Я не переставала удивляться. Как объяснить моему коллеге, что каждая женщина думает по-своему, что не все мы разделяем какие-то общие взгляды на жизнь, что нет у нас коллективного женского сознания, а играют свою роль характер, мировосприятие, эпоха и воспитание, ведь не были же по одной мерке скроены, скажем, Мэрилин Монро и Мария Кюри. Но, если честно, я боялась, что будет очень трудно внушить ему хотя бы минимальное представление о женском мире, поэтому и решила выкрутиться с помощью банальных фраз, это ведь всегда и в любых обстоятельствах служит надежным средством: – Послушай, главное – полное спокойствие. Дай ей все как следует обдумать, не дави, не делай никаких глупостей. Он мог бы послать меня ко всем чертям, но, очевидно, я отыскала какую-то скрытую пружину, которая продолжала действовать вполне адекватно. Он явно взял себя в руки: – Спасибо, Петра. Да, конечно, никаких глупостей. Я ведь много на что за свою жизнь успел понасмотреться, поэтому даже к краю пропасти никогда не позволю себе приблизиться. Мне тоже стало спокойнее. Я не знала, на какие безумства способен Молинер, но, когда человек имеет доступ к оружию, всегда лучше, чтобы он воспринимал события хладнокровно. Входя в кабинет Абаскаля, я больше думала о недавнем разговоре с Молинером, чем о предстоящем деле. И то, что я узнала от Абаскаля, не заставило меня скакать от восторга. Он был опытным полицейским, и, по его мнению, расправиться с Вальдесом вполне мог наемный убийца. Только вот зачем тому понадобилось уже после смерти перерезать своей жертве горло? Вскрытие показало, что он сделал это сразу после точного выстрела. Вывод напрашивался сам собой: предполагаемый убийца получил именно такое задание, то есть речь вполне могла идти о мести. Что-то вроде убийства по заранее намеченному плану. – Такое часто случается? – Нет, – признался инспектор. – Как ты понимаешь, заказывая убийство, подобные детали обычно не уточняют. Бывают случаи – скажем, при мафиозных разборках, – когда расправа должна выглядеть показательной; но если надо просто убрать кого-то с дороги, достаточно одного пистолетного выстрела – быстро и надежно. – То есть можно сказать так: месть в данном случае маловероятна, но не невозможна. – Да, именно так можно сказать применительно к данному случаю. Убийца выполнил заказ, выстрелив из пистолета, а потом уже не удержался… – Если только он не хотел специально дать понять, что это месть, чтобы сбить нас со следа. Абаскаль кивнул, соглашаясь и с такой версией. – А что бы ты сказал про исполнителя? – Я помогу тебе выйти на пару наших осведомителей. Они знают, кто пользуется таким оружием, но должен предупредить: вытянуть из них информацию будет очень трудно. – А что, разве твои информаторы – не надежные люди? – Профессиональное убийство – дело слишком серьезное. Спрашивать про киллера – все равно что помянуть дьявола. Опасная почва, это все знают. Он протянул мне листок бумаги с именами и адресами. Я вздохнула. Меня тоже не соблазняла мысль соваться в эти дебри, и я, разумеется, предпочла бы заниматься сейчас простым ножевым ударом, нанесенным любителем, – такие истории нам знакомы и привычны. Потом инспектор обрисовал мне общую картину, касающуюся деятельности наемных убийц в Испании, и от этих сведений мне стало совсем тошно. По словам Абаскаля, еще несколько лет назад все киллеры здесь были иностранцами, людьми без гроша в кармане, и они часто проникали в нашу страну нелегально. Стоила их работа дешево – независимо от того, поручалось им избить кого-то или прикончить, да и полиция сравнительно легко отлавливала таких. Затем ситуация усложнилась: нанимать стали более подготовленных киллеров, но тоже иностранцев. Поймать их становилось все сложнее, потому что, выполнив заказ, они мчались в аэропорт с готовым билетом в кармане, и к поискам приходилось подключать Интерпол. Цены подскочили до полумиллиона песет за один заказ. А раз деньги платились завидные, то свои услуги начали предлагать испанцы. Для них главное – гарантия безопасности, потому как они редко хотят бежать за границу. Они действуют крайне осмотрительно, и мало кто готов сдать их полиции, иначе как за весьма приличную сумму. К сегодняшнему дню гонорар за одно убийство поднялся до двух миллионов песет. Некоторые нашли себе крышу в виде контор по выбиванию долгов. Мы эти конторы тщательно проверяли, но ни разу ни в чем таком уличить их не удалось. – Тебя послушать, так Испания – идеальное место для киллеров. – Виной всему наш хороший климат, вот иностранцы и повалили сюда снова – на