– Ничего подобного не припоминаю. – Тем не менее это имело место, – не отступал Аллейн, – и, судя по всему, стальное острие было извлечено в кабинете, поскольку именно там мы нашли рукоятку из слоновой кости. Секунду она сидела неподвижно, потом вздернула подбородок и посмотрела прямо на него. – С величайшей неохотой напоминаю вам о присутствии вчера вечером в этом доме мистера Морено. Я полагаю, после обеда он находился в кабинете с моим мужем. У него была возможность не раз туда вернуться. – Согласно расписанию лорда Пастерна, с верностью которого вы все согласились, у него было время приблизительно с без четверти десять до половины одиннадцатого, когда, за исключением Риверы и мистера Эдварда Мэнкса, остальные готовились к выходу наверху. Насколько мне помнится, мистер Мэнкс сказал, что в этот период находился в гостиной. Кстати, незадолго до того он ударил Риверу в ухо. – О! – вырвалось у леди Пастерн негромкое восклицание. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы усвоить эту информацию, и Аллейну подумалось, что она очень ею довольна. Вслух же она произнесла только: – Милый Эдвард так импульсивен. – Полагаю, он был вне себя, поскольку Ривера имел наглость поцеловать мисс Уэйн. Аллейн многое бы отдал, чтобы увидеть мысли леди Пастерн в рамочке над ее головой – подобно подписям на рисунках Трой – или услышать их через спектральные наушники. Значит, тут целых четыре составляющих? Желание, чтобы Мэнкс заботился только о Фелиситэ? Удовлетворение, что Мэнкс поколотил Риверу? Обида, что причиной была не Фелиситэ, а Карлайл? И страх… Страх перед тем, что Мэнкс замешан много серьезнее… Или какой-то еще более глубокий страх? – К сожалению, – сказала она вслух, – он был совершенно невозможной личностью. Уверена, это пустячное происшествие. Милый Эдвард. – Вы когда-нибудь читали журнал под названием «Гармония»? – внезапно спросил Аллейн и был ошарашен ее реакцией. Ее глаза расширились. Она посмотрела на него так, словно он произнес нечто крайне неприличное. – Никогда! – почти выкрикнула она. – Определенно нет. Никогда. – В доме есть один номер. Я думал, возможно… – Пусть слуги его унесут. Полагаю, они как раз такое читают. – Номер я видел в кабинете. Там имеется колонка ответов на письма в редакцию, которую ведет некто называющий себя НФД. – Я его не видела. Подобные журналы меня не интересуют. – Тогда, наверное, нет смысла спрашивать, не подозревали ли вы, что НФД – это Эдвард Мэнкс? Для леди Пастерн немыслимо было вскочить на ноги: один только корсет воспрепятствовал бы подобному упражнению. Но со внушительной энергией и сравнительной быстротой она приобрела стоячее положение, и старший инспектор с изумлением увидел, как ее грудь вздымается, а лицо и шея приобрели цвет вульгарного кирпича. – Impossible![48] – задыхаясь, выкрикнула она. – Никогда! Я никогда в это не поверю. Невыносимое предположение! – Я не вполне понимаю… – начал Аллейн, но она его перекричала: – Возмутительно! Он решительно не способен… – Она обрушила на него град французских эпитетов. – Я не могу обсуждать подобные фантазии. Невероятно! Чудовищно! Клевета! Клевета худшего пошиба! Никогда! – Но почему вы так говорите? Исходя из литературного стиля? Рот леди Пастерн открылся и закрылся снова. Она уставилась на него в полной ярости. – Можно выразиться и так, – выдавила она наконец. – Можно выразиться и так. Определенно. Исходя из стиля. – Однако вы никогда журнал не читали? – Очевидно, это вульгарное издание. Я видела обложку. – Позвольте, – предложил Аллейн, – я вам расскажу, как возникла такая теория. Мне бы очень хотелось, чтобы вы поняли, что основывается она на фактах. Может быть, сядем? Леди Пастерн резко села. Он увидел – и был сбит с толку увиденным, – что она дрожит. Он рассказал про полученное Фелиситэ письмо и показал ей копию, которую напечатал сам. Он напомнил ей про белый цветок в петлице Мэнкса и про то, как переменилась сама Фелиситэ, его увидев. Он объяснил, что Фелиситэ считала, что НФД и Мэнкс одно и то же лицо, и сама в этом призналась. Он сказал, что они обнаружили черновики статей, которые после появлялись на странице НФД, и что эти черновики были отпечатаны на машинке в кабинете. Он напомнил, что Мэнкс три недели жил на Дьюкс-Гейт. Но протяжении всего рассказа она сидела с прямой спиной, поджав губы, и – необъяснимо – буравила взглядом