Клуфтингеру сделалось жарко. Ну неужели эта особа до самого конца будет доставать его своими ужимками? Пожилая дама рядом с экономкой тоже начала проявлять к нему интерес, поглядывая то на Клуфтингера, то на экономку. Это было уже слишком! Клуфтингер набожно перекрестился и склонился, словно для тихой молитвы. Через пару секунд он поднял глаза так, что стало даже больно. Зато с удовлетворением констатировал: Зибер — да, теперь он вспомнил! — притихла и стояла совершенно спокойно. Со вздохом облегчения комиссар выпрямился. И вероятно, тем самым подал своей визави сигнал: она снова замотала головой. В других обстоятельствах Клуфтингер не удержался бы от улыбки, настолько нелепыми казались эти движения. С выпяченным подбородком старая женщина залихватски дергала головой снизу вверх, совершая полукруг, в верхней правой точке которого еще и подмигивала. И чем дольше длился этот круговорот, тем больше вылезали ее глаза из орбит. Седая прядь выбилась из-под шляпки и развевалась, как вымпел. При всем при этом она не отводила взгляда от комиссара. До Клуфтингера начало доходить: экономка не просто флиртует, а подает ему знак. Но какой? Хочет что-то показать? Он огляделся, но ничего подозрительного не увидел. Сил продолжать эту игру у Клуфтингера уже не осталось. С короткими извинениями он начал пробиваться к экономке через толпу, которая ближе к гробу становилась все плотнее. По пути он схлопотал немало неодобрительных взглядов и даже ворчания. «Могла бы и сама хоть чуть-чуть продвинуться навстречу», — беззвучно досадовал комиссар. Наконец он достиг цели. — Ну и?.. — прошипел он громче, чем собирался, и этим заслужил строгий взгляд пастора. — Я знаю того хлыща, — прошептала Зибер, не разжимая губ, точно упражнялась в чревовещании. — Ни слова не понял, — раздраженно огрызнулся Клуфтингер, — не могли бы вы выражаться яснее? — Парня. Я знаю, — со стиснутыми зубами повторила она едва ли понятнее. — Кого? Вместо ответа экономка снова заработала головой, теперь резко справа налево, выставляя подбородок в одном направлении. Клуфтингер проследил взглядом, но так и не распознал, на кого она указывает. — Черт бы вас побрал с турецким пашой туда же! — не выдержал комиссар. — На кого мне смотреть? — Да вон на того! — неожиданно заорала Зибер во все горло и, вскинув руку, ткнула пальцем в отдаленную одинокую фигуру. Теперь на самом деле повисла тишина, и все головы повернулись в их сторону. Клуфтингер сглотнул. Во рту у него пересохло, в голову ударило. Он вдруг понял, кого Зибер имела в виду. И не только потому, что уж слишком одиозно выглядел молодой человек позади группы скорбящих. Нет, в его глазах комиссар разглядел страх, оттого что он обнаружен и узнан. Этот страх в глазах виновного Клуфтингер знал по опыту многочисленных задержаний. Остальные «родственники и близкие» тоже повернулись в сторону, указуемую перстом, однако определить, кто конкретно является «тем» и что за «тот», они не могли. Клуфтингер определил, и «тот» понял, поэтому развернулся и медленно пошел прочь. — Стоять! — крикнул Клуфтингер. — Оставайтесь на месте! Человек не обернулся, а, напротив, побежал. До выхода с кладбища оставалось недалеко, и комиссар не желал упускать подозреваемого. Он довольно грубо отстранил Эльфриду Зибер и, работая локтями, прорвался сквозь толпу у могилы, поскольку требование «Дорогу, дорогу!» не возымело никакого действия. Люди стояли как вкопанные, от испуга их ноги одеревенели. Мысленно Клуфтингер видел себя, расталкивающего всех, кто оказался на пути; видел, как нечаянно ткнул пастора под ребра, и тот, выронив из рук молитвенник, согнулся пополам; видел, как неловко толкнул чашу со святой водой, и она опрокинулась. И все-таки ему удалось вырваться из тисков толпы. Теперь он находился неподалеку от верхнего края лестницы, ведущей вниз, к следующему кладбищенскому сектору. Обзор нижней террасы закрывала густо разросшаяся живая изгородь. Где-то за ней мелькало темное пятно. Клуфтингеру следовало поторопиться, если он хотел догнать