сей раз мафиози или просто уголовники, бежавшие от правосудия. Сама знаешь, во что превратилась Марбелья. – Да, и полагаю, охота на такого крупного зверя – дело не самое легкое. – Правильно мыслишь, Петра, так что держи глаза пошире, даже если в них налетит пыль. Конечно, подумалось мне, всегда одно и то же: пыль в глазах и грязь на обуви – мало кто позавидует такой жизни. Гарсон ждал меня в комиссариате, приготовив полное досье. Я вручила ему записку Абаскаля с именами двух осведомителей. Он глянул на них своими добрыми оленьими глазами, потом нахмурился. – Что-то знакомое? – спросила я. – Нет, эти – не из моих людей. Мои – мелкие пташки, инспектор. С их помощью нам никогда не выйти на киллеров. – Разумеется, ведь наемные убийцы – это своего рода элита. – Хорошие, да. А плохие обычно бывают из самых отбросов, из тех, кому падать ниже уже некуда. Их мы ловим дня за три. Они или принадлежат к маргинальным группам, или безнадежно больны, так что терять им уже нечего, или это обычные уголовники, которым срочно понадобились деньги. Халтурщики, одним словом. – Наш-то на халтурщика мало похож. Абаскаль считает, что это настоящий профессионал. – Тогда от моих информаторов, как я и сказал, толку – шиш. Не беспокойтесь, я этим займусь и допрошу обоих. – Нет уж, я сама с ними побеседую. – Это небезопасно. Любой осведомитель может быть двойным агентом. Я какое-то время с улыбкой смотрела Гарсону в глаза, пока он не смутился. – Что-то не так? – спросил он наконец. – Разве мы заключили с вами некий негласный договор, Фермин? Мол, вы берете на себя самое опасное, а я – что попроще? – Да нет же, нет, инспектор. Я просто хотел показать себя джентльменом. – Именно так я и подумала. Он глянул на меня с досадой. И был бесконечно прав, придя к выводу, что не заслуживал начальницы вроде меня. По правде сказать, фигура киллера, маячившая за этим убийством, сильно меня беспокоила. За время работы в полиции иметь дело с киллерами мне еще не случалось. И я очень мало что про них знала. Однако, признайся я Гарсону в своих затруднениях, у него тотчас возникло бы желание меня защитить, а этого я допустить не могла. Когда Гарсон начинал проявлять отеческую заботу обо мне, он становился совершенно несносным. Я должна быть осмотрительной, удерживать равновесие и не брать на себя никакой ответственности, прежде не изучив как следует ситуацию. А еще нам сообщили, что записная книжка Вальдеса, как назло, тоже никаких следов не давала. Мы по-прежнему находились в тупике. В книжке имелись номера телефонов либо коллег-журналистов, либо людей из близкого окружения Вальдеса, скажем, дантиста. Барселонский журнал, где работал Вальдес, не был, строго говоря, таблоидом. Он определял свое направление как “новости для женщин” и назывался “Современная женщина”. Я придирчиво его изучила, прежде чем явиться в редакцию, но не нашла ничего, что можно было бы посчитать новостями в привычном значении этого слова. Мало того, все, о чем там сообщалось, запросто могло происходить, допустим, в Древнем Египте. Моды, макияж, прически, дизайн, кулинарные рецепты, а также кое-какие сплетни из жизни актеров или представителей светских и финансовых кругов. Именно в разделе, отданном под сплетни, и помещалась колонка Вальдеса. Я прочитала ту, что была у меня под рукой, не надеясь обнаружить что-то исключительное. И была права. На сей раз Вальдес обратил свое внимание на телекомментаторов, хотя упомянутых там имен я никогда даже не слышала. Писал он также о певцах и танцорах, тоже мне не известных. А вот его стиль – полный яда, напористый и оскорбительный – я узнала сразу. Правда, мне трудно было понять, зачем печатать материалы такого рода в женском журнале. Неужели даме, решившей узнать, как бороться с целлюлитом, или как правильно одеться к званому ужину, или как приготовить морского леща, захочется заглянуть в помойную яму, устроенную Вальдесом. По сути своей все, что предлагал журнал читательницам, носило характер умиротворяющий и совершенно чуждый агрессивности. Разве имелась какая-то логическая связь между рекомендациями по поводу модных штор для гостиной и описанием скандальных подробностей развода некой пары из актерской среды? Но следом у меня возник другой вопрос, наверное, столь же нелепый, как и предыдущие, и он заставил меня вернуться на несколько страниц назад. Я нашла раздел, посвященный домашнему интерьеру. Вот оно! Раздел вела женщина – Пепита Лисарран. Фотографии ее не было. Мне почудилось, что стиль мебели, представленный в ее статье, чем-то напоминал то, что я видела