Пол Коутс берет Лиз за обе руки. Они остаются в таком положении, пока она не вынуждена убрать руку, чтобы достать салфетку. – Я хотела вас кое о чем попросить, – говорит она. – Точнее, показать вам. Это снаружи. В дальнем конце церковного кладбища, где могилы еще хорошо ухожены, под раскидистым тисом стоит высокое надгробье. ДЖЕФФРИ РОПЕР 1954–2007 Любимый муж, отец, дедушка Как рано ты от нас ушел На нижней части камня оставлено пустое место. – Когда мы потеряли его, мы оставляли это место для меня, – говорит Лиз. – Здесь все рассчитано на вторую могилку. Я подумала, а не могли бы мы похоронить здесь Дэнни? Они были такие друзья – водой не разольешь. Знаю, это глупо, но мне нравится мысль, что они будут приглядывать друг за другом. – Это вовсе не глупо, – говорит Пол. – Я считаю, что это замечательно. А с Бэт вы уже говорили об этом? Запрос должен поступить от нее и Марка. Лиз шумно сморкается и качает головой. – Я не хотела делать этого до того, как переговорю с вами. Просто подумала, что, может, это как раз то, что я могу для нее сделать, чтобы снять с нее часть груза. Я знаю, что я бабушка Дэнни, но ведь я еще и ее мать. – Она снова начинает плакать. – Но на самом деле никто ей по-настоящему помочь не сможет, правда? Единственное, что ей нужно, – это как раз то, что она уже никогда не сможет получить. Элли и Харди просматривают в офисе запись камеры видеонаблюдения с парковки на вершине скалы за ту ночь, когда был убит Дэнни. Единственное движение на крупнозернистом экране связано с часами, отсчитывающими секунды в углу кадра. Время течет медленно, и они оба подскакивают, когда в 01:23 ночи на стоянку заезжает автомобиль. Изображение слишком темное и расплывчатое, чтобы можно было различить номер, но фигуру, выбравшуюся из машины, ни с кем не спутаешь. Элли узнает этого человека раньше Харди. Она ведь знакома с ним больше десяти лет. – Он сказал, что был на работе, – шепчет Элли. Что это может означать? Либо Бэт знает, что его там не было, и врет, чтобы покрыть Марка. Либо Бэт ничего не знает, и это Марк врет им всем. В крови у Элли бурлит адреналин, принося с собой скорее смятение, чем какую-то ясность. На экране Марк Латимер, скрестив руки на груди, прислонился к багажнику своей машины. – Он кого-то ждет, – говорит Харди. – Держу пари. Он наклоняется ближе к монитору. Марк вздрагивает, как будто услышал чье-то приближение. Харди в нетерпении сжимает руки. Внезапно экран становится черным. – Где следующая лента? Элли проверяет пакет для улик и находит там только записку. – Очевидно, она у них одна, и они ее все время перезаписывают, чтобы не тратить лишних денег. – Что за фигня! Харди с досады бьет кулаком по столу, а Бродчёрч из-за этой провинциальной грошовой экономии падает в его глазах еще ниже. Элли почему-то стыдно за такое упущение, хотя сама она к этому не имеет ни малейшего отношения. В офис стучат, и в дверях с поясом, обвешанным всевозможными инструментами, возникает Стив Конноли, инженер-связист, который целый день путался у всех под ногами. – Стив Конноли, – нервно представляется он, как будто его имя должно все изменить. – Вы ведь занимаетесь здесь Дэнни Латимером? Это как-то связано с водой. Мне сказали, что это как-то связано с водой. Элли находится достаточно близко к Харди, чтобы почувствовать, как у того повышается температура. – Кто вам это сказал? – спрашивает она. – Я узнал об этом… Я узнал об этом там, откуда я получаю… получаю послания. Внутренние послания. – Ох, ради Бога, кто его сюда впустил? – возмущается Харди, вставая из-за стола. Он примерно вдвое меньше Конноли, но негодование как будто добавляет ему веса. Элли открывает дверь, чтобы выдворить Конноли. – Нет-нет-нет, там говорилось про воду, это важно. – Он поднимает руки, успокаивая ее. – Я должен это вам сказать, он был в лодке. Его посадили в лодку. Зачем – я не знаю. Элли пристально смотрит на него. На медиума, в ее представлении, он не похож. Ну, там дурацкая прическа, цветистая одежда, всякие рунические украшения. Он похож на инженера телефонной компании. Именно это, а еще то, что он сам не понимает, что с ним происходит, и выбивает у нее почву из-под ног. – Кто это вам такое сказал и откуда вы вообще это взяли? – спрашивает она. Конноли непонимающе моргает, глядя на них, словно это было совершенно очевидно из