– А кто еще это может быть? – резко бросает он. – Кто-нибудь из друзей или дети. – Ай, Ви, ради бога, у меня тут полный крах… Мне придется бросить весь проект. – В каком смысле? – Этот чертов архитектор – полный недоумок. С виллами катастрофа, и казуарины, что я хотел сохранить, все срубили. Уж лучше б я с самого начала сдался. – Его голос поднимается все выше, предупреждая меня о том, что Джаспер сейчас взорвется. – У тебя все наладится, – спокойно говорю я. – Пожалуйста, Джаспер, выслушай меня. В следующую субботу я лечу на Мюстик, чтобы подготовить вечеринку на день рождения Лили. Обещай мне, что соберешь все костюмы и вовремя привезешь их. Это не просто семейный праздник; гости съедутся со всего мира. – Господи, да впереди еще две недели… В последние месяцы ты только об этом и говоришь. – Не забывай, это сюрприз. Ты не должен никому даже заикаться об этом, особенно Лили. – Я умею хранить секреты, Ви, ты отлично это знаешь… Ох, жаль, что ты не видишь Карибское море; сегодня вода чистейшая, в небе ни облачка. Всё как в те дни, когда мы спали в палатке на Мюстике. Здорово было, правда? – Если не считать мерзких комаров. Джаспер смеется. – Бедняжка, стоило одному укусить тебя, и на тебя бросался целый рой. – Даже не напоминай. – Здесь Филип, он поддерживает меня. Ты по нам скучаешь? – Да, конечно. – Помнишь, как всё здесь, на Мюстике, начиналось? Мы голыми руками ловили в лагуне лобстеров, потом целый день грелись на солнышке. Я именно так и представлял рай. Напряжение в голосе Джаспера уже сменилось тоской, на первый план вышла мягкая сторона его натуры. Последние две недели мой муж находится на Сент-Люсии, где контролирует свой недавний проект по строительству пляжного комплекса с виллами, которому предстоит конкурировать с Мюстиком. Я не позволяю себе спрашивать, в какую сумму все это обходится, – проект уже поглотил огромную часть его состояния. Всю свою жизнь я наблюдала за перепадами настроения Джаспера, радуясь хорошему и пережидая плохое. Лучше забыть о деньгах, которые так легко утекают у него сквозь пальцы, и сосредоточиться на будущем. Я откладываю телефон. С яблонь за моим окном падают листья. Сейчас начало медленного осеннего увядания, мое самое нелюбимое время года, потому что оно напоминает о том, что мне семьдесят. Моих родителей вдохновила очень стойкая героиня из романа Герберта Уэллса, и они при рождении дали мне ее второе имя, Вероника. Я всегда стараюсь следовать ее примеру. Интуиция подсказывает мне, что нужно менять планы и сегодня же лететь на Мюстик, чтобы быть с Лили. Я без промедления заказываю билет и выезжаю. Глава 2 Детектив-сержант Соломон Найл сидит в своем кабинете и гадает, чем бы ему заполнить день. Он заступил на должность всего три месяца назад, и теперь на его плечах лежат нелегкие обязанности единственного на Мюстике всесторонне подготовленного офицера полиции. Он прилетел из Великобритании в июне, и лето прошло без каких-либо инцидентов, что лишило его оснований просить себе заместителя для обеспечения правопорядка на территории острова. Шеф полиции на Сент-Винсенте громко расхохотался бы, если б Соломон заявил, что Мюстик нуждается в еще одном офицере. Остров, на котором он родился, имеет всего три мили в длину и полторы в ширину, и на нем не было зарегистрировано ни одного преступления. Любое правонарушение закончилось бы заключением в Сент-Винсентскую тюрьму, находящуюся в двадцати пяти милях, и бессрочным запретом появляться на частном острове. Сейчас у Найла испытательный срок, и ему нужно произвести впечатление на руководство; его отец болен, а он старший из двух сыновей, ему тридцать. Огромную часть своего жалованья он тратит на лекарства для отца. Эта должность – совсем не то, о чем он мечтал, но преданность семье и необходимость принять решение по поводу своего будущего вынудили его согласиться на назначение. С семи лет, когда умерла мать, Соломон помогал отцу воспитывать своего младшего брата Лайрона. И сейчас эта должность дает ему пространство для маневра, хотя его рабочее пространство