— Я… Я думал… я полагал… — Лицо его зарделось, и он добавил совсем уж робко: — Возможно, я перепутал и вызвал на восемь. «Вот уж некстати», — подумал Клуфтингер. Не успел обсудить с ребятами вчерашние события, и нате вам, первый свидетель уже на подходе. Ладно, все и так пошло уже наперекосяк. — Зови, — коротко сказал он. Барч не понравился Клуфтингеру с первого взгляда. Розовый галстук! За такую розовую удавку отец безжалостно отстегал бы его ремнем. «Стоп!» — притормозил он себя. Нельзя начинать допрос с предвзятого мнения о свидетеле. Сам отец осадил бы его, и был бы прав. Но к Барчу оказалось просто невозможно относиться непредвзято: темно-серый деловой костюм с голубой сорочкой и свиняче-розовым галстуком. Кто мог такое выдержать?! Из гладко зализанной прически две смоляные пряди небрежно и как бы намеренно спущены на лоб. И этот бьющий в нос резкий запах парфюма! Барч между тем расшаркивался с полицейскими. — Ах-ах, мы с вами вчера уже встречались! — сунул он руку Штроблю. Майер сморщился и, отступив, сухо кивнул. Нимало не смутясь, этот клоун бросился к комиссару, протягивая отягченную печатками руку: — Барч. Роберт Барч. Я его нашел! Этот… — Клуфтингер, — отрекомендовался комиссар, указывая на стул перед своим столом. Вообще-то в его кабинете был выделен специальный угол для бесед, но он предпочитал сажать фигурантов перед массивным письменным столом. Каким-то образом у него сложилось мнение, что человек, сидя против него — глаза в глаза, — трепетал и становился более откровенным, чем в том уголке. Разумеется, дипломированный психолог возразил бы ему. Такого потенциально «дипломированного» он имел в собственной семье. Сын Маркус заканчивал пятый семестр. Когда доморощенный психолог по окончании первого курса явился из Эрлангена на родину, нашпигованный знаниями по научному ведению допроса, у Клуфтингера возникли проблемы. Долгие годы комиссар считал свою тактику, а заодно и манеру допроса более чем устоявшимися и вполне продуктивными, как вдруг молокосос заявил, будто весь его опыт коту под хвост. Правда, проблема с научными советами вскоре разрешилась сама собой, когда в следующем семестре у сына начался новый курс, а заодно и завелась новая подружка. Приезды в Альтусрид стали спорадическими, а контакты с отпрыском все более терпимыми и даже проникнутыми взаимопониманием. Итак, Барч присел на стул напротив Клуфтингера, а Штробль, Майер и Хефеле расселись от ближайшего кресла до «мягкого уголка». Поскольку статус посетителя пока не был определен, оставаться могли все. — Проживаете в Кругцелле? — уточнил Клуфтингер. Кругцелле являлся обособленным поселением, там издревле существовал молокозавод, где и работал почивший Вахтер. А теперь, в результате программы экономического развития, поселок стал пригородом Альтусрида. — Нет-нет, — отчаянно замахал свидетель, — у меня дом в Имменштадте возле Калвариенберга. Мне, конечно, нелегко каждый день катать за сорок километров. Но работа в Кругцелле того стоит. «Хорошо, что свидетель так словоохотлив», — отметил Клуфтингер. Голос у Барча был низким и приятно бархатным. Может, не такой уж он и злодей? — Почему вы решили навестить Вахтера в тот вечер? — Так он не вышел на работу. Небывалое дело. Тем более когда назначена важная встреча. С рекламщиками из крупного агентства, чтобы обсудить ролики. Для нашей новой линейки сыров. И вдруг он не явился. Я бросился звонить. Сначала на мобильник, потом на домашний. Но все без толку. Барч заискивающе посмотрел на комиссара. Клуфтингер хранил молчание. — Знаете, Филиппа ведь на фирме всегда считали таким правильным. Чуть ли не занудой. Клуфтингер домиком поднял брови. Барч тут же принялся оправдываться: — Полная чепуха, конечно! Чего только не болтают, когда человек за короткий срок так высоко взлетает! Да еще умеет поприжать других… — Вахтер был вашим начальником? — Формально да. Но мы, скорее, работали в команде. Так сказать, дополняли друг друга. Я ведь добряк по натуре, а Филипп — он иногда держался уж чересчур высокомерно. Клуфтингер