— А позволено ли будет спросить… — Лангхаммер озарил всех интригующей улыбкой, — не ходили ли вы снова по криминальной дорожке? Клуфтингер скривился. Шуточка так себе. Но достойно ответить он не успел, поскольку жена взяла у него из-под носа тарелку для первого со словами: — Она тебе уже ни к чему. Теплоты в ее голосе не чувствовалось. Четкий сигнал предостережения, который он понял правильно, поэтому и на тираду Лангхаммера ответил односложным «Да». По крайней мере избежал повинности есть этот суп со слизняками. Не то чтобы он не доверял кулинарному искусству жены, нет, тут она занимала, честно, второе место после его матери. Но то, что она сотворила сегодня! Не нормальную еду, а блюда из чудовищ, которыми он ужасался в фильмах, да еще приправленные сомнительными специями из стран, куда он даже под страхом смерти не согласился бы поехать. И что все эти люди имели против клецек из манной крупы? Или привычных белых баварских колбасок? Или яичной лапши? Клуфтингер был свидетелем того, как доктор щеголял на традиционных праздниках в дурацких кожаных штанах, но что касалось еды, он всегда воротил нос от национальной кухни. Клуфтингер мстительно усмехнулся своим мыслям, но выразить их вслух не решился. — Глядя на вас, можно предположить, что преступник у вас уже в кармане, — возобновил светскую беседу Лангхаммер. — При тех налогах, которые с нас стригут, нет ничего удивительного, что полиция так быстро проводит расследования. Доктор в ожидании аплодисментов огляделся по кругу. Война. Этот хлыщ явно жаждет кровопролития… — Поешь, — быстренько вырвала его жена из кровожадных картин сатисфакции, сунув под нос тарелку. В животе и правда урчало. Он взялся за вилку, ковырнул бесформенную массу, сделал своей второй половине куртуазный комплимент и только потом обратился к Лангхаммеру с удивленным «хм», будто не расслышал. Довольный собственной уловкой и пораженный пикантным вкусом иноземной еды, он подцепил второй кусок и отправил его в рот. С Лангхаммера мигом слетела спесь: — Так вот, я имел возможность первым осмотреть труп, и в любое время вы можете обратиться ко мне. Хотя понимаю, у вас и своих специалистов хватает… «Все-таки не может слезть со своего конька», — отметил про себя Клуфтингер. — А Штробль пошел на поправку, — вышел Клуфтингер на новое поле битвы неожиданно для противника. Он знал, что коллега лечился у доктора по поводу болей в пояснице. У обеих дам перехватило дух. — Штробль? Это хорошо. Так кто же все-таки убил? — На этот раз Лангхаммер не отличился красноречием и даже не вспомнил пациента. — В процессе расследования я не могу раскрывать имеющиеся данные. Это вам, знаете ли, не телевизионный детектив. Мы занимаемся реальным делом. Впрочем, вы не обязаны знать все тонкости работы полиции, — добавил он менторским тоном, будто проводил школьную экскурсию по президиуму. На минуту все умолкли. — На Майорке, говорят, прекрасные пляжи, — внезапно подала голос Аннегрет. — Да, да, мужу они тоже понравились по проспектам, когда мы ходили в турагентство, правда, милый? — соврала Эрика. Клуфтингер, будто в тумане, кивнул. Еще ни разу жена не называла его «милым». Он не на шутку разволновался. — Вкусно, дорогой? — продолжила она в том же духе. Он чувствовал, собирается гроза, она назревает и готовится разразиться на его голову после ухода гостей. И никакая предосторожность делу уже не поможет. Ему позарез требовался глоток чего-то покрепче. Возле своей тарелки он обнаружил бокал красного вина и с отвращением поморщился. Зачем тратить деньги на такое чертовски дорогое пойло, если никто из них не пьет вино, а ему оно — просто поперек горла. Клуфтингер молча поднялся и пошел на кухню. Жена последовала за ним. Не удостоив муженька даже взглядом, она поставила тарелки в мойку и только на выходе прошипела: — Тебе осталось еще громко рыгнуть, высморкаться в салфетку, и выступление будет завершено. Он, конечно, ожидал грозы, но столкнулся с чем-то похуже. Против