в квартире Вальдеса. Однако я была недостаточно сведуща в искусстве дизайна, чтобы выделить конкретные детали. Схожим казалось мне все: шторы неброских тонов, картины, лишенные индивидуальности… Да и сам текст не помог узнать хоть что-нибудь о личности авторши. Она могла быть как молодой девушкой, так и дамой средних или даже преклонных лет. Про кресло бутылочного цвета она писала: “Теплые тона обивки в сочетании с формой кресла, рассчитанной прежде всего на удобство, обещают нам долгие часы чтения и отдыха. Это само наслаждение на четырех ножках”. Черта с два кому-нибудь удастся выразить свою личность, описывая кресло! Если бы мне поручили сочинить несколько строк на такую тему, я бы наверняка тоже не выжала из себя ничего, кроме штампов и банальностей. И тотчас меня заинтересовал вопрос: а что придумает Пепита Лисарран в следующем номере, когда ей придется рассказывать уже про другое кресло? Однако совсем не эти вопросы должны были волновать меня сейчас, просто я невольно заразилась царившим в журнале легкомысленным и фривольным настроением. А вдруг оно будет неотделимо и от расследования, которым мы вплотную занялись? Я отправилась на поиски Гарсона. – Младший инспектор, вам придется пойти со мной в редакцию “Современной женщины”. – Я пока еще занят подготовкой материалов для нашей поездки в Мадрид. – Закончите позднее, я очень хочу, чтобы вы пошли со мной. – Не в обиду вам будет сказано, инспектор, но на беседу с бандитами вы меня брать с собой не желаете, а вот в женском журнале вам без меня вроде как не обойтись. Хоть режьте, не в силах я этого уразуметь. – У меня может сложиться весьма субъективное мнение, и я хочу проверить свои выводы на вас. Теперь понятно? – Еще меньше прежнего. – Ладно, это не имеет значения. Если бы мы делали только то, что нам понятно, мы бы всю свою жизнь не вставали с кресла – наслаждения на четырех ножках. – Как скажете, инспектор. Я всегда готов. Гарсон счел за лучшее не спорить со мной – так обычно ведут себя с сумасшедшими. При этом он был уверен, что куда лучше было бы, если бы его шефом был Граучо Маркс[12]. А почему, собственно, я должна вести себя логичнее, чем общество, в котором нам выпало жить, общество, где типы, подобные Вальдесу, пользуются успехом – пока их, конечно, не ухлопают – и где в каждом номере журнала непременно надо описать очередное кресло? Редакция журнала “Современная женщина” располагалась в цокольном этаже здания на проспекте Диагональ. Возглавляла ее женщина лет сорока, которая сразу словно постарела лет на десять, узнав, что мы из полиции. Ее гламурное мировосприятие просто не выдержало подобного удара. Она занервничала и никак не могла сообразить, следует ли выражать нам соболезнования, как если бы мы были родственниками погибшего, или достаточно будет держаться соответственно своему профессиональному статусу. На нашу беду, она выбрала первый вариант и пустилась в непомерные восхваления покойного, конца которым не было видно. Терпение мое лопнуло, и я довольно резко ее оборвала: – Сеньора, мы уверены, что Вальдес был хорошим журналистом и замечательным товарищем, но вы же не станете отрицать: многие считали его самым настоящим сукиным сыном. Не станете? Щеки ее сделались густо-пунцовыми, и это было особенно заметно по контрасту с красивой белой шелковой блузкой. Она забормотала: – Инспектор, я… Гарсон явно счел мою резкость излишней и поспешил взять на себя роль переводчика: – Инспектор Деликадо хочет сказать, что, учитывая остроту статей сеньора Вальдеса, нетрудно предположить, что он нажил себе немало врагов. Не знаете ли вы, не получал ли он угроз, или, возможно, кто-то выражал свое возмущение – по телефону либо в письмах? Она очень решительно замотала головой. – А был у него в редакции свой компьютер? – Да, он писал статьи здесь, но потом все черновики удалял. Он был очень-очень осторожен, как вы, надеюсь, уже знаете. Если желаете, я попробую скопировать для вас на дискету его архивы, но боюсь, там пусто. – Вы можете сделать для нас и еще кое-что. Скажите, а редактор, которая ведет отдел интерьеров, сейчас в журнале? Она глянула на меня так, словно мой вопрос был верхом эксцентричности: – Да, разумеется, она занята своей работой. – А если мы на несколько минут отвлечем ее? Пока сеньора куда-то ходила, Гарсон слегка меня подколол: – Что, тоже решили поменять мебель в гостиной? – Теперь понимаете, зачем вы нужны мне в редакции – чтобы в случае надобности послужить противовесом моей субъективности. – Ну, для начала ваша субъективность уже сыграла свою роль.