настолько мало, что в него с трудом удалось впихнуть обшарпанный письменный стол и два пластмассовых стула и установить кондиционер, который весь день громыхает, как молотилка, но температуру в помещении не понижает. Пусть в своей форме – в накрахмаленной белой рубашке и черных брюках – он и выглядит шикарно, однако эта одежда противоречит здравому смыслу, когда температура снаружи поднимается почти до восьмидесяти градусов[1]. Детектив через приоткрытую дверь бросает взгляд на играющих в карты подчиненных, Уинстона и Чарли Лейтонов. Братья на десять лет старше его и совсем потеряли форму из-за того, что девяносто процентов времени проводят в безделье. Их желтые футболки украшает слово «Охрана». В критический момент Найл не доверился бы ни одному из них. На письменном столе впервые за несколько недель звонит телефон, и Соломон секунду размышляет, прежде чем взять трубку. Он молча слушает Лили Колдер, которая говорит спокойно и убедительно; к тому моменту, когда она сообщает о пропаже человека, он уже на ногах. Ее подруга Аманда Фортини собиралась зайти к ней прошлым вечером, но так и не зашла, и на телефонные звонки не отвечает. Найти молодую женщину будет легче легкого: к концу сезона на острове обитаемыми остались всего несколько десятков вилл. Большинство отдыхающих уже улетели домой, чтобы избежать тропического шторма, который медленно, но верно движется через Атлантику. Для них пребывание на Мюстике – это небольшой перерыв в реальности. Братья Лейтоны слишком поглощены покером, чтобы бросить «пока» вслед ушедшему Найлу. Он оглядывается на здание полиции и ощущает еще один приступ разочарования. В восемнадцать лет Соломон, убежденный в том, что перед ним открыты все двери, выиграл место на историческом факультете в Оксфордском университете, однако после возвращения домой его взгляды изменились. Его нынешнюю должность отличают плохо пригнанные окна, две сложенные из шлакоблоков камеры временного содержания и крыша из гофрированного железа, которая наверняка будет протекать, когда начнутся осенние тропические штормы. Через полгода, когда закончится испытательный срок, Найл планирует обратиться к шефу полиции на Сент-Винсенте с просьбой модернизировать здание. Настроение детектива улучшается, когда он садится в багги для езды по песку. Багги полагается ему по должности. Это самый быстрый способ передвижения по пересеченной местности острова и лучшая отличительная черта его должности, хотя заводить двигатель получается только с третьей попытки. Он мог бы пешком дойти до виллы Фортини, однако пассаты уже стихли и стоит удушающая жара. Полицейский участок находится в той части острова, где редко бывают отдыхающие, которые в большинстве своем просто сидят на виллах и выбираются оттуда на коктейль в бар «У Бейзила», в «Светлячок» или в «Хлопковый склад», а потом улетают домой. Найл оглядывает плотные заросли по обе стороны от мощенной камнем дороги. С его детства остров сильно изменился, однако застройщикам удалось сохранить иллюзию тропических джунглей и спрятать в деревьях целую сотню вилл. Сейчас, как и в его детстве, на пляж вылезают морские черепахи и откладывают яйца, а по джунглям бродят угольные черепахи. Дикая природа острова по-прежнему включает в себя множество птиц. Вот и сейчас над ним вьется зеленохвостый попугай, когда он проезжает мимо Британния-Бэй, где купаются несколько отдыхающих; на светлом песке яркими пятнами выделяются их пляжные полотенца. Любопытство детектива растет, когда он паркует багги у дачного дома Фортини. С огромными террасами, построенными на склоне холма, вилла больше похожа на сказочный дворец. Это одно из самых впечатляющих зданий на Мюстике, что неудивительно. Кофейная империя Фортини – крупнейшая в мире. Найлу всегда было интересно, каков этот дворец внутри, и сегодня он наконец-то увидит все своими глазами. Найл поднимается по ступенькам и видит, как террасу подметает его соседка из Лоуэлла. Он знает эту женщину средних лет всю свою жизнь, однако сейчас она почему-то отводит взгляд. Не впервые