вряд они так сильно спешили, Делия, – промолвил мистер Линдейл. – Я не мог побывать на лугу и вернуться уже к семи двадцати. – Конечно, нет. Потому я и подумала, что ты ушел из «Кедров» раньше семи десяти. Время так обманчиво, тем более когда нет особых причин смотреть на часы. – Вы не обратили внимания, который был час, когда увидели мистера Линдейла на лугу, мадам? – спросил Хемингуэй, глядя не на нее, а на ее мужа. – Помнишь, Кенелм, я тебе говорила, что заметила тебя из окна чердака? Линдейл был раздражен, но не подал виду. Обняв Делию за плечи, он слегка стиснул ее. – Глупышка! Не пытайся обмануть полицию, а то угодишь в сообщницы, верно, старший инспектор? – Я мог бы привлечь ее к ответственности за попытку препятствовать исполнению моего служебного долга. Линдейл усмехнулся: – Слышала? Все, иди к Розе-Веронике, а то попадешь в беду! Когда я вошел, она пыталась перевернуть коляску. – Но, Кенелм… – Вам моя жена не нужна, старший инспектор? – прервал ее Линдейл. – В данный момент нет, сэр. – Тогда иди, милая, дай мне поговорить со старшим инспектором. – И Линдейл мягко, но решительно подтолкнул жену к двери. Она уставилась на мужа, покраснев, потом вздохнула и ушла. Линдейл закрыл за ней дверь и повернулся к Хемингуэю. – Прошу прощения, – сказал он. – Моя жена не только крайне напряжена, но и твердо уверена, что любой, не имеющий железного алиби, сразу становится в глазах полиции главным подозреваемым. Странные они, женщины! – Да, я видел, что миссис Линдейл сильно нервничает, – подтвердил Хемингуэй. – В действительности она очень робкая, – принялся объяснять Линдейл. – Не любила Уорренби. Не могу ей внушить, что этого мало, чтобы заподозрить одного из нас в убийстве. – Должен ли я понимать вас так, что вы тоже его недолюбливали, сэр? – Уорренби никто не любил. Чужак, знаете ли. Впрочем, мы почти не имели с ним дела. Мы редко выходим, нет времени. – Насколько я понимаю, вы здесь недавно? – Да, мы новенькие. Я купил ферму два года назад. – Серьезная перемена после биржевой торговли, – заметил Хемингуэй. – После войны я не смог вернуться на фондовую биржу. Попытался, но не получилось. Теперь все не так, как раньше. – Он чиркнул спичкой и стал раскуривать трубку. – Тот – не помню его имени, – кто забрал сегодня утром мое ружье… Как я понял, вам надо его проверить. Не возражаю, но должен сказать, что не представляю, как его могли бы позаимствовать без моего ведома. Оно хранится в комнате, которую я использую как кабинет, там автоматический замок. Сейфа я пока не завел, в доме часто бывает наличность для выплаты работникам. Приходится держать ее в ящике стола. – Да, сэр, сержант Карсторн передал мне ваши слова, что винтовкой никто не мог воспользоваться. – Из его вопросов я заключил, что он подбирается к молодому Ладисласу. Полагаю, вы о нем слышали: один из злосчастных эмигрантов. Некоторое время назад я действительно давал ему ружье – знаю, в техническом смысле это наказуемо – и патроны к нему. Учтите, он вернул его в тот же вечер вместе с неиспользованными патронами. – Он побывал здесь и рассказал о своих опасениях? – сочувственно предположил Хемингуэй. – Эти иностранцы такие возбудимые! Все в порядке, сэр: я не арестую его за то, что несколько недель назад он одалживал у вас ружье. – Неудивительно, что он струхнул. Сержант, похоже, сурово с ним обошелся, да и вообще, отношение к полякам очень предвзятое. – На этом основании я его тоже не арестую, – пообещал Хемингуэй. – В Торндене чешут языками, будто поляк ухлестывает за Мэвис Уорренби, – продолжил Линдейл. – Это тревожит его больше всего. Он говорит, что в мыслях ничего не имел, и я ему верю. Девушка мила, добросердечна, но – не красавица… На вашем месте я бы не тратил время на Ладисласа. – Он зажал зубами черенок трубки, но тут же вынул его изо рта со словами: – Послушайте! Не хочу вмешиваться, это меня не касается, но я сочувствую этому Ладисласу. Мы с женой слишком заняты, а в деревне болтают, что мы – странная, даже загадочная пара! Та еще загадка! Ваш сегодняшний приход – доказательство, что и вы нечто подобное слышали. С Уорренби я был едва знаком, мне вообще безразлично, жив он или мертв. Если вам нужен настоящий подозреваемый, советую разобраться, чем занимался в субботу в семь двадцать Пленмеллер. – Спасибо, сэр, непременно займусь. Вы мне поможете? – Нет. Я в это время находился на своей территории. Даже не помню, во сколько он покинул «Кедры», хотя все мы вроде ушли одновременно: мы со сквайром выбрались на тропу, остальные – на переднюю подъездную аллею. Я знаю одно: Пленмеллер теперь только тем и занимается, что возводит напраслину на соседей. Может, у него такое чувство юмора? – На вас тоже, сэр? – Неизвестно! Я бы не удивился. Обвинить меня в лицо он бы, конечно, не посмел. – Возможно, вы правы, но когда я встретил Пленмеллера, он сидел с майором Миджхолмом, однако не постеснялся заявить, что скоро мне откроется мотив майора для убийства Уорренби. – Ядовитый субъект! Пусть только попробует проделать то же самое со мной!