Время приближалось к семи. Грузовик въехал в Кругцелле. Интересно, куда он направится здесь? Пока они двигались по главной улице. Постепенно у Клуфтингера зародилось подозрение, а через несколько метров оно перешло в уверенность: водитель включил поворотник. Если до этого Клуфтингер еще думал, будто тот пытается замести следы, петляя по улицам, то теперь все сомнения развеялись. Теперь сошлись все детали пазла. Он остановил «пассат» на обочине и проследил, как цистерна въезжает в ворота сыродельного завода Шёнмангера. Клуфтингер прикинул порядок дальнейших действий. В президиуме, помимо дежурных, еще никого нет, коллеги подтянутся лишь через час. На заводе приемка начнется примерно в это же время. Поэтому он может спокойно позавтракать и привести себя в порядок. Затем вернется на молокозавод и примет предложение, сделанное Шёнмангером-старшим при его первом визите: хорошенько осмотрит все производство. Он развернулся и направился в Альтусрид, в пекарню. Уже садясь в «пассат» со свежими булочками, он скользнул взглядом вниз и понял, что значила ироничная фраза булочника: «Денек выдастся жаркий, заранее позаботься об одежде с хорошей вентиляцией!» Тот еще расплылся в широкой ухмылке. Теперь Клуфтингер знал почему. Молния на его брюках все еще оставалась расстегнутой. В половине девятого освеженный и чисто выбритый Клуфтингер с приятной тяжестью в желудке стоял в приемной сыродельного завода в Кругцелле. Коллеги, проинформированные о событиях минувшей ночи (правда, далеко не обо всех), выехали к заброшенной ферме, чтобы продолжить наблюдение. — Господин Шёнмангер, к вам господин комиссар, — доложила секретарша по переговорному устройству. На несколько секунд повисла пауза, потом по громкой связи раздалось: — Пусть войдет. Карл Шёнмангер, как всегда, вышел из-за стола и пожал Клуфтингеру руку. — Господин комиссар. Что привело вас к нам снова? — Последнее слово он выделил особенно. «Хорошо, — подумал Клуфтингер, — значит, мой приход некстати». Все его чувства обострились, «антенны» настроились на восприятие любых мелочей. — Несколько дней назад вы пообещали мне экскурсию по вашему заводу, — самым невинным тоном сказал Клуфтингер. Шёнмангер уже сел и теперь изучающе смотрел на комиссара поверх роговых очков с толстыми стеклами. — Да, конечно, но сегодня… — Он на секунду задумался, а потом закончил: — Почему бы и нет? Только я не смогу сделать это сам, у меня уже назначены важные встречи. Но я распоряжусь. С этими словами он провел Клуфтингера к секретарше, попросил ее вызвать Роберта Барча, чтобы тот провел для комиссара персональную экскурсию, и, быстро распрощавшись, удалился. В ожидании провожатого Клуфтингер устроился у окна и наблюдал за передвижениями на внутреннем дворе — отсюда он просматривался полностью. В огромном ангаре стояли несколько молоковозов. С потолка свисали многочисленные кабели и шланги. В цистерне, которая была сегодня объектом его преследования, он не опознал молоковоз, поскольку на ней не имелось никаких надписей. Все остальные здесь носили на себе броские слоганы вроде «Отборное молоко для отборных продуктов» или «Лучшие сыры — сыры Шёнмангера». — Это наш разгрузочно-погрузочный цех. Клуфтингер слегка вздрогнул, услышав за спиной вкрадчивый голос. Повернувшись, оказался лицом к лицу с Барчем — он протягивал ему руку с перстнем-печаткой на пальце. — Здравствуйте, — коротко поздоровался комиссар. — Если желаете, можем начать осмотр. Они спустились по лестнице. — Что вас интересует? — Все. Если возможно, я бы хотел узнать весь производственный процесс. От поставки молока до конечного продукта. Между тем они оказались в том самом ангаре, изнутри он казался еще огромнее. Сюда по-прежнему подъезжали все новые молоковозы, а цистерна, которую он преследовал, все еще стояла на том же месте. — Не могли бы вы мне продемонстрировать, как происходит приемка на конкретном примере? Что происходит дальше с молоком… скажем, вон из той машины? — Клуфтингер вытянул руку и словно ненароком указал пальцем на цистерну без надписи. Барч взглядом проследил за направлением и равнодушно сказал: — Хорошо. Клуфтингер, внимательно наблюдавший за Барчем, оказался немного разочарован: голос звучал спокойно, на лице не дрогнул ни один мускул. — Как вы уже поняли, — приступил к объяснениям Барч, — молоко, собранное по фермам, специальным транспортом доставляется первоначально в этот цех. Две сотни фермеров ежедневно обеспечивают нас свежим сырьем, за год мы принимаем около сорока четырех тысяч тонн молока. Барч, гордо выпятив грудь, сделал паузу, очевидно, ожидая от комиссара восхищенного «Не может быть!» или хотя бы удивленного «Неужели?». Но не получив нужной реакции, Барч явно сник, а Клуфтингер порадовался. Тем не менее химик продолжил рассказ тоном опытного экскурсовода, который в этом деле уже набил руку. Он говорил о перекачке сырья, о системе насосов высокого давления, о «суперсовременных элементах конструкции». Клуфтингер слушал вполуха. Его больше интересовало закулисье. — Мне вот что бросилось в глаза, — прервал комиссар лекцию своего провожатого, — на всех молоковозах есть надписи, и только один из них не снабжен никакой рекламой. — Тут дело в том, что некоторое время назад у нас стартовал Relaunch[12]. Сейчас мы делаем ставку на новый Corporate Identity[13], если вы понимаете, что я имею в виду. Клуфтингер, естественно, не понял, но мериться интеллектом не стал. Во-первых, не хотел дать маху, а во-вторых, тон, взятый Барчем, и без того казался ему смешным. Сыпать терминами, которые понятны только специалистам, и вворачивать иностранные словечки — ума много не надо. Еще отец учил его: ум проявляется в том, чтобы непонятное изложить понятно, — и был прав. Но больше его бесило то, что у Барча на все имелся готовый ответ. — В этом цеху производится контроль качества и количества поступающего сырья. — Барч широким жестом обвел помещение, вид на которое открывался из ангара приемки через застекленную перегородку. — Только сырье высшего качества идет на переработку для продукции фирмы Шёнмангера. — Барч теперь вещал, словно воплощенная радиореклама. — У нас есть даже ИСО[14]. Клуфтингер решительно пресек его излияния: — Сколько человек занято на предприятии? — Круглым счетом восемьдесят. И они обеспечивают годовой оборот в тридцать пять миллионов евро. Неплохо для такого предприятия, а? Наша фирма уже в трех поколениях перерабатывает молоко, а начиналась как простая сыроварня! Клуфтингеру все эти ужимки «величия» начали действовать на нервы. — А как долго вы служите на фирме с такими семейными традициями? — задал вопрос комиссар, хотя прекрасно знал ответ на него. Самодовольная ухмылка мигом слетела с лица химика. — Лет пятнадцать или чуть меньше, — пролепетал он. На входе в производственные цеха Клуфтингеру вслед за Барчем пришлось облачиться в белую шапочку и бахилы. — Требования к гигиене у нас строгие, — оседлал своего конька тот. — Вот здесь начинается производственный цикл. — Барчу пришлось изрядно повысить голос, чтобы перекричать шум машин. — Знаете ли вы, что в мире насчитывается около четырех тысяч различных сортов сыра? Клуфтингер не знал, но уверенно заявил: — Разумеется, я об этом слышал. — Для производства одного килограмма сыра требуется тринадцать литров молока. Отфильтрованное молоко пастеризуется, а потом поступает в эти чаны, где засевается определенными культурами бактерий. Не бойтесь, — покровительственно улыбнулся Барч, — это совершенно безвредные бактерии. Клуфтингер почувствовал, как лицо наливается кровью. Этот павлин уже достал! Он что, держит его за полного идиота? «Но нет, нельзя давать волю гневу, — мысленно уговаривал он себя. — Гнев застилает разум. А как знать, может, Барч именно этого и добивается». — Затем добавляется сычуг. Это фермент из слизистой оболочки желудка телят. Это Клуфтингер знал, только всегда старался вытеснить из памяти такое знание. Он любил сыр, и ему не хотелось портить аппетит мыслями о телячьих желудках. — Но точнее о производстве на этом этапе вам расскажет вон тот господин наверху. Наверху мужчина в белом халате и белой шапочке считывал числа со светящегося экрана и заносил их в журнал. — Эй, вы там, наверху! Вы, вы, господин… — Дорн, — подсказал Клуфтингер, прошел наверх и протянул руку: — Привет, Франци. — А, Клуфти, рад, рад. Персональная экскурсия? — Да, что-то вроде. А ты? Трудишься здесь? — Да что тут за труд! Всем управляет компьютер, мне остается только чуток подсобить ему. Много тут не напортачишь. Пойдем покажу. Оба двинулись вдоль рядов, оставив Барча стоять. — Вот здесь молоко свертывается под действием сычужного фермента, — объяснял Дорн в тот момент, когда подошел Барч, на которого ни тот, ни другой не обратили внимания. — Короче, получаем сыворотку и творог. Здесь они сепарируются, а потом… — Так, тут все ясненько, нам пора дальше, — вмешался Барч. «Ясненько»? Он не ослышался? Клуфтингер едва не расхохотался. — Большое спасибо, господин… — Дорн. Франц Дорн, — подсказал теперь сам сыровар. — Думаю, дальше и так все понятно. Сырная масса разливается по формам и высушивается. Срок — в зависимости от сорта. — Похоже, Барч потерял всякий интерес к дальнейшим объяснениям. Под конец экскурсии они подошли к лаборатории. Барч вынул магнитный ключ, провел им по щели кодового замка и распахнул перед комиссаром дверь. — А это мои владения, — расцвел он. Заметив критичный взгляд Клуфтингера, он слегка вздрогнул, улыбка точно ушла в песок. — С тех пор как Филипп так трагически покинул нас, — скорбно добавил он. — Ну да вы сами знаете… Клуфтингер прошел мимо и позволил себе ухмылку, лишь оказавшись к нему спиной. Мысленно он записал очко на свой счет. — Здесь что-то поменялось после смерти господина Вахтера? — Нет, нет, ни в коем случае. Мы все еще в шоке от его кончины.