его полицейский жетон способствует холодному приему. Когда сержант спрашивает, дома ли Аманда Фортини, женщина отправляет его к экономке. – Она должна быть на кухне. Уборщица жестом предлагает ему войти и возвращается к своей работе – сметать невидимую пыль с террасы. Найл ловит в окне свое отражение, которое напоминает ему о несоответствии между его внешним видом и его статусом. У него рост шесть футов пять дюймов[2], он почти так же высок, как Усэйн Болт[3], у него тоже широченные плечи с рельефной, хорошо развитой мускулатурой – результат того, что он плавает круглый год. На этом сходство заканчивается. У Найла телосложение спринтера, однако он лишен присущей этому легкоатлету чванливости. Карие глаза детектива скрыты круглыми очками в золотой оправе, что делает его похожим на студента, а не на спортсмена. В его взгляде всегда присутствует любопытство, но редко проявляется уверенность в себе. Полицейский восхищенно присвистывает, когда заходит в холл, больше похожий на кафедральный собор, чем на жилой дом. Вверх поднимаются изогнутые мраморные лестницы с золотыми поручнями, из окон над головой льется свет. Найл окликает экономку, но ответа нет, лишь его голос эхом разносится по холлу. С каждым шагом внутреннее убранство виллы становится все более величественным. Гостиная больше, чем весь дом Найла, и хотя вид с его заднего крыльца не хуже, чем отсюда, здесь для пейзажа прекрасной оправой служат идеально спроектированные арочные окна. Бесконечный бассейн выложен плиткой, в которой отражается выбеленное небо, между пальмами развешены гирлянды с волшебными огоньками, лужайка усыпана похожими на конфетти лепестками бугенвиллеи. Найла никогда не интересовало изобразительное искусство, но картины, развешанные по вилле, выглядят ценными. Из всех он узнает только морской пейзаж, написанный Мамой Тулен, ближайшей соседкой отца в деревне Лоуэлл. Останавливается перед ее акварелью, изображающей залив Геллико, – художнице удалось точно передать момент, когда на закате море становится розовым, как устричная раковина. Уже обойдя весь первый этаж, Найл замечает открытую дверь, ведущую в погреб. Это единственное помещение на вилле Фортини, которое лишено роскоши и лоска: на простом бетонном полу вдоль стен стоят стеллажи с уложенными на них сотнями винных бутылок. Спустившись вниз, он видит женщину с тряпками для пыли в обеих руках. Экономка ходит в церковь его отца. Ей около шестидесяти, пышные формы скрывает халат. Женщина сосредоточенно стирает пыль с бутылок. Найла она приветствует гораздо радушнее, чем уборщица. – Соломон Найл, – говорит экономка, сияя улыбкой. – Ты замечательно выглядишь в этой форме! Приходи ко мне в следующее воскресенье – двум моим дочкам нужен достойный муж. У тебя будет возможность сделать выбор. – Я бы с радостью, миссис Джексон, но это было бы нечестно. Я предпочел бы прогуляться с вами по берегу, в любое время. – Сплошная ложь. – Она откидывает голову и громко хохочет. Найл отвечает ей в той же манере веселого поддразнивания – он помнит эту манеру с детства. Ему недостает прежней легкости в общении, когда он везде считался своим. После своего долгого отсутствия Соломон прилагает все силы к тому, чтобы вписаться в местное общество. – Я ищу мисс Фортини, – говорит он экономке. – Лили Колдер никак не может связаться с ней. – Вот как? – Радушие экономки сразу сменяется холодностью. – Барышня не желает никого слушать. У нее свои правила. – В каком смысле? – Мисс Аманда из достойной семьи, но любит валять дурака. Когда ее родители улетают домой, она все вечера проводит в барах. А я не могу сказать ей ни слова, хоть и была ее няней… правда, давно. Если б она была моей дочкой, я посадила бы ее под замок. – Когда вы в последний раз видели ее? – В четверг, в два часа дня. Она захотела на обед раков и рис с шафраном, без десерта и, слава богу, без вина, просто ледяную eau naturelle[4]. А все потому, что у нее было похмелье. Точно тебе говорю. – С тех пор не видели? Женщина задумывается. – Вчера я приготовила ей завтрак, но она