верхний правый ящик письменного стола. Каким-то непостижимым образом он наносил ей один коварный удар за другим, но продолжал, пока не дошел до конца. – Поэтому вам следует признать, что такая возможность по меньшей мере существует. – Вы его спрашивали? – слабым голосом спросила она. – Что он говорит? – Еще нет, но спрошу. Конечно, сам вопрос, является ли он НФД, может оказаться несущественным для нашего расследования. – Несущественным! – воскликнула она, точно предполагать такое было чистейшим безумием. Ее взгляд снова остановился на столе. Она контролировала каждую мышцу своего лица, но на глазах у нее выступили и вдруг потекли по щекам слезы. – Мне очень жаль, – сказал Аллейн, – что я вас расстроил. – Это меня расстраивает, так как я нахожу, что это похоже на правду. Я в некоторой растерянности. Если нет ничего больше… Он тут же встал. – Ничего больше. До свидания, леди Пастерн. Но она окликнула его, не успел он еще дойти до двери. – Минутку. – Да? – Позвольте заверить вас, мистер Аллейн, – сказала она, прижимая к щеке платок, – что мое неразумное поведение не имеет решительно никакого значения. Тут затронуты личные дела. Рассказанное вами не имеет совершенно никакого отношения к вашему расследованию. По сути, оно вообще не имеет значения. – Она набрала в грудь побольше воздуха, но получился то ли вздох, то ли всхлип. – Что до личности того, кто совершил это возмутительное и противозаконное деяние, я имею в виду убийство, а не написание статей, то, уверена, это был человек одного разбора с убитым. Да, определенно, – добавила она почти твердо и с большим пылом. – Одного разбора. Будьте в этом уверены. И, поняв, что его больше не задерживают, Аллейн ушел. IV Спустившись на площадку второго этажа, Аллейн с удивлением услышал звуки рояля, доносившиеся из бального зала. Играли довольно неловко, и по звучанию выходило так, будто быстрая джазовая мелодия приобрела вдруг похоронный настрой. На площадке дежурил сержант Джимсон. Аллейн дернул головой в сторону дверей в бальный зал, которые стояли приотворенные. – Кто играет? – спросил он. – Лорд Пастерн? Кто, дьявол его побери, открыл ту комнату? С видом смущенным и шокированным Джимсон доложил, что ему кажется, это лорд Пастерн. Вид у него был настолько странный, что Аллейн молча прошел мимо него и толкнул двойные двери. Как выяснилось, за роялем с очками на носу сидел инспектор Фокс. Напряженно подавшись вперед, он сосредоточенно считывал рукописные ноты. Лицом к нему по другую сторону рояля стоял лорд Пастерн, который, когда Аллейн вошел, сердито, но ритмично ударял по крышке и кричал: – Нет, нет, мой милый дуралей, совсем не так. Ней-яйо. Бу-бу-бу. Еще раз. – Подняв глаза, он увидел Аллейна. – Эй! Вы играть умеете? Фокс без тени смущения поднялся и снял очки. – Вы-то тут откуда взялись? – вопросил Аллейн. – Мне понадобилось доложить об одной мелочи, сэр, а поскольку вы в тот момент были заняты, я ждал тут. Его светлость искал кого-то, чтобы испробовать свою новую композицию, но, боюсь… – Придется мне позвать кого-то из женщин, – нетерпеливо вмешался лорд Пастерн. – Где Фэ? От этого малого никакого проку. – Я не сидел за пианино с тех пор, как был ребенком, – мягко отозвался Фокс. Лорд Пастерн направился к дверям, но Аллейн его перехватил: – Минутку, сэр. – Без толку донимать меня новыми вопросами! – рявкнул лорд Пастерн. – Я занят. – Если не хотите прокатиться с нами в Ярд, на один придется ответить. Когда вы впервые поняли, что револьвер, представленный нами сразу после убийства Риверы, не тот, который вы заряжали в кабинете и пронесли на сцену? Лорд Пастерн улыбнулся. – Все-таки пронюхали? – заметил он. – Удивительно, как работает наша полиция. – Я все еще хочу знать, когда вы сделали это открытие. – Часов за восемь до вас. – Как только вам показали подмену и вы заметили, что на ней нет инициалов? – Кто рассказал вам про инициалы? Эй! – воскликнул в некотором возбуждении лорд Пастерн. – Вы нашли мою вторую пушку? – Где, по-вашему, ее следует поискать? – Если бы я знал где, мой милый олух, я сам бы ее забрал. Господи, я же знаю цену своему оружию! – То оружие, из которого вы стреляли в Риверу, вы передали Морри Морено, – внезапно вмешался Фокс. – Это не то самое, милорд? То, где имелись инициалы? То, которое вы зарядили в этом доме? То, которое пропало? Лорд Пастерн громко выругался.