– Ей-богу! Точно – вы правы! – возбужденно вскричала она. – Сейчас, подождите минутку. Художница выбрала тонкую кисточку, провела по размазанной краске, на мгновение застыла, словно прицеливаясь, а потом аккуратно чиркнула по холсту: – Вот так? Аллейн ахнул: – Идеально. Теперь уже точно – все. Баста. Можете расслабиться. – Ну хорошо, хорошо. Я и не подозревала, что вы тоже из нашей братии. – Нет, я вовсе не художник. Все дело в моей несносной самоуверенности. Она начала складывать кисти. – Что ж, для непрофессионала вы необычайно наблюдательны. У вас замечательная зрительная память. – Не совсем, – признался Аллейн. – Она у меня скорее синтетическая. Художница вскинула брови: – Вы имеете в виду, что тренировали ее специально? – Да, в силу необходимости. – Зачем? – Хорошая зрительная память – важнейшая составляющая моей профессии. Позвольте, я возьму ваш ящичек. – О, спасибо. Осторожнее с крышкой – она немного запачкана. Было бы жалко испортить такие шикарные брюки. Подержите этюд? – Позвольте, я помогу вам спуститься? – предложил Аллейн. – Благодарю, я справлюсь сама, – отрезала незнакомка, перебрасывая ногу через борт шлюпки. Аллейн осторожно поставил холст перед собой на поручень и пристально вгляделся в него. Темноволосая женщина, спрыгнув на палубу, смотрела на свое творение безразличным взором художника. Аллейн хлопнул себя по лбу. – Господи, да вы же, наверное, Агата Трой! – Да, это я. – Боже, какой я безнадежный тупица! – Почему? – изумилась Агата Трой. – Вы мне как раз здорово помогли. – Спасибо, – сокрушенно покачал головой Аллейн. – Я ведь всего год назад был на вашей персональной выставке в Лондоне. – В самом деле? – с полным отсутствием какой-либо заинтересованности сказала она. – И как я сразу не догадался? Мне кажется, этот этюд чем-то напоминает вашу картину «На стадионе». Вы не находите? – Да, вы правы. – Агата Трой вскинула брови. – У них одинаковая композиция – расходящиеся лучом линии – и схожая цветовая гамма. И одно настроение. Ладно, пойду в каюту переоденусь. – Вы сели на пароход в Суве? – Да. Когда я посмотрела на причал с главной палубы, зрелище настолько меня захватило, что я сразу схватила кисти с красками и примчалась сюда. Она подняла ящичек за ремни, перебросила его через плечо и подхватила этюд. Аллейну вдруг остро захотелось проводить ее. – Позвольте… – вырвалось у него. – Нет, спасибо, – сухо покачала головой Агата Трой. С минуту она постояла, глядя на берега Фиджи. Легкий бриз трепал ее коротко стриженные темные волосы. Аллейн залюбовался изящным профилем художницы. Ему нравилось в ней абсолютно все: ямочки на щеках, тонкие, красиво изогнутые брови, темно-синие глаза. Солнечные лучи золотили оливковую кожу ее лица, а забавная зеленая клякса на щеке придавала ему какую-то особую теплую прелесть. Во всем облике Агаты Трой сквозило внутреннее благородство. Внезапно, прежде чем Аллейн успел отвести взгляд в сторону, она обернулась, и их взгляды встретились. Аллейн словно прирос к палубе. Глядя на ее лицо, медленно розовевшее под его пристальным взором, он вдруг почувствовал, что знает эту женщину давным-давно. Ему казалось, он наперед знает все ее мысли, движения и поступки, слышит интонации ее чистого и строгого голоса. Словно он давно мечтал и думал о ней, а встретил только теперь. Внезапно Аллейн спохватился, что стоит, превратившись в статую. Прелестное лицо Агаты Трой стало пунцовым до корней волос, и она отвернулась. – Простите, – стараясь сохранить ровный тон, проговорил Аллейн. – Я загляделся на зеленое пятно у вас на щеке. Она поспешно провела рукавом по щеке. – Я пошла вниз, – сказала она. Аллейн посторонился, пропуская ее, и снова поразился удивительному ощущению давнего знакомства с этой женщиной. Он по привычке отметил, что от нее пахнет терпентином и краской. – Ну… до свидания, – неуверенно