первых его слов. – Дэнни. Элли уже не скрывает своего раздражения. – Это не я так хочу, – возражает он. – Это просто само приходит ко мне. – О, так вы, значит, у нас медиум вынужденный, – говорит Харди. Сказано это самым язвительным и саркастическим тоном – он почти упивается моментом. Конноли обижается. – Вы не хотите меня слушать, очень хорошо, – раздраженно говорит он. – Тут ребенок погиб! – орет Харди, и акцент его усиливается пропорционально громкости крика. – А вы, потакая собственным желаниям, являетесь к нам со всей этой хренью! В комнате за дверью их кабинета все умолкают. У входа появляется Фрэнк, готовый ворваться внутрь. – Уберите его отсюда! – командует Харди, поворачиваясь в кресле к ним спиной. Фрэнк кладет руку на талию Конноли и выводит его из кабинета. Конноли не сопротивляется, только качает головой. Уже на пороге он бросает через плечо еще одну загадку. – Она говорит, что прощает вас, – говорит он Харди. – За тот кулон. Элли видит, что и без того бледная кожа Харди от злости становится совсем белой, и на мгновение по-настоящему пугается, как бы ее босс не потерял над собой контроль. Он остается неподвижным, словно считает про себя до десяти, хотя после ухода Конноли это затягивается дольше необходимого. Затем он, как ни в чем не бывало, возвращается к работе. – Ладно, – говорит он. – Вернемся к реальному расследованию. Давайте выясним, почему Марк Латимер солгал нам насчет того, где был той ночью. Что дальше? В дверях с пачкой бумаг в руках появляется Ниш. – Это профайлы Дэнни из социальных сетей, – говорит он. – Только что с жесткого диска его компьютера. – Третье мая: «Хочу поставить замок у себя в комнате. И выбросить все это дерьмо», – читает вслух Элли. – Двенадцатое мая: «Дорогой папа, помнишь меня? Я тот самый, с кем ты когда-то играл». Снова двенадцатое мая: «Я знаю, что он делает». Элли в растерянности: она никогда не слышала, чтобы Дэнни так говорил. Что он мог иметь в виду? Она поворачивается к Харди, чтобы посмотреть на его реакцию, но он уже схватил свой плащ и стремительно уходит. Она выходит из дверей вслед за ним, еле волоча ноги. Ей очень не хочется этого делать. Но ее уже гложет сомнение, и унять его она может, только поговорив с Марком. 16 Бэт днем и ночью следит за новостями по телевизору, собираясь с духом к моменту, когда там покажут фотографию Дэнни. Она бы в этом никому никогда не призналась – что о ней могут подумать? – но она почти с нетерпением ждет этого, как раньше ждала сына из школы, когда сердце бьется где-то высоко, в районе горла в предвкушении повседневного праздника возвращения ребенка домой. – Как жители Бродчёрча относятся ко всем этим событиям? – спрашивает корреспондент новостей. Марк и Бэт вздрагивают, когда на экране крупным планом появляется лицо преподобного Пола Коутса. – Первое и самое главное – все наши прихожане душой с семьей Латимеров. Бэт вспоминает их разговор на автостоянке перед супермаркетом и чувствует уныние от такого предательства. Зачем Пол делает это? Он сначала должен был спросить у нее. – Понятно, что времена сейчас очень тревожные, но мы верим, что полиция обязательно разберется в том, что произошло. У нас прочная община. Надеюсь, живущие тут люди знают, что святая церковь всегда готова прийти на помощь и оказать любую поддержку в будущем и настоящем, независимо от того, верят они в Бога или нет. Я знаю семью Латимеров достаточно хорошо, и мы сделаем все возможное, чтобы поддержать их в этой ситуации. – Не нужно говорить от нашего имени! – возмущенно кричит Марк. – Его Бог бросил моего мальчика умирать. – Он с силой бьет кулаком о ладонь. – Я не собираюсь ему этого спускать! Он так хлопает входной дверью, что она, качнувшись на петлях, вновь распахивается. Церковь находится рядом, через стадион от их дома. Съемочная группа может все еще быть там. Бэт кричит Питу, чтобы тот бежал следом и удержал его. Сейчас не время показывать всем, на что способен Марк, когда выходит из себя. В памяти возникают неприятные воспоминания о последней такой вспышке: разбитые в кровь костяшки на его кулаках, потом секунды раскаяния, за которыми в их доме надолго повисла напряженная тишина. Они все были напуганы, но больше всех – сам Марк, и с тех пор он вел себя тише воды ниже травы. До самой смерти Дэнни он даже голос ни на кого не повышал.