– Ты о чем? – О твоем папе. Джаз вздохнула: – У меня до сих пор не укладывается в голове: он лежит при смерти, в нескольких шагах отсюда. Остается лишь верить, что папа выживет. Другой вариант… я… даже думать о нем не могу. – Ох, солнышко, я очень хорошо знаю, какие у вас с папой теплые отношения. Джаз кивнула. Комок, копившийся в горле с самого утра, казалось, вот-вот ее задушит. Она ощутила ладонь Патрика на своей руке. – Джаз, надо верить. Если уж кто и сможет выкарабкаться, то это твой отец. Смотри, сегодняшний день он уже выстоял, а первые сутки – самые критические. Джаз вновь кивнула, не в силах говорить. – Что бы ни произошло, я буду рядом, – услышала она. Очередной кивок – и ком в горле наконец прорвало, по щекам побежали слезы. – Папа не может умереть, не должен! Он нужен мне, нужен маме. Папа очень сильный, но ужасно страдает, и от этого только хуже. Патрик поцеловал ее в макушку: – Представить страшно, Джаз… – Ему всего лишь шестьдесят пять, боже! Он не старый! В мире живет куча девяностолетних людей. Хочу такую же судьбу папе! Пока он жив, пока папа жив… – Джаз подняла взгляд на Патрика. – Он ведь выживет, правда? – спросила с отчаянием. – Конечно, выживет, – успокоил Патрик. Поцеловал ее в лоб, в нос, затем – в губы. Руки Патрика обняли Джаз, поцелуи стали настойчивей. Его ладони легли ей на груди, и она не отпрянула – изголодалась по нему не меньше, чем он по ней. Джаз задышала чаще, Патрик вдруг оказался сверху, а в следующее мгновение – уже в ней. Он что-то шептал, какие-то ласковые слова, но Джаз не слышала, не хотела слышать, сказывались семь месяцев воздержания, возносили ее выше и выше – и наконец она взорвалась вместе с ним, и Патрик, задыхаясь, рухнул сверху. Его горячее дыхание обжигало ей щеку. Джаз закрыла глаза. Пусть спокойствие, пришедшее на смену буре, наполнит тело; пусть отвлечет разум от мыслей о том, что она натворила. – Боже мой… это было… потрясающе, просто потрясающе, – пробормотал Патрик. – Я так по тебе соскучился! Джаз молча лежала в темноте, не желая отпускать приятное мгновение. – Я люблю тебя, Джаз. Люблю по-настоящему. Умоляю, прости меня. Джаз задумчиво смотрела в черноту: – Патрик, я простила тебя давным-давно. * * * Анджелина приняла вторую таблетку валиума час назад, но тошнота и сердцебиение не проходили. Она поправила халат и, наклонившись над раковиной, выглянула в сад, на сказочную картину, подсвеченную фонарями. Затем неслышно пересекла кухню, достала из шкафчика бутылку бренди. Плеснула в стакан двойную порцию, устроилась за столом. Сделала большой глоток – и поперхнулась от непривычной крепости. Посмотрела на часы – почти половина одиннадцатого. Не поздно ли звонить в полицию? Анджелину вдруг пронзила мысль: что, если исчезновение Джулиана связано с Рори? И с освобождением Дэвида? Мог ли Дэвид винить в случившемся Джулиана? Вдруг, освободившись из полиции, Дэвид отправился к Джулиану? И убил его, потеряв над собой контроль… Анджелина мучительно всхлипнула. Бред это или нет? Она принялась расхаживать по кухне. Нет. Двадцать четыре часа назад Дэвида взяли под стражу по подозрению в убийстве. Убийстве, в котором он сам признался. Анджелина покачала головой. Подумала: «Совсем с ума сошла, стою тут и всерьез размышляю, мог ли мой бывший муж убить моего любовника». Сполоснув стакан, Анджелина поставила его сушиться. Заперла все двери, поднялась в спальню, заглянув по пути к Рори. Тот сладко спал. Легла в постель и взяла книгу