метания громов и молний у него с годами уже выработался иммунитет и эффективная технология громоотвода, в основе которой лежал преданный собачий взгляд. Но такой поворот оказался неожиданностью. Клуфтингер стоял посреди кухни, растерянный и обиженный. Он же не сделал — и даже в мыслях не имел — ничего плохого. Это Лангхаммер постоянно цеплял его и лез на рожон. Она не могла этого не видеть! Он вынул из холодильника пиво, снял с полки глиняную пивную кружку, предназначенную для особых случаев, и с нечистой совестью, но твердой решимостью исправить положение дел и оказать гостям должное уважение направился в гостиную. Там беседа о предстоящей поездке была в полном разгаре, а от скверного расположения духа его жены вроде бы не осталось и следа. Она оживленно обсуждала с подругой погоду на Балеарских островах. Клуфтингер налил себе пиво и отодвинул подальше бокал риохи. Заметив нацеленный на него взгляд, полный недоумения, он сказал в свое оправдание: — Что-то в последнее время у меня от красного вина изжога. — И с разочарованием вынужден был признать, что желаемой цели не достиг. — Знаешь, Эрика, — подала голос Аннегрет, — а хорошо бы нашим «соломенным вдовцам» объединиться в отсутствие жен. Например, вместе покухарить, как думаешь? А то ведь совсем отощают, пока мы там будем наслаждаться экзотическими кушаньями. — Великолепная идея! — подхватил доктор с неподдельным энтузиазмом. — Что скажете, Клуфтингер? Клуфтингеру даже показалось, что он это всерьез, но нет, быть того не может! — А? Да, конечно. Было бы неплохо… — пробормотал он, покрываясь липким холодным потом. — Ну, пару-другую фунтов моему-то не помешало бы скинуть, — нежно улыбнулась Эрика и погладила супруга по животу, который любовно называла «пивным животиком», а наедине величала мужа «пузанчиком». Коллеги за спиной шутили, что он перекинул ранец вперед. Клуфтингер решил смириться. Лангхаммер осклабился. На мгновение повисла тишина. Хозяин дома, каковым он себя сегодня, правда, не чувствовал, воспользовался моментом и поднялся со словами: — Так мило, что вы к нам сегодня заглянули… — Раз уж ты встал, принеси блюдо с сыром из холодильника, — прощебетала жена, тем самым наголову разбив его усилия элегантно свернуть посиделки. — Сыр полезен, особенно на сверхсытый желудок. Прекрасно, прекрасно! — возликовал Лангхаммер, когда Клуфтингер вернулся. Эрика начала рассказывать, как непросто оказалось купить настоящий испанский сыр, как она отыскала его в единственной в городе лавочке с деликатесами… Клуфтингер закатил глаза, но удержался от замечания по поводу цены. — Я знаю этот магазинчик. Ах, Эрика, у них бывает бесподобный пармезан, отменной выдержки, stravecchio[2]. Вы непременно должны купить на пробу. У Клуфтингера в голове не переставал щелкать калькулятор, он все еще пытался хотя бы грубо подсчитать стоимость ассорти на блюде, поэтому сырный экскурс доктора воспринимал лишь обрывками. До него доносилось: «выдерживают в пещерах», «кристаллы соли», «два года естественного вызревания» и определения типа «превосходный, редкостный, изысканный». — Вы ведь тоже не откажетесь от хорошего куска пармезана, а? Господин комиссар? — вырвал его из математических упражнений Лангхаммер. Но вырвал не совсем. Из обращенного к нему вопроса «господин комиссар» уловил только то, что доктор просит пармезана. — О, конечно. По-моему, у нас в холодильнике еще остался. Я принесу, если хотите. У жены округлились глаза, но она принудила себя к снисходительной улыбке и мягко заметила: — Но, дорогой, он же тертый! Гости принялись хохотать. Клуфтингер не понял причину их веселости, однако по напряженной позе жены увидел, что снова сел в лужу. Он попробовал реконструировать ход событий. Значит, так: речь шла о пармезане… в холодильнике действительно лежат пакетики этого сыра как готовой приправы к спагетти, кстати, единственного «экзотического» блюда, которое он употреблял регулярно и с удовольствием… Правда, он