— Я предпочитаю играть открытыми картами. Думаю, вы тоже. Ева неопределенно пожала плечами. — Хорошо, — продолжила Лена, — как я понимаю, с Марией вас связывали более близкие отношения, чем с другими учениками? — Отношения! Звучит так, будто… — Ева осеклась и замолчала. — Я никогда не скрывала, что считала Марию особенной. Здесь вы правы. — У вас появились к ней чувства, — сказала Лена. Это был не вопрос, а утверждение. — Вы пытаетесь меня в чем-то обвинить? — Ева расправила плечи и посмотрела Лене прямо в глаза. — Я не совращала Марию. Так понятно? — Более чем. И все же вынуждена спросить: как бы вы описали ваши отношения? Мария была особенной, это я поняла. Кем она была для вас? — Ученицей, которая ко мне очень привязалась. — В чем это выражалось? — Я уже отвечала на этот вопрос. Мария мне доверяла, рассказывала мне о своих проблемах с родителями и с одноклассниками. Рассказывала о своих сомнениях относительно религии. Вот и все. — Почему она ушла из театрального кружка? — Не знаю. Мария не сказала. Последние три недели до ее… смерти мы почти не разговаривали. — Я вам не верю, — небрежно бросила Лена. — Прошу прощения? — растерянно уставилась на нее Ева. — Я вам не верю. С чего бы Мария вдруг отдалилась от вас, да еще без всяких на то причин? Она не рассказывала о том, что познакомилась в Интернете с мужчиной? — Нет. Я ничего об этом не знаю. Лена внимательно наблюдала за Евой, когда задавала последний вопрос. Судя по всему, учительница говорила правду. Похоже, Мария ничего не рассказывала ей о своем таинственном друге по переписке. — Вы ее отвергли? — наудачу спросила Лена. На этот раз у Евы во взгляде промелькнуло волнение. Она сглотнула, облизнула губы и на мгновение задержала дыхание. — Отвергла? Только что вы сказали, что Мария познакомилась в Интернете с каким-то мужчиной, а теперь задаете такой вопрос… Вам бы определиться. — Отвергнуть человека можно в разных ситуациях. Вы как педагог должны это знать. Ева ничего не ответила. — Вы боялись своих чувств, боялись, что вас затянет в водоворот, из которого вы уже не выберетесь. Отношения с несовершеннолетней школьницей — вещь серьезная. Стоит пойти слухам, и на карьере учителя можно будет поставить крест. — Не понимаю, о чем вы, — сказала Ева, скрестив руки на груди. — Думаю, вы все понимаете. Почему вы упираетесь? Если вы отвергли Марию, то поступили совершенно правильно. Ева некоторое время молчала, то и дело поглядывая в окно. Лена молча ждала, пока собеседница заговорит. — Вы даже не представляете, как трудно быть учителем! — наконец воскликнула она. — Брать ответственность за толпу подростков — это ужас какой-то! Что бы ни случилось, крайние всегда мы. — Она опустила взгляд на руки и тихо сказала: — Надеюсь, вы не думаете, что я имею отношение к смерти Марии. — Что я думаю — это одно дело. Совсем другое — о чем говорят улики, прямые или косвенные. Поверьте, в ваших же интересах сотрудничать со следствием. Я должна продолжать расспросы независимо от того, как они скажутся на вашей карьере. — Я не имею никакого отношения к смерти Марии, — повторила Ева. — Скажите, когда вы на самом деле видели ее в последний раз? Что случилось? Ева открыла рот, потом закрыла и, немного поколебавшись, спросила: — Это может остаться между нами? — Зависит от того, что вы мне расскажите. Как бы то ни было, я не имею отношения к школьному совету. Мое дело — найти того, кто убил Марию. — Если вы передадите это огласке, то я потеряю работу. Уверена, никто больше меня не наймет. — Я сохраню информацию в тайне, если, конечно, это не будет вредить интересам дела. Ева откинулась на спину стула и громко вздохнула. — Мария пришла ко мне. Во вторник вечером. Она умоляла разрешить ей остаться, всего на одну ночь. — Вы знали, что она сбежала из дома? — Нет, не знала. Я болела и два дня не выходила на улицу. Я действительно ничего не знала. Лена внимательно наблюдала за Евой, но та не колебалась и ничто в ее поведении не указывало на то, что она лжет. — Болели? Чем болели? — Люмбаго. В понедельник врач сделал мне укол обезболивающего, и… Я не знала, что Мария сбежала из дома. В тот вечер я подумала, что она просто решила зайти. Мария заверила, что ее родители не заметят ее отсутствия. Было почти девять вечера. Я