– Как Соломон? – спрашиваю я. – Жив, но потерял много крови. Пуля прошла навылет. Доктор сейчас работает над ним. Прежде чем я успеваю задать следующий вопрос, Уэсли отходит, чтобы поговорить с братом Найла. Нет смысла идти внутрь, пока доктор Пейкфилд занят, поэтому мы сидим снаружи, и я наслаждаюсь свежим воздухом. Возможно, мне это только кажется, но ярость шторма постепенно спадает. Мюстик находится во власти урагана почти неделю, с того дня, как пропала Аманда Фортини, хотя шторм «Кристобаль» подошел к острову только вчера ночью. Много поваленных деревьев, на клумбе валяется лист гофрированного железа с крыши, птиц почти не слышно – вероятно, бедняги боятся, что страшный ветер снова вернется. Мне же очень хочется верить, что жестокие испытания закончились. Лили сидит на скамейке рядом со мной и ладонью прикрывает глаза от раннего солнца. – Дорогая, иди поищи Соломона. Надо, чтобы кто-то поддержал его. Она начинает спорить, но потом спешит внутрь. Изнеможение накрывает меня, как цунами. Убаюканная прощальной песнью шторма, откатывающегося в море, я засыпаю, сидя с прямой спиной в кресле. Глава 62 Найл не представляет, как долго он спал. Открывает глаза; бесцветная жидкость из капельницы мерно, капля за каплей, вливается в его вену. Он чувствует давление в боку, но боли нет. Вакуум в его сознании пропадает, едва в дверь входит доктор Пейкфилд. Медик смертельно бледен, словно солнечный свет, проникающий через жалюзи, медленно убивает его. Глядя на часы, Пейкфилд прижимает два пальца к шее сержанта. – У вас, детектив Найл, конституция быка, но ночью вы создали мне массу проблем. У вас редкая группа крови. Две порции дал Лайрон, и еще две – Кит Белмонт; так что вы обязаны им жизнью. Найл подавляет смешок – теперь они с солистом «Голубого рая» кровные братья навек; однако дар Лайрона его не удивляет. На мгновение ему становится совестно за то, что он подозревал всех этих людей, хотя настоящий преступник разгуливал у него под носом. – Простите меня, доктор. Вы всего лишь нарушили правило ради того, чтобы помочь человеку. Зря я обвинял вас. – Я принимаю ваше извинение, – говорит доктор со сдержанной улыбкой. – Завтра с Сент-Винсента прибывает команда офицеров, чтобы переправить ваших подозреваемых в исправительное учреждение Белль-Иль. Ваш начальник согласен, чтобы вы взяли неделю или две на восстановление после такого серьезного ранения. Он допросит Филипа Эверарда утром. Найл пытается сесть, но от приступа острой боли у него начинает кружиться голова. Доктор кладет прохладную руку ему на плечо. – Лежите спокойно, иначе рана не затянется. Жмите на кнопку, если что-то понадобится. – Как Саша? – Она вчера вечером пришла в сознание, и я извинился за свои действия. Завтра утром, если ее дела пойдут на лад, я отправлю ее выздоравливать домой. – Мне надо в участок. Может кто-нибудь отвезти меня туда? – Не глупите. – Доктор суровым взглядом пригвождает его к месту. – Вы остаетесь в больнице на следующие сорок восемь часов. А теперь спите, я зайду к вам попозже. Найл не сопротивляется, когда его глаза закрываются. Возле кровати появляется Мама Тулен с охапкой орхидей, и ему кажется, что она – часть его сна. Она выглядит африканской королевой, ее переливчато-синее платье украшено желтой парчой. На ее лице нежность, и она гладит его по лицу. – Как поживаете, молодой человек? – Уже лучше, Мама. Скоро снова встану в строй. – Геде все еще на перекрестке, Соломон. Будет еще одна смерть, прежде чем он покинет остров и оставит его в покое; не допусти, чтобы это была твоя смерть. Тулен целует его в щеку, и Соломон засыпает самым глубоким за свою жизнь сном. Когда детектив просыпается, свет уже другой, он мягче и окрашивает палату в тусклые охряные тона. Садиться больно, но Найлу плевать. При каждом движении ребра пронзает такая боль, что на глаза наворачиваются слезы, однако он не может оставаться в кровати. Звонит Лили, затем с трудом встает – как раз в тот момент, когда в палату входит леди Ви. Она, как всегда, в светлом, как всегда, элегантная, видно лишь несколько синяков. – Леди Ви, я слышал, вы спасли мне жизнь… Вы самая отважная женщина на Мюстике. Она ласково улыбается. – Ты тоже спас мне жизнь. Я рада, что в Ассоциации девочек-скаутов меня научили оказывать первую помощь. Не важно, насколько велика рана, – нужно любыми способами остановить кровь. – Если б вы этого не сделали, меня бы здесь не было. – И для всех нас это было бы большое горе, – говорит она, подходя ближе. – Как все ужасно получилось, правда? – По крайней мере, мы нашли убийцу. – Каковы наши дальнейшие действия? – Мой босс собирается завтра утром допросить его, потом до суда его будут держать