парня, который явно моложе и быстрее его. Он решил срезать путь по прямой и помчался к лестнице, перескакивая через могилы. Убегавшего уже не было видно, но дистанция сокращалась. Между ним и лестницей оказался только один холмик свежей могилы с несколькими засохшими венками. Комиссар изготовился к последнему прыжку. И, едва оттолкнувшись от земли, понял: перепрыгнуть ему не удастся. Правая нога скользнула по мокрому гравию, корпус слегка запрокинулся назад, и уже на старте Клуфтингер потерял в скорости. Он видел, как неумолимо приближается ритуальный антураж на могиле, почуял запах пропитанной влагой, свежевскопанной земли и… Всей массой своего довольно тучного тела он обрушился на временный крест, установленный на месте будущего надгробного камня. Крест с жутким треском сломался, а у него от острой боли в колене посыпались искры из глаз, и все вокруг поплыло во тьму. «Тьму египетскую», — позже пошутит Клуфтингер, пересказывая события. Но сейчас ему было не до шуток. Он попробовал подняться, придерживая колено, но ноги месили влажную почву, и только с четвертой попытки ему удалось принять вертикальное положение. Нетвердо держась на ногах, он умудрился еще и удариться о соседний гранитный памятник. Хромая, он поковылял к лестнице и даже спустился на пару ступеней. Но тщетные усилия! Беглеца давно и след простыл. Клуфтингер выругался. Адская боль не отступала. Что ему оставалось? Потерев ушибленное колено, он поплелся обратно. Наверху его встретили лица, искаженные от ужаса: перекошенные рты, широко распахнутые глаза. Кажется, никто не отваживался даже дышать. Клуфтингер оглядел себя. Серые брюки от кладбищенской земли стали черными, туфли облеплены комьями грязи, но страшнее всего выглядела куртка. Правый рукав разорвался в пройме — наверное, когда он хватался за крест в попытке удержаться, — а на свисающем лоскуте зацепилась фотография пожилой дамы, прежде украшавшая крест. Увидев ее, Клуфтингер содрогнулся и безотчетно стряхнул портрет с рукава, словно ядовитое насекомое. В толпе раздался истошный крик. Клуфтингер, превозмогая боль, наклонился, поднял его и аккуратно уложил на разоренную могилу. Сухие цветы и листья с венков, облепившие ворсистое сукно, он отряхивать уже не решился. Сейчас он многое отдал бы за то, чтобы все происходящее оказалось одним из тех дурных снов, когда ты стоишь голый, а все вокруг таращатся на тебя. У таких кошмаров есть одно преимущество: ты можешь проснуться и благополучно его забыть. Здесь так просто не отделаться. Все взгляды по-прежнему были устремлены на него. Набравшись духу, Клуфтингер все-таки собрал цветки со своей куртки и осыпал ими холмик, на котором сам недавно лежал, растянувшись во весь рост. В полном смущении он здоровой ногой еще и подгреб к нему землю с дорожки и попытался улыбнуться. Получилась гримаса. По застывшим лицам он понял: уловка не удалась. И вдруг его взгляд наткнулся на знакомые глаза, смотревшие на него с любопытством, хоть и не без упрека. Пауль со своей трубой на изготовку! — Играйте, — одними губами взмолился Клуфтингер. Услышать его трубач, конечно, не мог, но все понял без слов и дал знак музыкантам. Духовые грянули, и, словно от гласа иерихонских труб, люди вышли из ступора. Толпа зашевелилась, кто-то зашушукался, другие истово закрестились. У комиссара появился шанс хотя бы на время покончить с этой историей. Он решительно устремился в самую гущу, выдернул оттуда Эльфриду Зибер и, не слишком церемонясь, потащил ее за рукав подальше от гроба. Проходя мимо пастора, который пытался рукавом ризы стереть грязь с молитвенника, он шепотом скомандовал: «Продолжайте!» — и, не оборачиваясь, похромал дальше. Только скрывшись от посторонних глаз за живой изгородью, он выпустил свою жертву из рук. Прежде чем приступить к допросу Клуфтингеру пришлось изрядно отдышаться. Под конец, однако, хоть и не сдержав короткий, но жалобный стон, он ценой неимоверных усилий заставил свой голос звучать дружелюбно по отношению к перепуганной насмерть женщине. — Фрау