собиралась поговорить с ней, а потом отвести ее домой, но она уговорила меня… — Ева не договорила, оборвавшись на середине предложения. — А потом? — быстро спросила Лена, не давая ей времени обдумать ответ. — А потом она ушла. Когда я встала, ее уже не было. — В котором часу это было? — Думаю, около пяти. Я хотела ее разбудить, но ее уже не было. Я постелила ей на диване. Отдать ей свою кровать — это бы было… Думаю, вы и сами понимаете. — Что вы сделали, увидев, что Марии нет? — В тот день я была еще на больничном, поэтому я оделась и поехала на пирс. Я хотела остановить Марию, но на пароме ее не оказалось. — Ева рассеянно кивнула своим мыслям и продолжила: — Я возвращалась на пирс несколько раз, и так до последнего парома. — И вы не слышали о том, что Марию нашли мертвой? — Нет, я ни с кем не разговаривала в тот день. Мне и в страшном сне не могло присниться, что она умрет! Прошу вас, поверьте мне. — Ева снова уставилась на свои руки. — Я думала, она вернулась домой. Проклятие! Когда она появилась у меня на пороге, надо было сразу же засунуть ее в машину и отвезти к родителям. Но я этого не сделала. — По щекам учительницы покатились слезы. — Я ужасно виню себя. Я собиралась… когда вы пришли ко мне в четверг, я собиралась… Лена протянула Еве носовой платок. — Вы разговаривали с Марией в тот вечер, когда она к вам пришла? Ева взяла платок, вытерла слезы и ответила: — Да, конечно. Я хотела знать, что случилось. Последние несколько дней я снова и снова возвращалась к нашему разговору, прокручивала его в голове, пытаясь понять, не упустила ли я какую-нибудь подсказку… Может, она пыталась мне что-то сказать, а я пропустила это мимо ушей… — О чем вы разговаривали? — Когда Мария пришла, она была очень расстроена, — сказала Ева, слегка расправила плечи и сделала глубокий вдох. — Поэтому я решила, что она пришла из дома. Я налила ей чаю и подождала, пока она немного успокоится. Сначала я не поняла, что происходит. Мария проклинала все на свете: дружбу, семью, веру… — Она говорила о своей подруге Лизе Беренс? — Да. Называла ее предательницей. Я смотрела на Марию и просто не узнавала ее. Она выражалась так грубо и… Это было на нее не похоже. Потом Мария рассказала о каком-то Мартине, но я так и не поняла, чем он ее обидел. О родителях Мария тоже говорила, но к тому времени она уже более или менее успокоилась. Внезапно она снова начала их защищать, хотя я-то думала, что она сбежала из-за них. Потом Мария сказала, что путь домой для нее закрыт. Тогда я спросила, хочет ли она переехать к сестре. Она не ответила ни да, ни нет, но я почему-то предположила, что это она задумала именно это, и успокоилась. Но я не собиралась отпускать ее куда-то одну. — А что вы собирались сделать? — спросила Лена. Ева опустила голову и, помедлив, ответила: — Честно говоря, я об этом не думала. Было уже далеко за полночь, когда мы легли спать. — Что именно Мария говорила о Мартине? — Как я уже сказала, она была сама не своя, говорила путано и очень эмоционально. Я так поняла, что речь шла о мальчике, который тоже состоит в этой религиозной общине и который положил на Марию глаз. Мария то и дело упоминала родителей. Она не понимала, почему они должны… как бы это выразиться… почему они верят именно в то, во что верят. Она не понимала свою мать и эту устаревшую модель семьи, где мужчина главный, а женщина молча сидит на кухне. — Подумайте еще раз. Этот Мартин может оказаться важным свидетелем. Мария не говорила, когда они встречались в последний раз? Ева устало откинулась на спинку стула. — Нет, я ничего не могу сказать по этому поводу. Честно говоря, я тоже тогда разволновалась, все думала, как мне поступить, что делать с Марией… Возможно, я что-то прослушала или забыла, сочтя мелочью… Она потерла лоб рукой и задумчиво забормотала: — Мартин, Мартин, Мартин… Что же она говорила про него? Видимо, вас интересует, из-за него ли Мария сбежала из дома? Думаю, она интуитивно чувствовала угрозу с его стороны, — сказала Ева и вздрогнула, осознав смысл своих слов. — Конечно же, я не знаю, связан ли он с… со смертью Марии. Не поймите меня неправильно, я не хочу никого обвинять… — Не переживайте, я сама сделаю выводы. Значит, вам кажется, что Мартин представлял для Марии угрозу? — Да, наверное.