не слышал, чтобы содержимое пакетов ели «кусками»… Так вот в чем дело! — Ха-ха-ха! — Клуфтингер присоединился к общему веселью, будто так остроумно пошутил намеренно. — Знаете что, дорогой мой, заходите ко мне на следующей неделе. Побалуемся сырком, разопьем бутылочку доброго вина, — отсмеявшись, предложил доктор. — Лучше уж вы ко мне, попотчую вас клецками с сыром по-швабски, — выпалил уязвленный Клуфтингер и прикусил язычок. А что, если его ирония будет воспринята всерьез? Он же в жизни не готовил клецек. — Только если обещаете не посыпать их вашим пармезаном из пакетиков… Когда стих очередной взрыв хохота, снова стало тихо. — После третьего затишья по домам пора, дружище, — пошутил Клуфтингер в надежде, что гости прислушаются к народной мудрости. Стало тихо. Ему уже не терпелось остаться дома наедине с женой, чем бы это ни грозило в завершение вечера. Но его мечтам не суждено было осуществиться. Тишина повисала еще не раз, однако Лангхаммеры оставались к «народной мудрости» равнодушны. Откланялись они лишь ближе к полуночи. — Значит, договорились, — хлопнул его доктор по плечу, — я загляну, и мы — два «холостяка» — устроим славный мальчишник. К этому времени воля Клуфтингера оказалась уже окончательно сломлена, и он обреченно буркнул: — Жду с нетерпением. Что такое настоящая тишина, он узнал, когда они остались дома вдвоем и жена молча начала убирать со стола. — Давай помогу, — предложил он. — Давай, — индифферентно согласилась она и удалилась в ванную. Настаивать на выяснении отношений Клуфтингер благоразумно не стал. Покончив с мытьем посуды, он с удовлетворением констатировал, что его самые страшные опасения не сбылись: в гостиную его с подушкой и одеялом не выселили. Значит, надежда еще оставалась. Когда Клуфтингер наконец добрался до постели, Эрика сделала вид, будто уже спит. Он ласково погладил жену по плечу. Она легонько вздохнула, и это послужило знаком: «грубиян и деревенщина» не так уж бесповоротно отвергнут. Пробудившись воскресным утром, фрау Клуфтингер уловила аромат свежесваренного кофе. Она накинула халат и прошла в гостиную. По выходным в отличие от будней они завтракали там. Сегодня стол уже был накрыт, и в дверях показался супруг с кофейником. Это появление растрогало жену даже больше того, что она увидела на столе. Милее свежих булочек, за которыми муж специально съездил в самую рань, милее стакана выжатого апельсинового сока, ее любимого, милее блюда с фруктами, придвинутого к ее тарелке. Кофейник, который он держал в руках, они использовали только по большим праздникам: в Рождество, на Пасху, на юбилеях, когда за столом собиралась родня. Обычно Клуфтингер не мог взять в толк, чем плох удобный и практичный стеклянный сосуд из кофеварочной машины, которым они пользуются ежедневно, и каждый раз изображал недоумение, объясняя жене, насколько нецелесообразно переливать кофе, к тому же в холодный фарфор, где вдобавок не видишь уровень жидкости. И вот он по собственной инициативе взял «правильный» кофейник. Только ради нее. «Не такой уж он бездушный чурбан, как кажется, — думала фрау Клуфтингер. — Это только оболочка грубая». Она расцвела навстречу ему улыбкой, мягко тронула за плечо. И Клуфтингер понял: гроза, собиравшаяся вчерашним вечером, окончательно разогнана утренним солнечным лучом. Подавив в зародыше неприятную мысль о том, как все-таки легко укротить женщину, он тем не менее решил поразмышлять об этом на досуге, когда жена уедет. Это доставит ему удовольствие. — Я так рада возможности провести еще один чудесный день вдвоем, — промурлыкала она. О том, что утром он успел уже позвонить Штроблю и тот спросонок сообщил ему о вызове дочерей Вахтера в президиум на допрос по поводу пропавшего альбома на десять утра, он пока умолчал. Настенные часы пробили половину девятого, и не позднее чем через час ему придется посвятить жену в свои воскресные планы. До той поры он намеревался просто наслаждаться вновь обретенным миром.