сделал себе пометку. — Ну, это на взгляд тех, кто его мало знал. Он мог быть и очень обходительным, вы понимаете, о чем я? — Барч хрюкнул. — Когда дело касалось дамочек. «А он быстро оправился», — подумал Клуфтингер. И, будто уловив его мысль, Барч сделал скорбное лицо: — Ах, все это так ужасно! — Да. И что было дальше, когда вы пришли? — Я позвонил. Два звонка, как обычно. Это мой фирменный знак, — снова оживился Барч. — Филипп не открыл, но его «ягуар» стоял перед гаражом. В общем, я почуял неладное. Тут и заметил, что дверь вроде бы только прикрыта. Ну, я толкнул ее и вошел. А там он лежит… — И вы вызвали полицию? — Нет, сперва я подошел к нему: мало ли что? И сразу понял. Не то чтобы я мертвяков вижу каждый день, но по нему сразу стало понятно, что мертвый. Он так выглядел! — Как? — Ну, глаза открыты и как-то выпучены. Рот тоже открыт. — Барч беспокойно заерзал на стуле, ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Над губой выступили капли пота. — А на шее… на шее эти ужасные полосы. Брр! Я так струхнул, что выскочил оттуда как ужаленный. И только на воздухе слегка очухался. — То есть вы убедились, что ваш коллега мертв? — с кресла подал голос Штробль. Барч развернулся к нему: — Знаете, пульс я ему не щупал, если вы об этом. Но и без того стало ясно, живые так не выглядят. Мертвый он был, мертвее некуда, хоть я с покойниками раньше дела не имел. Мне аж дурно стало. На последней фразе свидетеля Клуфтингер вгляделся в лица коллег. Но те никак не отреагировали на заявление Барча, что его тошнит при виде трупа. — Дальше? — Что дальше? А… Я вызвал полицию, и все. Остальное вы знаете. — Заметили что-нибудь в квартире? Необычное, я имею в виду. — Да. Покойника на полу. Майер хохотнул, но комиссар строгим взглядом призвал его к порядку. — Я спрашиваю: не бросилось ли вам чего-то в глаза в квартире или в подъезде? — Клуфтингер резко сменил тон. — Нет, ничего. Я сразу выскочил. — Где вы находились до приезда полиции? — Торчал у подъезда. Мне приказали не уходить и ни к чему не прикасаться. Я так и сделал. Клуфтингер остался доволен ответами. Он откинулся на спинку офисного кресла и спросил уже более миролюбиво: — Когда и как вы познакомились с Вахтером? — Минуточку. Это было тринадцать… нет, четырнадцать лет назад. Я уже работал в фирме, когда Филипп, то есть господин Вахтер устроился к нам. Клуфтингер насторожился: — То есть Вахтер пришел на завод много позже и тем не менее стал вашим начальником? — Начальником! Тоже мне! Мы были командой. Да, на бумаге — начальник, а на деле — не так. Говорю же вам, мы были одной командой! От Клуфтингера не укрылось, как разволновался свидетель. Надо будет вернуться к этому вопросу. А пока он продолжил: — Вы дружили? — Ну, закадычными друзьями мы, конечно, не были. Но понимали друг друга с полуслова. Знаете, когда вместе работаешь в руководстве, волей-неволей сближаешься. — А помимо службы встречались? — Ну, если уж на то пошло, раз в неделю ездили играть в гольф. В Хелленгерст. Мы оба состоим в клубе. — Какие отношения сложились у господина Вахтера с другими коллегами и подчиненными? Может быть, у него имелись враги? Реакция Барча последовала мгновенно: — Какие враги, что вы! Само собой, конфликты иногда случались. Кое-кто из коллег, особенно из новеньких, ясное дело, завидовал его положению, может, и поукоротить хотел бы. Да что они могли! Вахтер являлся ценнейшим работником. Светило в своей области. Такого Клуфтингер не ожидал. — Но если он был так хорош, то почему работал здесь? С такими талантами можно делать карьеру и где-то повыше, разве не так? Барч призадумался. — Нет. Филипп просто не хотел уезжать отсюда. Ему здесь нравилось. В Альгое. Он всегда говорил, что для него это — подарок судьбы, жить и работать здесь. Думаю, он не уехал бы ни за какие деньги. — А вы не метили на его место? — сменил тему Клуфтингер. — Ну хватит! — возмутился Барч. — Я не позволю ставить меня в подобное положение! Я буду… — У господина Вахтера есть семья? — спокойно пресек выброс ярости Клуфтингер.