произнесла Агата Трой. Аллейн усмехнулся: – До свидания, мадам. Художница принялась осторожно спускаться по трапу, приподняв непросохший этюд над поручнем. Аллейн отвернулся и закурил сигарету. Внезапно с нижней палубы послышались топот ног и громкие возбужденные голоса. Почти одновременно в ноздри Аллейну ударил аромат красного жасмина. Потом раздался воркующий голос корабельной красотки: – Ох, пардон. Спускайтесь, прошу вас. Сюда, парни, к трапу! Ой, это вы нарисовали? Мозно поглядеть? Я просто балдею от зывописи. Ах, шарман – полюбуйтесь, ребята! Ой, это ведь наш причал! Какая досада, что вы не успели закончить – вот было бы здорово! Смотрите, парни, – узнаете наш причал? Мозет, фотография у кого-нибудь есть? Вообще с худозником на борту надо дерзать ухо востро. Давайте познакомимся, что ли? Это – моя шайка. А меня зовут Вирджиния Ван Маес. – Агата Трой, – донесся голос, который Аллейн с трудом узнал. – Вот, мисс Трой, я как раз собиралась вам рассказать, как Кейли Берт написал мой портрет в Ну-Йорке. Вы знаете Кейли Берта? По-моему, это лучший портретист во всей Америке. Он вечно торчит в Ну-Йорке. Так вот, он просто умирал, так ему хотелось написать мой портрет… Рассказ затянулся. Агата Трой не раскрывала рта. – Наконец он закончил – кстати, платье, в котором я ему позировала, надоело мне до смерти, – и портрет удался на славу. Мой папочка купил его и повесил в гостиной нашего дома в Гонолулу. Некоторые, правда, говорят, что я там совсем на себя не похоза, но мне он нравится! Я, конечно, ни черта не смыслю в искусстве, но точно знаю, что мне нравится, а что – нет. – Это правильно, – послышался голос Агаты Трой. – Послушайте, я бы хотела спуститься к себе. Я еще не распаковала свои вещи. Прошу меня простить… – О, разумеется. Но мы еще увидимся. Кстати, вы не видели тут поблизости нашего душку Аллейна? – Боюсь, что не знаю, кто… – Высокий и тощий, как козлик, но очень милый. Англичанин вроде бы. Ой, я просто тащусь от него. Я тут поспорила с моими ребятами, что не только затащу его на вечеринку с поцелуями, но и непременно заставлю водить. – А я уже заранее распрощался со своими денежками, – прыснул один из юнцов. – Не слушайте их, мисс Трой. Но куда запропастился мой англичанчик? Я ведь только что его здесь видела. – Он, наверное, поднялся на шлюпочную палубу, – предположил кто-то. – Ах, вот вы о ком, – донесся до ушей Аллейна четкий голос Агаты Трой. – Да, он там, наверху. – Вот спасибо! За мной, кодла! – Уррра! – Улю-лю! – Проклятие! – процедил сквозь зубы Аллейн. В следующий миг мисс Ван Маес насела на него, казалось, со всех сторон сразу, хвастаясь, как соорудила себе леи – настоящую гавайскую травяную юбчонку – из фиджийского красного жасмина. Затем принялась пылко уговаривать Аллейна спуститься вместе с ней в бар. – Что тут вообще происходит? – возмущалась она. – У меня уже три часа во рту не было ни капли. Поскакали! – Вирджиния, – сипло произнес один из толпы поклонников. – Ты и так уже назюзюкалась в стельку. – Кто – я? Ха! Ты бы на себя посмотрел! А впрочем – какого рожна! С какой стати я вообще должна просыхать? Так вы идете с нами, мистер Аллейн? – Благодарю покорно, – покачал головой Аллейн. – Вы не поверите, но мне нельзя пить. Врачи запрещают. – Ха, очень остроумно! – Уверяю вас – я не шучу. – Мистер Аллейн, похоже, втюрился в эту даму с картиной, – догадался кто-то. – Как – в эту тощую? С физиономией, заляпанной зеленой краской? Нет, мой мистер Аллейн до такого не опустится. Что он – чокнутый, что ли? И вообще, разве мозет приличная зенщина расхазывать по пароходу в таком виде? А картина? Я, конечно, из везливости ее похвалила, но ведь такую муру и заканчивать не стоит. Подумаешь – причал в Суве! Я лучше открытку куплю. Идемте со мной, великий сыщик. И не томите душу – сказыте, что эта неряха ничего для вас не значит!