Зибер… — Он сделал паузу, она энергично закивала. — Кто тот мужчина? Она нерешительно и боязливо пожала плечами. «Черт тебя побери со всеми турками, быть того не может!» — выругался он про себя, а вслух мягко продолжил: — Вы не знаете этого человека? — Н-нет… То есть да… Знать не знаю, а видала… — Кажется, стойкая Зибер потихоньку отходила от испуга. — Кто он? — спросил комиссар уже строже, поводя головой в сторону нижнего кладбищенского сектора. — Так вот, видала я его. Невзначай. За день до того. Он приходил к господину Вахтеру и ругался на него… — Внезапно ее зрачки расширились. — Так вы думаете… — Закончить вопрос у нее не хватило сил. При одной только мысли, что она могла столкнуться нос к носу с убийцей, слова застряли у нее в горле. — О, черт! — Клуфтингер больше не стеснялся в выражениях. Он вынул из кармана мобильник и стал набирать номер президиума, проклиная себя самого и свое неудавшееся преследование. Неужели он упустил преступника? Кто знает. Но как бы там ни было, этот парень явно замешан, иначе не сбежал бы. Дожидаясь ответа дежурного, он повернулся к Эльфриде Зибер, мужественно боровшейся с потоком слез, и подбодрил старушку: — Вы молодец! Не прошло и четверти часа, как Клуфтингер уже находился в окружении коллег. Две патрульные машины стояли перед входом на кладбище. Полицейский в форме прогуливался вдоль одной из машин, в другой коллега первого допрашивал фрау Зибер. Двое оставшихся заняли посты у выходов. Вначале, когда Клуфтингер звонил в президиум, он собирался объявить розыск, но пока говорил по телефону, сориентировался, что поводов для задержания у него нет, да и видел человека только он. Одним словом, сейчас его роль — главная. Прибыли Штробль и Майер, Хефеле оставили в конторе на связи. — Рихард! — окликнул Клуфтингер Майера. — Похороны кончились? — Думаю, как раз при последнем издыхании! — не задумываясь крикнул тот в ответ, и только потом до него дошел смысл собственного каламбура. Он хихикнул. Начальник, однако, его веселости не поддержал и сухо распорядился: — Как только закончатся, возьми у людей адреса — могут еще пригодиться. Майер кивнул и поплелся к месту погребения. По дороге он бормотал что-то невнятное в свой диктофон. Теперь Клуфтингер обратился к Штроблю: — Надо как можно быстрее составить фоторобот. Позвони в президиум, чтобы все подготовили. — Уже сделано. — Молодец! — Клуфтингер хлопнул коллегу по плечу. Хорошо, что в экстремальной ситуации есть на кого положиться. Оба вздрогнули, когда внезапно с кладбища донесся львиный рык: «Внимание! Всем оставаться на местах! Мы должны взять данные о личности каждого из присутствующих. Те, кто может дать показания по произошедшему инциденту, должны сделать это немедленно!» Таким образом Майер приступил к возложенным на него обязанностям. Комиссар и Штробль со всех ног бросились на кладбище, дабы умерить пыл не в меру рьяного полицейского. Вылетев на площадку, они глазам своим не поверили: Майер взгромоздился на подиум, где еще пару минут назад стоял гроб с телом усопшего. Неужели этот идиот никогда прежде не бывал на похоронах? Полиловевший от стыда Клуфтингер бросил умоляющий взгляд на Штробля. — Я все улажу, — успокоил тот шефа. Комиссар вздохнул: если бы только бестактность Майера стала его головной болью, а тут все одно к одному. Он едва успел сделать несколько шагов, направляясь к полицейскому автомобилю, как позади него раздался резкий окрик: — Стойте! Так дело не пойдет. Это уже выходит за все рамки! Мало того что вы не способны поймать убийцу отца, так вы еще превратили его похороны в цирк! Обе дочери Вахтера догоняли его чуть ли не бегом. По их виду можно было легко определить, что они раздражены до крайности, но кричала старшая. — Мы будем на вас жаловаться! — неожиданно присоединилась к горячившейся сестре младшая. Клуфтингеру едва удалось сдержаться. Он понимал, обеим сейчас непросто, хотя до сих пор они не выказывали особой печали по поводу смерти родителя, особенно Юлия. Но это было уж слишком! — А теперь послушайте