так и не появилась, ее постель не тронута, так что она в ней не спала. Можешь сам делать выводы. – Ничего не случится, если я обыщу ее комнату? – Вперед, мистер Полисмен. Комната на верхнем этаже, последняя дверь от лестницы, справа по коридору. Найл благодарит ее, прощается и поднимается по лестнице. Что-то в атмосфере виллы тревожит его; складывается ощущение, будто везде затаились призраки, несмотря на то что помещения залиты светом. Дом кажется стерильным, каждый дюйм пола отполирован до зеркального блеска. Спальни обставлены современной мебелью, а стильность помещениям придают редкие вкрапления антиквариата. Со все возрастающим любопытством сержант входит в спальню Аманды Фортини. Кровать аккуратно заправлена и завешена москитной сеткой, ниспадающей с потолка. Он заглядывает в гардероб и видит там горы шлепанцев и эспадрилий, множество тончайших юбок и платьев с блестками. На приколотых к стенам фотографиях – молодая женщина в окружении друзей; ее светлые волосы развеваются на ветру, она сияет улыбкой. Кажется, что ей ни разу в жизни не доводилось испытывать сомнения, но Найл по опыту знает, что внешность обманчива. Он осматривает комнату в поисках личных вещей. На комоде рядом с органайзером с косметикой стоит коробка, полная украшений. Мобильного телефона не видно. На прикроватной тумбочке детектив находит брошюру. В ней содержится информация об охватывающем весь остров проекте Лили Колдер по возрождению жизни на рифе. Хотя рыбаки всегда очень бережно относились к коралловому атоллу, все их усилия обречены на провал. Скоро здесь не останется зон для размножения морского окуня, лобстера и рака – даров моря, присутствующих практически в каждом меню на Наветренных островах. Если коралл умрет, рыбаки лишатся средств к существованию. Большинство местных благодарны этой молодой женщине, которая тратит свои силы на благое дело. Найл снова оглядывает комнату, но никак не может определить характер Аманды Фортини. Американка оставила дома сумочку, полную кредиток, и в то же время она не боится запачкать руки, помогая проекту. Детектив отодвигает в сторону москитную сетку и только тогда замечает нечто странное. На заправленной кровати лежит кусок коралла шириной в фут, на простыне рассыпан песок. Коралл чисто-белого цвета и хрупкий на ощупь. Чуткие ноздри Найла улавливают солоноватый запах. Кто-то вырезал на нем ножом две скрещенных стрелы. И зачем Аманде Фортини понадобилось пачкать простыню кораллом, в который въелся песок? Она могла бы оставить его на туалетном столике. Продолжая держать коралл в руке, Найл осматривает примыкающую к комнате ванную. Там ничего нет, если не считать слабый аромат цитрусовых духов, уже почти выветрившийся. Детектив покидает виллу. У него в голове роится столько вопросов, что он забывает попрощаться с уборщицей, которая продолжает мести террасу. Однако она обращает внимание на его оплошность. Ему вслед летит поток ругательств на креольском. Глава 3 Я каким-то чудом успеваю на дневной рейс из Гатуика до Сент-Люсии. Точно знаю, что Джаспер расстроится, когда узнает, какой стыковочный рейс я выбрала. Он предпочел бы, чтобы я посетила его стройку, а не пересаживалась на самолет до Мюстика, но моя главная задача – поддержать Лили и позаботиться о том, чтобы моим планам на вечеринку в ее честь ничего не помешало. Я удостоверюсь, что всё в порядке, и буду вволю плавать и загорать, пока не приедет Джаспер. Мы взлетаем; Англия внизу выглядит серой и мрачной. Я понемногу успокаиваюсь. Принцесса Маргарет воспринимала все перелеты как отдых от королевских обязанностей и от ощущения, будто ты выставочный экспонат. Я намерена поступить так же. Слушаю аудиоверсию «Разума и чувств»[5] и позволяю себе медленно плыть по течению сюжета, однако через несколько часов моя концентрация слабеет, и к моему вниманию начинает взывать прошлое. Я так хорошо помню события, приведшие к тому, что Лили вошла в нашу жизнь, будто они случились вчера. Шестнадцать лет назад ее мать, доктор Эмили Колдер, моя близкая подруга, развелась и