в надежде вернуть себе ощущение нормальной жизни – жизни до всего этого кошмара. Однако сосредоточиться на чтении не получалось. Отложив книгу, Анджелина стала обдумывать возможные варианты. Например, самое простое объяснение: Джулиан устал от проблем с Рори и Дэвидом и решил от нее уйти. Возможно? Да, однако это не объясняет, почему он бросил работу и клиентов. Нет. Джулиан попал в страшную аварию – и лежит где-нибудь в сугробах, беспомощный, не в силах позвонить? Возможно. Анджелина взяла телефон с пустой соседней подушки и в который раз набрала номер Джулиана. Не отвечает. Анджелина погасила свет. Если до утра известий от Джулиана не будет, она первым же делом позвонит инспектору Хантер. * * * – Входите, мистер Фредерикс. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным? Роберт Сандерс. – Адвокат пожал Себастьяну руку. – Ничуть. Изредка выбраться в столицу скорее приятно. Я, кстати, получал педагогическое образование в Уимблдоне. Иногда думаю: зачем было возвращаться в Норфолк? Однако, – пожал плечами Себастьян, – так распорядилась судьба. – Присаживайтесь, – Сандерс указал на кресло напротив стола своего партнера. – Чаю, кофе? – Было бы замечательно выпить кофе, если можно. Себастьян молча рассматривал красивый, отделанный дубовыми панелями кабинет с огромными георгианскими окнами, выходящими на Гросвенор-сквер. Удивительно, как это тихий школьный учитель Хью мог позволить себе столь дорогостоящего юриста? – Мистер Фредерикс, что вам было известно о завещании мистера Данмана? – Ничего. Я знал Хью больше тридцати лет. Сначала обучался у него в Святом Стефане как школьник. Позже мы стали коллегами. Не более. – Что ж. – Сандерс взял в руки тяжелый плотный лист бумаги, надел очки. – За исключением рукописей, очень ценных и переданных в дар Британскому музею, а также еще одного наследственного распоряжения, все остальное состояние мистер Данман завещал вам. – Мне?! – ахнул Себастьян. – Почему? У него наверняка есть семья, которая рассчитывает на наследство. – Нет. Похоже, других живых родственников не осталось. Состояние не баснословное, но включает квартиру в Кенсингтоне, наличность и страховые договора; в сумме это чуть больше двухсот тысяч фунтов. А, Софи, поставьте поднос на стол, дальше мы справимся сами. Себастьян старался подавить вполне объяснимое радостное возбуждение. Он проводил взглядом молодую привлекательную секретаршу, которая выполнила распоряжение адвоката и вышла. – Я налью кофе, вы не против? Молоко, сахар? – предложил Сандерс. – Спасибо. Скажите, а Хью… э-э… не объяснил, почему оставил состояние мне? Мистер Сандерс передал Себастьяну кофе. – Нет. Не мое дело спрашивать почему. Впрочем, после тридцати с лишним лет знакомства с Хью я уверен, что свои посмертные желания он обдумывал не менее тщательно, чем прижизненные решения. – Ну и ну. – Себастьян поднес чашку к губам, хлебнул горячего кофе. – Как исполнитель завещания я буду заниматься его утверждением в суде. Если пожелаете, буду рад выступать и от вашего имени. – Очень любезно с вашей стороны, мистер Сандерс. Говорите, квартира в Кенсингтоне? – Да. Она, вполне вероятно, приобретена в долгосрочную аренду – лизгольд, – и срок аренды подходит к концу. В шестидесятые так продавались многие квартиры, а собственники забывали вовремя обновлять договор. Этот вопрос я тоже могу уладить. – Если нетрудно, мистер Сандерс. Я не специалист в юридических делах. Я – простой учитель, живущий в съемном доме.