в тюрьме. Лицо леди Ви становится жестче. – Нельзя, чтобы лавры достались твоему боссу, когда всю работу сделали мы с тобой. Ты заслужил повышение, а мне нужно из первых уст услышать признание Филипа. Найл с трудом усмехается. – Я знал, что вы именно так к этому и отнесетесь. Скоро здесь будет Лили на вашем багги. Поехали в участок вместе. – Отлично. Твой брат принес тебе чистую одежду. Давай я помогу тебе надеть рубашку. А потом, после того как мы повидаемся с Филипом, ты вернешься сюда отдыхать. – Доктору не понравится, если я покину медцентр. – Тебе это так важно? – Она наклоняется к нему и пристально смотрит на него. – После прошлой ночи нас уже ничто не остановит. Найл одевается, и его пронзают новые приступы боли, однако торжествующий тон леди Ви придает ему сил. Он так сосредоточен на предстоящей задаче, что перестает замечать боль. Глава 63 Шторм «Кристобаль» атаковал полицейский участок в полную силу. Крыша сорвана, двор завален ветками, с дерева свисает старый велосипед… Однако все это проходит мимо внимания Соломона. Завтра власть перейдет к детективу-инспектору Блэку, а пока главный тут он, и нам обоим нужно узнать, зачем Филип совершил эти дикие преступления. Мы вместе идем к входной двери, оставляя Лили ждать нас в багги. Я не готова к той душевной боли, что охватывает меня при виде Филипа. Я знаю его тридцать лет и всегда считала его чувствительной натурой, нуждающейся в моей поддержке; оказывается, он лучший актер всех времен и народов… Он так ловко водил меня за нос, что я не сдерживаю свои эмоции. – Леди Ви, вы готовы? – спрашивает Соломон. – У меня бывали и лучшие дни, зато он, слава богу, больше не сможет навредить никому из нас. – Нам нужно полное признание; возможно, он откроет нам больше, если вы изобразите сочувствие. Я буду записывать каждое его слово. – Постараюсь. Мы с Соломоном проходим внутрь. Филип сидит по-турецки на полу камеры и смотрит на небо в окне. Он не реагирует на нас, когда мы садимся на скамью напротив, зато я получаю возможность разглядеть его. В памяти всплывают обрывки историй, которые Филип рассказывал мне все эти годы: о детстве в нищете, о болезненных разрывах отношений, причину которых он мне так и не объяснил. Вспыльчивость Филипа стоила ему и актерской работы из-за его стремления мстить своим звездным коллегам в тех случаях, когда он считал, будто они отняли у него славу. Почему я не заметила, что он так и не избавился от злобности? После нескольких минут тишины Филип наконец-то заговаривает. – На небе ни облачка. Кажется, этот оттенок называют небесно-голубым, да? – Лазурным, я бы сказал, – отвечает Соломон. – Бирюзовым с налетом желтого. – Может, ты и прав. – Филип облегченно улыбается. – Соломон, мне жаль, что ты вчера получил увечье. Сопутствующий ущерб – это всегда печальный факт. Детектив держит рот на замке. Кажется, он понимает, что молчание – лучший путь к получению информации; мало кто способен выдержать его зияющую пустоту. – Ви, я рад, что ты здесь. Я хотел попросить, чтобы тебя позвали, потому что наши с тобой беседы всегда успокаивали меня. – Филип чуть-чуть поворачивает голову, но все равно не хочет встречаться со мной взглядом. – На мнение всех остальных мне плевать. Ты единственная, кто во всем разобрался. – Тебя выдали вещи из ящиков в твоем письменном столе. Они показали, как много ты скрываешь; не только сигареты, которые иногда покуриваешь, но и свою тоску по театральным ролям. Ты же начинал на сцене, с Ибсена и Чехова, да? – Голливуд сделал из меня типаж. Они брали меня только в романтические комедии, и больше никуда. – Мало у кого хватает таланта, чтобы завоевать «Оскар», как это сделал ты. – Ты всегда была очень добра… Соломон, можно мне поговорить с Ви наедине, в последний раз? – Боюсь, нет. Все должно быть занесено в протокол. Взгляд Филипа все так же устремлен к клочку неба над головой. Похоже, мне предстоит стать его публикой, поэтому я понижаю голос до шепота, как в наших прошлых задушевных беседах. – Бедный ты мой… Ты, наверное, так настрадался… – Ви, это было невыносимо. Я ненавижу себя за все это. – Наконец-то он поворачивается ко мне. – Но я знал, что ты меня поймешь. Я выдавливаю из себя улыбку. – Теперь понятно, почему Хосе так расстроился, да? Он, должно быть, видел, как ты делаешь нечто пугающее или как идешь за Лили до дома… Мальчик просто пытался защитить меня. Краем глаза я вижу Соломона. Он явно страдает от боли; его красивое лицо покрыто испариной, как и прошлой ночью, когда я думала, что он умирает. Соломон проявил исключительную отвагу, и мне хочется помочь ему получить признание. Однако тяжело встречаться взглядом с Филипом, когда во мне кипит гнев.