меня! — На удивление самому себе, ему удалось взять такой ровный и категоричный тон, что сестры сразу притихли. — Повторяю: моя задача найти преступника. И я делаю все от меня зависящее. Надеюсь, возражений на это нет. Более того, вы обязаны оказывать мне содействие, а не препятствовать. В противном случае вы сами попадаете под подозрение… Он тут же пожалел о последней фразе, но сказанного не воротишь. Ладно, его неудачную погоню еще удастся объяснить необходимостью. А подобное высказывание может стоить ему большой нервотрепки. Клуфтингер перевел взгляд на старшую сестру, которая буквально задохнулась… И вдруг случилось такое, чего он никак не ожидал: она разрыдалась. Слезы хлынули из глаз, будто открылись все шлюзы. У нее подкосились ноги, и она едва не рухнула перед ним. Он всегда терялся перед женскими слезами. Он не знал, как поступить, и поэтому, просто повинуясь инстинкту, сделал шаг вперед и обнял Юлию за плечи. Всю следующую неделю настроение Клуфтингера колебалось между неземным ликованием и смертельной усталостью. С одной стороны, он радовался, что наконец-то у них есть реальный след, а с другой — след этот вел в пустоту. После похорон сразу составили фоторобот, потом опросили кучу людей. И ничего. Он уже не раз проклинал себя за нерасторопность на кладбище. Колено болело, его даже приходилось туго бинтовать, и оно не давало забыть события того злополучного дня, которые Клуфтингер охотно вычеркнул бы из памяти. Его жена, узнав о произошедшем, буквально вышла из себя. Она не переставала его укорять и доставать язвительными вопросами вроде: не новая ли это метода полиции, развлекаться на чужих похоронах? Клуфтингер в общем-то понимал ее негодование. Весть о его «беге с препятствиями» за полчаса разнеслась по всей округе, и всю неделю только об этом и судачили. Жена жаловалась, что, куда бы она ни пошла, везде на нее таращатся, даже в булочной. — Во всем этом есть хотя бы один плюс, — рассудительно заметил Клуфтингер. — Обсуждают мою охоту, а не охоту на меня как на преступника. — Однако, отшучиваясь, сам чувствовал себя не в своей тарелке. Постепенно на работе прекратили вспоминать этот инцидент, да и жена стала воздерживаться от этой скользкой темы. Но он все еще мучился и злился на себя за то, что мучается. Однако гораздо больше его бесило отсутствие результата в расследовании дела. Так и осталось загадкой, кем являлся тот мужчина на похоронах, из-за чего он ссорился с Вахтером за день до убийства. Если бы экономка оказалась полюбопытнее! Параллельно с этим велась разработка версии причастности к преступлению женщин Вахтера. Но и тут следствие далеко не продвинулось. Нашлось несколько бывших подружек убитого, и у всех имелось алиби. Клуфтингеру пришлось утешиться достоверностью сведений о беспорядочных связях Вахтера. Только что ему с этого? «Возможно, вероятно, допустимо…» — все еще являлись самыми актуальными словами спустя неделю после начала расследования. Комиссар вынужден был признать — дело зашло в тупик. В довершение ко всем неприятностям его собственная жена вознамерилась исполнить свою угрозу и уехать в отпуск без него. Такого еще не бывало. Когда она сообщила ему о своем решении, он потерял дар речи. Но и упрекнуть ее не мог. В конце концов, это из-за него сорвался их совместный отдых. И словно такого сюрприза супругу было мало, она еще пригласила с собой Аннегрет Лангхаммер; обе дамы сговорились устроить своим мужьям «прощальный подарок»: совместный ужин семьями в честь будущих «соломенных вдов». И состояться это эпохальное мероприятие должно именно сегодня, субботним вечером в доме Клуфтингеров. Клуфтингер встал после дневного сна, уже привычно растер больное колено и собрался похромать в ванную, как вдруг в нос ему ударил резкий неприятный запах. Он принюхался: тянуло с кухни. На кухне он нашел жену посреди горы горшков, кастрюлек, мисок и овощей. — Готовится что-то грандиозное? — осторожно поинтересовался он. — Ты же знаешь, сегодня у нас ужинают Лангхаммеры… — Такое разве забудешь!