арендовала виллу рядом с нашей. Ей было за тридцать, она имела степень, полученную в Гарварде, и растущую известность в качестве новатора в области защиты морской природы. Каждое лето Эмили проводила на Мюстике и трудилась на рифе. Все восхищались ею, потому что она была веселой, харизматичной и умной. Я с радостью согласилась стать крестной пятилетней Лили. Проведя весь день на море, этот доброжелательный ребенок весело резвился в мелкой части бассейна, пока мы болтали с ее матерью. Эмили практически не упоминала о разводе, но я сейчас сильно сожалею о том, что тогда не заметила опасные признаки. В тот вечер она выпила вместе со мной свою последнюю рюмку, удалилась на виллу, а потом, пока Лили спала, ушла в море, не оставив ничего, что могло бы объяснить ее самоубийство. Ее саму не нашли, лишь аккуратно сложенный саронг остался лежать на Макарони-Бич. Я так и не смогла найти разумное объяснение ее поступку. Эмили была молода и красива, у нее имелось много друзей, готовых выслушивать ее жалобы, однако она бросила все это и оставила Лили на произвол судьбы. Могу допустить только то, что она сражалась с депрессией, но держала это в тайне. Если она и написала записку, ее не нашли; Эмили не оставила слов утешения для своей дочери. Джаспер быстро согласился в том, что мы должны воспитать ребенка Эмили. Мальчишеская сторона его характера помогает ему находить общий язык с детьми, к тому же наши птенцы уже вылетели из гнезда. Они приняли появление Лили без каких-либо вопросов, однако ее детство было омрачено сначала смертью матери, а потом безразличием отца. Генри Колдер – нефтяной магнат; кажется, он свято верит в то, что основанием маленького трастового фонда выполнил свои родительские обязанности. Он редко утруждает себя контактами с дочерью. У девочки хватает денег на жизнь, однако она никогда не станет богатой, и ей не на кого опереться, кроме меня и Джаспера. И все же Лили остается оптимисткой. Она полна решимости спасти риф, и я почему-то уверена, что ничто ей в этом не помешает. Погружаюсь в беспокойную дрему, а когда просыпаюсь, командир объявляет, что до Сент-Люсии осталось полчаса и что нас ждет болтанка из-за того, что мы проходим зону турбулентности. Самолет качается и дрожит, а время перестраивается. Сейчас уже начало шестого вечера, местное время на пять часов отстает от британского. Мне в голову приходит мысль позвонить Джасперу, но перелет отнял у меня все силы. Я решаю отложить звонок на потом, когда посплю. В маленьком аэропорту полно народу: родственники, жаждущие поприветствовать членов своих семей, таксисты и носильщики, предлагающие за небольшую плату поднести мой багаж. Я уже собираюсь регистрироваться на следующий рейс, когда замечаю в толпе знакомое лицо. Это Саймон Пейкфилд, британский врач, замещающий нашего обожаемого доктора Банбери, который навещает родственников в Великобритании. Весь остров скучает по Банбери, ибо тот уже много десятилетий врачует наши недуги. Пейкфилд не машет мне в ответ, хотя мы с ним не раз виделись. У этого человека с бледным бесстрастным лицом и копной иссиня-черных волос странные манеры. Странность состоит в том, что с больными он ласков, а вот социальных навыков ему не хватает. Создается впечатление, будто ему гораздо приятнее общаться с людьми, когда они его пациенты, а не друзья. Пейкфилд исчезает в толпе, а меня окликают. Ко мне через людской поток с поднятой в приветствии рукой прорывается мой давний друг Филип Эверард. Он канадский актер, и ему здорово за шестьдесят, но по внешнему виду об этом не скажешь. Филип выглядит почти так же, как в конце восьмидесятых, когда снялся в главных ролях в десятке элегантных комедий, которые штурмом взяли мир. Он из тех, кто привлекает внимание и мужчин, и женщин всех возрастов; открытый бисексуал, что только усиливает его харизму. Филип одет в голубую льняную рубашку, подчеркивающую его загар; седые волосы коротко подстрижены, а резкие черты лица кажутся более утонченными, чем всегда. – Фил, ты, как всегда, неподражаем; ты идеальный главный герой.